Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы понять тетю Шаиму, надо было очень хорошо ее знать. Я хочу сказать — чтобы по-настоящему понять ее! Она легко могла оттолкнуть тех, кто не подозревал, что ее сердце полно самых добрых намерений. Ее манеры были лишены даже намека на обходительность. Резкая в суждениях, острая на язык, она слушала собеседника, недоверчиво прищурив глаза и склонив голову набок. Однако, узнав, что порой приходилось выслушивать тете Шаиме не только от посторонних людей, но даже от собственных родственников, любой перестал бы обращать внимание на ее маленькие странности.
Ее карманы всегда были полны конфет. Папа-джан иногда саркастически замечал, что карманы Шаимы — все, что есть приятного у этой несносной женщины. Поэтому, когда тетя приходила к нам, мы с сестрами, не желая раздражать отца, демонстрировали напускное спокойствие, хотя на самом деле сгорали от нетерпения, ожидая, пока она войдет в комнату, усядется возле стола и наконец зашуршит фантиками, доставая принесенные гостинцы.
— Силы небесные, Шаима, ты избалуешь девочек! — восклицал папа-джан. — И где ты только берешь эти конфеты? По нынешним временам они, должно быть, недешевы.
— Не командуй чужим ослом, — мгновенно парировала тетя. Это была еще одна особенность тети Шаимы — она лихо использовала старинные афганские поговорки, что делало беседу такой же витиеватой, как ее позвоночник.
Сегодня тетя Шаима пришла в гости, как раз когда я вернулась с рынка. Раздав конфеты, тетя велела нам возвращаться к школьным заданиям.
— Мы уже все сделали, тетя Шаима-джан, — выпалила я, — мы все утро просидели над учебниками.
— Все утро? — Тетя Шаима нахмурилась. — Разве вы сегодня не ходили в школу?
— Нет, тетя Шаима, мы больше не ходим в школу, — вдруг подала голос Шахла, прекрасно понимая, что бросает зажженную спичку в кучу сухого хвороста.
— Что это значит, Раиса? — Тетя Шаима грозно уставилась на маму-джан. — Почему девочки не ходят в школу?
Мама-джан перестала разливать чай и, неохотно подняв голову, взглянула на тетю.
— Нам снова пришлось забрать их из школы.
— Святые небеса, какую нелепицу вы придумали на этот раз? Их на улице облаяла собака?
— Нет, Шаима. Поверь, я и сама за то, чтобы девочки ходили в школу. Но дело в том, что они постоянно попадают в разные некрасивые истории. Ты же знаешь этих уличных мальчишек. И конечно же, их отец не желает, чтобы дочери становились мишенью для насмешек. Арифа тоже можно понять. Еще и года не прошло, как девочкам разрешили выходить на улицу без сопровождения взрослых. Возможно, пока слишком рано отправлять их в школу.
— Рано?! А как насчет «слишком поздно»?! Да они давным-давно должны были начать учиться. Ты только представь, сколько они уже пропустили. И как, по-твоему, девочки нагонят пропущенное, если вы снова заперли их дома? И что они у вас тут делают — скребут полы и моют посуду? Ты уж поверь мне, на улицах всегда найдется достаточно идиотов, которые станут отпускать дурацкие шуточки и бросать нахальные взгляды. Но если вы замуруете дочерей в четырех стенах, то будете не лучше талибов, которые вообще закрывают школы.
Шахла и Парвин обменялись быстрыми взглядами.
— Ну и что мне делать? — слабо возразила мама-джан. — Двоюродная сестра Арифа Хесиб сказала ему, что…
— Хесиб? А, эта слабоумная сплетница, у которой рот шире, чем колея от русского танка? Ну, знаешь, сестра, никак не ожидала, что ты станешь слушать этакую ведьму.
Мама-джан тяжело вздохнула и потерла виски пальцами.
— Тогда дождись, пока Ариф вернется с работы, и сама скажи ему, что, по-твоему, мы должны делать.
— А разве я сказала, что собираюсь уходить? — холодно поинтересовалась тетя Шаима и, поправив подушку, подложенную под искривленную спину, уселась поудобнее.
Мы с сестрами затаили дыхание. Все прекрасно знали, что папа-джан ненавидит, когда тетя Шаима вмешивается в наши семейные дела, и что в подобных ситуациях он становится почти таким же нетерпимым и резким, как его оппонентка.
— Ариф, ты тупой осел, если действительно считаешь, что девочкам лучше гнить тут, за закрытыми дверьми, а не ходить в школу, где их научат хоть чему-то, что пригодится в жизни.
— Проклятье, Шаима, убирайся из моего дома! Я здесь хозяин, и это мои дочери. И я не потерплю, чтобы какая-то кривобокая калека диктовала мне, что я должен делать! — выкрикнул папа-джан.
Тетя Шаима и бровью не повела.
— А меж тем кривобокая калека знает, как сберечь твою дурацкую гордость и в то же время сделать так, чтобы девочки снова ходили в школу…
— Можешь не продолжать. Вон отсюда, я не желаю больше видеть твою физиономию. Раиса, — рявкнул отец, оборачиваясь к маме-джан, — где мой ужин?
— Что ты предлагаешь, Шаима? — с интересом спросила мама-джан.
Она безмерно уважала старшую сестру, к тому же мы прекрасно знали, что чаще всего советы тети Шаимы оказывались верными. Мама-джан торопливо положила на тарелку тушеные овощи и поставила ее на стол. Но папа-джан даже не шелохнулся: он стоял у окна, повернувшись ко всем спиной и невидяще уставившись на улицу.
— Раиса, помнишь историю, которую нам рассказывала бабушка? О нашей прапрапрабабушке Шекибе?
— О да, еще бы! Но при чем здесь она?
— Шекиба никогда не останавливалась перед трудностями. Она продолжала свой путь, и он привел ее во дворец эмира.
— Эмир! — Папа-джан саркастично хмыкнул. — Твои безумные истории раз от раза становятся все более безумными. Стоит тебе только открыть свой мерзкий рот, и мир узнает очередную байку.
Тетя Шаима пропустила мимо ушей оскорбительный комментарий. Ей доводилось слышать вещи и похуже.
— Девочкам нужен брат, — решительно заявила тетя Шаима.
Мама-джан отвела глаза в сторону и вздохнула. Ее неспособность зачать сына стала больной темой для нашей семьи с того самого момента, как родилась Шахла — старшая из дочерей. И конечно же, у мамы не было ни малейшего желания, чтобы ее позор в очередной раз превратился в предмет обсуждения.
— И ты пришла сказать нам об этом? — Папа-джан резко повернулся от окна и уставился на тетю Шаиму. — Что нам нужен сын? Можно подумать, сам бы я не догадался! Да если бы твоя сестра была хорошей женой, возможно, сейчас у нас был бы сын, и не один.
— Прекрати свою трескотню, помолчи и дай мне закончить, — оборвала отца тетя
