Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

Молодая женщина быстро надела блузку из хлопчатобумажной ткани, но застегиваться не стала — просто накинула поверх шаль.

«Кто бы это мог быть? — недоумевала она. — Если это Анетта опять пришла за сахаром, я выскажу ей все, что думаю!»

Анетта Дюпре, тридцатидвухлетняя мать четверых детей, без зазрения совести пользовалась запасами своих соседей. Поэтому, когда Элизабет открыла дверь, виду нее был нерадостный.

На пороге стояла сестра Люсия в присыпанной снегом накидке. Увидев под капюшоном накидки белый монашеский покров, молодая женщина вздохнула с облегчением.

— Входите, сестра, прошу вас! Что заставило вас выйти в такую непогоду?

— О, это еще не непогода, — отозвалась монахиня. Она остановилась на пороге, оббивая снег с тяжелых башмаков. — Снег все же лучше, чем мороз, от которого кровь стынет в жилах. Да что там кровь — мозги замерзают!

Сестра Люсия украдкой посматривала по сторонам. До сих пор ей не представлялось случая побывать в доме у кого-нибудь из местных жителей. Белые стены, светло-коричневые плинтусы — все было безупречно. Пол из широких, крашенных желтой краской досок пахнул воском.

— У нас большое несчастье, мадам Маруа! — сказала монахиня, любуясь окаймленными кружевом льняными шторами.

— В монастыре? — удивилась Элизабет.

— Да! У своих дверей мы нашли годовалую крошку, завернутую в меховые шкурки. Бедная девочка очень больна. Мать-настоятельница послала меня за кюре Бордеро, чтобы он совершил над ней соборование. Это таинство творит чудеса! Но нам нужна еще и одежда, поэтому сестра Аполлония подумала о вас. Ведь ваш сын всего на полгода старше этой малышки. Хорошо, если бы нашлось и несколько пеленок…

— Конечно, конечно! — воскликнула молодая женщина. — Бедная девочка! Я принесу все, что нужно. Вещи наверху, в комнате Симона. Присаживайтесь, сестра!

Элизабет повернулась к гостье спиной и стала застегивать блузку, пытаясь в то же время вспомнить имена четырех монахинь.

«Значит так… Сестра Аполлония — это настоятельница, она носит очки и преподает в старших классах. Сестру-хозяйку зовут Викторианна, она занимается с малышами. Еще есть эта красивая девушка, сестра Мария Магдалина, у нее ангельская улыбка. Значит, в гостях у меня четвертая, сестра… сестра…»

Вспомнить имя никак не получалось. Но через мгновение эта забота отошла на задний план — когда сестра Люсия взволнованно сказала:

— Мы боимся, что это оспа! Ребенок весь горит, и по всему тельцу красные пятна!

Элизабет невольно отшатнулась, стукнувшись о буфет. Меньше всего ей хотелось заразиться такой страшной болезнью. Еще больше она испугалась за сына.

— Оспа ведь очень заразна, сестра! — испуганно пробормотала она. — Вашу школу нужно закрыть!

— Первое, что нужно, — это молиться, — наставительно проговорила монахиня.

«Бог мой, неужели она не понимает? — думала Элизабет, торопливо поднимаясь на второй этаж. — Я верю в Бога, но молитвами оспу не вылечишь!»

Все дома, в которых жили рабочие целлюлозной фабрики, были построены по одному проекту. На первом этаже кухня и гостиная, на втором — две спальни, разделенные коридором. В тридцати футах от дома семьи Маруа стоял точно такой же дом. Там-то и жила достопочтенная Анетта Дюпре.

— Жозеф, проснись, это важно! — позвала женщина, тормоша мужа.

Приоткрыв глаза, он откинул простынь и шерстяное одеяло. Месье Маруа, красивый двадцативосьмилетний мужчина, гордился своей супругой и в семейной обстановке ласково звал ее «Бетти». Он сел в постели и протер глаза. Его темные волосы были взъерошены. Под майкой виднелись развитые мускулы.

— Жозеф, монахини взяли к себе больную оспой малышку. Ужасно, если болезнь пойдет дальше. Наш Симон может умереть или остаться изуродованным до конца жизни!

— Откуда ты знаешь? — сердито спросил он.

— К нам только что пришла монахиня и попросила одежду для ребенка. Девочку оставили у них на пороге. Жозеф, мне страшно.

Элизабет включила лампу в изголовье кровати. Золотистый свет упал на ее красивые кудри. Муж поцеловал ее в губы и погладил по щеке.

— Не переживай напрасно. Кюре все уладит! Когда ребята на фабрике узнают новость, разговоров будет! Бетти, дай монахине то, что она хочет, а потом никому не открывай дверь.

— Как это? — пробормотала изумленная Элизабет. — А кто утром подоит корову и покормит кур?

