Невидимые бои - Иосиф Лоркиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что ж, — устало сказал Воронов, когда закончился допрос, — для начала не так уж плохо. Как находите, товарищ Волосов?
— По-моему, отлично! — несколько восторженно заявил Виктор.
— Ну, радоваться еще рановато, — остудил его пыл Михаил. — Это только самое, самое начало. А вся работа еще впереди. И учтите — кропотливая, трудная, а иногда даже и… нудная.
— Понимаю, — серьезно сказал Волосов.
…Однажды Щелкунова привели на допрос к Полякову. Поняв, что перед ним начальство повыше, вор начал заискивать, клясться: «Я такой человек: засыпался — каюсь». Но ничего серьезного и Полякову он не смог рассказать. Подтвердил только про рацию; вспомнил, что передача сведений по рации считалась первым вариантом, а в случае осложнений группе разрешалось собрать сведения и, спрятав рацию в надежное место, переходить линию фронта в обратном направлении. Это называлось вторым вариантом.
— По этому вариянту Климов и приказал работать, — сказал Щелкунов. — Перед уходом прощался с Зинкой, обещал скоро прийти сам или кого другого прислать.
Подумав, он вспомнил:
— Или в Ольгино, говорил, придет человек, по тому адресу, который тебе даден.
Уже в конце допроса Поляков, как бы между прочим, спросил, кого Щелкунов знает среди сотрудников абвера и их пособников.
Афанасий охотно назвал Мюллера, Эрлиха и еще некоторых немцев, не забыл «первого среди русских» — некоего Федора. В числе близких к Эрлиху лиц Щелкунов упомянул имя Александрова.
— Вот эти двое — Федор и Александров — в ба-альшом доверии у немцев ходят. — И он рассказал о них все, что знал.
Поляков слушал Щелкунова будто бы безразлично, но если бы знал Щелкунов, как интересовала чекиста судьба Александрова!
Щелкунова увели в камеру, а Поляков вызвал к себе Морозова и Воронова.
— Срочно составьте план работы по группе Климова — Николаева — Гриднева, — распорядился он. — Буду докладывать Военному Совету фронта. Учтите: товарищ Кузнецов особо интересуется вопросом борьбы с подобными группами.
Поляков встал из-за стола. Но Морозов и Воронов не уходили. Они хорошо знали своего начальника и понимали — разговор еще не окончен.
Александр Семенович устало, рассеянно прошелся по кабинету, взглянул на сидевших чекистов и вдруг улыбнулся.
— Ну, чего ждете?
Они молчали.
— Ладно, скажу. Есть сведения: Александрова — «Неву» — хорошо приняли. Принял Эрлих. Назначил переводчиком, допустил к секретным материалам по Ленинграду.
Имя Эрлиха немало говорило чекистам. Опытный разведчик, в прошлом один из ближайших сотрудников полковника генштаба Вунтрока, Эрлих считался энергичным, неглупым и проницательным врагом. Он наверняка тщательно проверял Александрова. И если все-таки после проверки допустил к документам, значит…
Значит, не напрасны были их бессонные ночи и утомительные трудные дни. И раньше наши разведчики засылались в тыл врага, но в разведшколу, в «святая святых»… Такой опаснейший и трудный опыт был проделан впервые.
Поэтому Александрова друзья готовили особо тщательно. Морозов сам выбрал этого человека, выбрал его за ум, за неустрашимость, за суровую, настоящую любовь к Родине.
Александров окончил исторический факультет Ленинградского университета, хорошо владел немецким языком, недурно знал историю и литературу Германии — все это было большими достоинствами для разведчика. «Обыграли» чекисты также и то, что отец разведчика скончался в 1937 году в командировке за Полярным кругом. На этом основании была создана легенда, что он был репрессирован органами Советской власти. А это всегда было приманкой для фашистов, как же — сын репрессированного!
Не один раз Поляков, Морозов, Воронов отрабатывали с «Невой» первый допрос разведчика во вражеском тылу:
— Почему вы перешли к нам?
— Я всегда ненавидел Советскую власть; ГПУ репрессировало моего отца.
— За что?
— За то, что он — выходец из Латвии.
— Но вы же воевали против нас?
— А что было делать? Заставили! Но при первой возможности я перешел… Я не верю в победу Советов, — говорил он устало, а потом вдруг резко выкрикивал:
— К черту! Чем скорее вы расколошматите их — тем лучше. Надоело!
