Инженер и Княгиня - Анатолий Н. Патман

«друг детства» с парой дружков ещё на первое мая пытался напоить Ингу и некоторых других девиц из её окружения возбуждающей гадостью, если честно, чтобы изнасиловать. Ведь девушка до того не только на меня, но и на него внимания не обращала. Да, после такой подлости он мог добиться её и даже жениться. Хотя, скорее, как раз этого и хотел? Возможно, Инга бы и смирилась? Но я вдруг сорвал их подлые планы. Подонки, а кто ещё, попытались избить меня, но мне удалось отбиться и на время вывести из строя и их самих. Ну а дальше, нежданно для меня и больше неё, она досталась мне! И, в конце концов, после пары с лишним месяцев моих страданий и её метаний, Инга сама решилась выйти за меня замуж! Хотя, я-то женился на ней по любви, но она, тем более, уже и беременная, как сама сказала, от меня, явно не увидела другого выхода. Моя жена меня, честно говоря, с самого начала, и сейчас тоже, не любила. У нас получился своеобразный договорный брак. Много чего у нас с ней за короткую совместную жизнь случилось — и хорошего, а в конце и плохого. Хоть я сильно надеялся, что у нас всё сложится, но, похоже, ничего не получилось. Конечно, мы крепко поссорились, и я решил переселиться сюда. Но меня завод сразу же отправил в командировку в Венгрию. Вернулся, и опять к ней!

Я не выдержал, подошёл и нежно обнял Ингу!

— Инга, прости меня, пожалуйста! Я вынужден признаться, что очень соскучился по тебе! У меня не получилось разлюбить тебя.

Хотя, наверное, всё-таки жена? Пока мы с ней официально не разошлись. Ещё и венчанные в Никольском морском соборе. Как бы ничего не значит, но тоже учитывать приходится. И моя жена, хоть и не совсем верная мне, не отстранилась, а, наоборот, сама прижалась ко мне теснее. От неё веяло теплом и пахло семейным уютом…

— Ну, так, Слава, и я соскучилась. Ушёл, и с концами… Ладно, что с первого отдела сразу же сообщили, что тебя направили в Венгрию. И что ты там делал? А то уже разные слухи разлетелись. Будто ты и на венгерском телевидении выступить успел.

Да, у Инги звонкий и красивый голос. Не у каждой эстрадной дивы такой имеется. Не говоря уже о многих других её достоинствах! И французский, и английский языки знает, начитанная, и в музыке разбирается, хорошо готовит и шьёт! Но недостатков у неё ещё больше! И высокомерная, а порой и легкомысленная… Но, главное, меня не любит, и с самого начала наших отношений дала мне много поводов для подозрений в её неверности. Конечно, не пойман, не вор, и сама не раз заверяла, что ни с кем мне не изменяла, но моё доверие к ней уже сильно пошатнулось…

Но пока у нас вполне нежная встреча. Хотя, и распространяться перед Ингой о своих делах мне не хотелось. Всё же у нас уже не те прежние нежные отношения. И она не тот человек, которой можно доверять… Я и не доверяю. Отступилась. Пока не докажет…

И когда только успели разные слухи обо мне распространиться? Вроде, и не тот человек, достойный внимания? Но, наверное, есть ко мне интерес? Хотя, уже неделя после интервью прошла. Наверняка в «голосах» всё передали… Ладно, не важно.

— Было дело, Инга. Но я выступал не на самом телевидении. Передачу сняли в нашем военном городке при заводе. Я там им немного своей музыки показал и рассказал о себе. Прости, но теперь весь Запад будет знать, что у нас с тобой напряжённые отношения.

Да, неплохо я отметился в Венгрии! И концерты в военном городке, и интервью венгерскому телевидению дал, и новую партию инструментальной музыки и разных песен с немцами из «PolyGram Records», крупной немецкой звукозаписывающей компании, записал, так и иностранных шпионов разоблачил и с ними ещё и подрался… Да, и во время интервью признался, что с Ингой у нас разлад, и оттого сочинил одну милую песню на французском языке…

— Ничего страшного. Запад далеко. А вот в Ленинграде все так быстро и нежданно для меня узнали, что ты бросил меня. Но я уже на другой день ушла в декрет, поэтому мне не докучают. Никуда не хожу, только в магазин за продуктами. А соседи здесь ко мне уже привыкли. Так одна комната пока и пустой стоит. Забрали их — и мужа, и жену. Похоже, не скоро вернутся?