— Ты выйдешь с заднего хода и не пойдешь дальше нашего двора, договорились? Если тебе что-нибудь понадобится, я сам схожу в магазин.

Женщина кивнула, соглашаясь. Она все еще не могла понять, каким образом эти меры предосторожности могут защитить их от заражения оспой.

— Ты ведь тоже можешь заразиться! — выпалила она.

— Мужчины крепче женщин, Бетти, — отрезал муж.

Жозеф потянулся. Было бы хорошо полежать в постели еще часок или два, но он встал и начал одеваться. Элизабет же на цыпочках вошла в комнату сына. Симон мирно спал в своей небесно-голубой деревянной кроватке, которую смастерил для него своими руками отец.

— Мое сокровище, моя крошка! — нежно пробормотала женщина, склоняясь над мальчиком.

Она быстро собрала ворох одежды, пригодной для годовалого ребенка. Не без сожаления (ведь она старательно сшила их сама) вынула из шкафа шесть двуслойных пеленок — с одной стороны хлопчатобумажных, с другой — махровых.

Сестра Люсия вежливо поблагодарила хозяйку. Она робела в присутствии Жозефа — крепкого парня шести футов роста, посматривавшего на нее не слишком дружелюбно. Месье Маруа спустился раньше жены и поздоровался с монахиней на расстоянии. Пытаясь быть вежливой, та заговорила первой:

— Я слышала, как наш мэр рассказывал о вас, месье Маруа! В прошлом году вы выиграли конкурс на самый красивый сад, не правда ли? Мне очень хочется увидеть Валь-Жальбер в летнем наряде, в цветах и листьях! Должно быть, это прекрасное зрелище!

— Хм… Если наши дети умрут от оспы, вряд ли кто-то станет заниматься садоводством.

Монахиня не нашла слов для ответа. Дом семьи Маруа она покинула с тяжелым чувством. Слова Жозефа камнем легли на сердце. Он был прав. Она направилась к дому священника. Как и сестра Мария Магдалина, она не стала надевать снегоступы. Снег скрипел под ногами.

— Бог мой, а мороз-то усиливается!

Она перешла через улицу Сен-Жорж, то и дело поглядывая на крест над церковной колокольней. Ладный домик священника построили рядом с красивой, внушительных размеров деревянной церковью.

Отец Альфонс Бордеро[3] с замечательным усердием заботился о своих прихожанах. Когда кто-то из них нуждался в его услугах, святой отец готов был пожертвовать своим покоем и отдыхом. Отец Бордеро был первым кюре поселка. Пять лет назад, в октябре 1911 года, население Валь-Жальбера радушно приветствовало вновь прибывшего, предоставив в его распоряжение новенькую церковь. До этого события службы проходили в скромной часовне, возведенной напротив здания фабрики несколькими годами ранее.

Монахиня вздохнула с облегчением, заметив свет в окне, и постучала.

— Сестра Люсия! Что случилось? — обеспокоенно спросил кюре, приглашая ее войти.

Монахиня в нескольких словах рассказала о случившемся.

Недавно открытая монастырская школа могла превратиться в рассадник опасной болезни. Мысль о карантине напрашивалась сама собой. Об этом думал кюре Бордеро, переступая школьный порог. Он делал все возможное для того, чтобы жизнь в Валь-Жальбере протекала мирно и безмятежно. Именно поэтому кандидаты на трудоустройство проходили жесткую процедуру отбора. Ни фабрике, ни образцовому поселку, построенному по задумке основателя фабрики месье Дамаза Жальбера, не нужны были пьяницы и неблагонадежные типы. Желающих получить работу в Валь-Жальбере становилось все больше, и всем им требовалось жилье. Будущим летом в поселке планировалось построить новые дома. Поговаривали даже о том, чтобы сделать третью улицу, а потом и четвертую. Их якобы уже внесли в земельный кадастр…

— Известно ли вам, сестра, — сказал он вдруг, — что вторая улица поселка, улица Сен-Жозеф, была проложена в тысяча девятьсот тринадцатом — в том самом году, когда месье Дюбюк, директор компании, переименовал водопад Уиатшуан в честь основателя фабрики месье Жальбера? Наш муниципалитет процветает, фабрика обеспечивает своим работникам достойную жизнь. Если начнется эпидемия, это будет для всех большим несчастьем. Помолимся же о том, чтобы наши опасения не оправдались!

— Я молюсь, отче, все время молюсь…

Мать-настоятельница за это время ни разу не встала со своего стула. Ребенок дремал у нее на руках. Кюре она приветствовала, прикрыв веки.

— Спасибо, что пришли, святой отец! — сказала она. — Какая жалость, что в таком благополучном и цивилизованном поселке, как наш, нет своего доктора! У малышки сильный жар. Я опасаюсь худшего.