…На ту сторону Александрова вывели благополучно. Прошла разведка боем, и один советский солдат «сдался» противнику. До сегодняшнего дня о нем сведений не было. За него волновались. Он вступил в опасную игру с агентами абвера. Сумеет ли историк, которого только война сделала разведчиком, перехитрить опытных профессионалов? Кто возьмет верх — контрразведка Ленинградского фронта или абвер группы армий «Норд»? От этого зависело многое.
— Эх, и пожар бы сейчас ему руку, — сказал Морозов Воронову, когда они ушли от Полякова.
— Да, нелегко ему сейчас, — покачал головой Воронов. — Нелегко…
Глава 4
В кабинете начальника контрразведки обсуждалось положение, создавшееся после того, как была обезврежена вторая шпионская группа — группа Климова.
— В Ольгино ездил дважды, — говорил Волосов. — Никакого Федора Даниловича там нет. Более того, человека с таким именем в поселковом Совете не знают уже лет тридцать.
— По Большой Пушкарской не прописаны Климовы, — сообщил Воронов. — Была, правда, одна семья Климовых, но последние ее представители похоронены на Серафимовском кладбище в тридцатом году. Других Климовых нет.
— На Шестой Советской Николаевы не проживают. — Это доложил подчиненный Воронову лейтенант Голов.
Казалось, все три нити были оборваны.
— Есть одна ниточка, — вдруг, вспомнив что-то, сказал Воронов. — В квартире на Пушкарской должен работать телефон.
Поляков удивленно посмотрел на Воронова.
— Да, да, Александр Семенович. Щелкунов показывал, что он говорил с Николаевым по телефону. Но ведь личные телефоны отключены. Значит, этот по особому списку. Может быть, поискать здесь? Кроме того, и Николаев откуда-то звонил Щелкунову. Значит, тоже где-то использовал неотключенный телефон.
— Что ж, это мысль, — сказал Поляков одобрительно. — Проверьте все работающие телефоны на Пушкарской. И серьезно ищите явку Николаева — ясно, что он мог звонить только оттуда. Ну а что еще говорит Щелкунов?
— Что он может сказать? — Воронов неопределенно пожал плечами. — «Мое дело — рассказать, как было, а вы, начальнички, уж сыщите, как знаете» — вот и все, что из него вытянешь.
— Лживый ворюга! — вырвалось у Волосова.
— Почему лживый? — недовольно нахмурился Поляков. — Торопитесь, Волосов. Вы задумались, например, зачем они сначала взяли его на задание, а потом держали целыми днями взаперти?
— Н-не знаю… А он и правда сидел на квартире?
— Правда, сидел. — Поляков отвечал непривычно резко. — Это «боевик», уголовник… Если бы им потребовалось убить кого-нибудь, ограбить, взломать квартиру — вот тогда бы извлекли на такое дело Щелкунова. Но открывать такому «боевику» явку или настоящую фамилию агента никто не станет. И поэтому все у нас скверно, очень скверно! Одно хорошо — засады мы правильно расставили, перехватили группу. А все остальное? Выход шпионов в город прошляпили, живыми их взять не смогли. Где рация, какое у них было задание — неизвестно. С кем они связаны в городе? Тоже не знаем. Наконец, самое досадное: даже фамилий их не смогли установить, хотя они жители города…
Зазвонил синий телефон, стоявший отдельно от других. Пока Александр Семенович снимал трубку, Воронов подсунул Морозову записку: «Не такой он сегодня, как всегда. И так-то худо, а он все жару поддает».
Морозов черкнул несколько слов и отодвинул бумажку обратно. Воронов прочитал: «Попадает-то не меньше, чем нам».
Они оба поглядели на Полякова. По тому, как начальник фронтовой контрразведки молчаливо кивал или коротко бросал в трубку: «Понял… понятно», было ясно, что звонит кто-то из высшего начальства. Видимо, из Москвы. И разговор, кажется, был не из приятных. Александр Семенович нервно мял в руках недокуренную папиросу. Наконец, дождавшись паузы в речи собеседника, вставил:
— Разрешите изложить нашу точку зрения… Если на тысячу бойцов обнаружилось трое или даже пятеро изменников, неужели из-за этих подлецов не верить всем? В «Неве» мы уверены. Почему молчит? Видимо, не так просто наладить связь. Но кое-какие сведения о нем уже есть. Нет, я считаю, что нам каждый наш человек дорог…
Его, видимо, резко оборвали. Однако, выслушав гневный разнос, Поляков настойчиво продолжал:
— Это не только мнение контрразведки. Должен доложить, что так считает весь Военный Совет. Это просили сообщить вам товарищи Кузнецов и Штыков.
Последние слова, кажется, произвели впечатление: Военный Совет Ленинградского фронта пользовался большим авторитетом. На том конце провода положили трубку…