Да, крупно попали Сергей Вешняков и его жена малышка Ольга, оба инженеры нашего завода и такие же молодые специалисты, как мы, но закончившие Ленинградский государственный университет. Но иного ожидать и не стоило. Нынче в СССР валюта и фарцовкаодни из самых опасных преступлений. Как Инга говорила, могут и расстрелять. Хотя, никого не жаль. Спекулянты…

— Между прочим, Инга, на другой день после нашей ссоры мы с Петром и Самсоном, и их жёнами вечером пошли в «Кавказский», и им, и без моего рассказа, было уже всё известно. И особисту на работе тоже. Он и о моём выступлении в ресторане всё знал. Так что, за нами следят. А почему ты здесь?

К сожалению, так и было. Наши с Ингой общие приятели, хотя, не особо близкие, Пётр Глухов с женой Полиной и Самсон Приведин с Анфисой, как мы знали, как бы журналисты из ленинградских редакций «Комсомольской правды» и «Труда», но на самом деле все служащие в КГБ, не особо удивились нашей ссоре. Хотя, до похода в ресторан я с ними не общался. И особист упрекнул меня из-за слов в «Клёво», исполненной лишь накануне, и поздно вечером.

— Пару недель назад нежданно приехала твоя сестра Анна, и с детьми. Насовсем. Бросил их муж и отец! Как она сказала, ушёл к другой, более молодой и без детей. — Вот этого я никак не ожидал! Хоть сам и сбежал в общежитие, но Инга-то осталась на квартире моей тёти Светланы Никитичны Павловой, старшей сестры отца. Два года назад она овдовела, а летом, через месяц после моей женитьбы на Инге, вышла замуж за музыкального редактора Ленинградского радио Ипполита Валерьяновича Фонвизина. Кстати, и фамилию поменяла на мужнину. А её две дочери, Анна и Инна, жили в Москве со своими семьями. Вот теперь старшая, надо же, разругалась со своим мужем Дмитрием Крыловым и вернулась к матери. А ведь у неё сыну Борису лишь семь лет, и дочке Вере — три! И явно и работу бросила, и московское жильё, раз они жили в квартире родителей мужа, потеряла. Хотя, двоюродные сёстры не очень-то и признавали меня. — Хотя, все вы, мужчины, сволочи! И ты, Слава, не лучше! Уж сколько раз оскорблял меня. Теперь, наверное, ославил и на весь Запад? Скажи, и что ты там на меня вылил?

Вот это мне сильно не понравилось! Не успел приехать, а Инга, хоть сама и виновата, уже мне претензии выставляет? Хотя, я сейчас с ней ничего обсуждать не буду. Ругаться просто не хочется. Тем более, и сильно подустал с дороги. Ведь только утром находился за границей, в Венгрии, в небольшом городке Секешфехервар, в советском военном гарнизоне. А после полудня, после завершения всех дел, меня тут же отвезли на военный аэродром, посадили на военно-транспортный «Ан-24» и отправили домой. Да, вообще без всяких виз, как военный груз. Хотя, самолёт опять прибыл на военный аэродром и, раз со мной было отправлено много разной документации для родного Кировского завода, меня отвезли на завод. Подарки — синтезатор и пару сумок — одну с вином и едой, а другую с разными шмотками из-за бугра, я оставил в отделе главного металлурга, где числился инженером-технологом. А в общежитие прихватил ещё пару сумок — тоже немного вина, венгерские деликатесы, и опять вещи, в том числе и женские. Просто всучили в военном гарнизоне, и всё. Сам начальник, полковник Саблин Николай Трофимович, как оказалось, боевой товарищ моего отца Репнина Василия Никитича, и другие офицеры подарили. Сдружился я там со многими, особенно с капитаном Алексеем Кротовым. И в Будапеште вместе с ним нехило отметились. Хороший и надёжный товарищ. А полковник в Великую Отечественную войну был майором и командиром батальона ИС-2, а мой отец — капитаном и командиром роты в его батальоне. Я сам не собирался привозить ничего такого. Многое должно подойти и Инге.

— Нет, Инга, ничего такого. Просто признался, что поссорились, оттого сочинил песню, пусть и на французском языке. «Если б не было тебя» называется. И, вообще, не приставай ко мне разными глупостями! Так любимого мужа не встречают! Хотя, ты же меня не любишь! Как сама сказала, я для тебя чужой! Так что, остынь! Давай позже поговорим. Устал, как собака! — У Инги глаза свернули зло, но, похоже, сразу всё обострять она не решилась. И не любила, и сама же «чужим» назвала. Чего тут обижаться? —