Понимать фантастику - Георгий Гуревич

Как видите, целый список. Можно свести его в таблицу или же, как я сделал в своей книге "Карта Страны Фантазий", изобразить на карте-схеме, располагая близкие разделы фантастики по соседству, а противоположные разделяя горными хребтами. Впрочем, дело не в таблице и не в карте. Суть в том, что под единым именем фантастики объединены разнообразные и даже противостоящие друг другу разновидности литературы с различными задачами, разной системой условностей и требований.

И сколько же лишних переживаний доставили нам критики, не признающие этого разнообразия, требующие мечту в сатире и ищущие сатиру в мечте! Сколько лишних трудностей внесло буквальное понимание прилагательного "научная" в названии научной фантастики! Ведь даже крупнейшего ученого академика Обручева - осуждали за ненаучность его романов. В "Плутонии" одном из самых известных романов, постоянно переиздающемся по сей день, Обручев задался целью занимательно рассказать о доисторических животных, изобразив встречу современных людей с вымершими мамонтами, саблезубыми тиграми, бронтозаврами. Но где могла бы произойти такая встреча? Обручев припоминает устаревшую, отвергнутую наукой гипотезу о том, что Земля наша пустотелая. Во внутренней пустоте могли бы сохраниться ящеры и всякие индрикотерии. Пустота эта - условность, более или менее правдоподобное место действия. Ведь никакая чужая планета не могла бы заменить Землю в данной теме. На других планетах едва ли могут быть именно такие животные, как на Земле.

Условное место действия! Однако нашлись возмущенные любители точности, которые принялись объяснять академику, что никакой пустоты в земном шаре нет.

Голубая мечта любого автора: "Поймите мой замысел, оцените, как я его выполнил, удалось ли мне главное? Не навязывайте мне своих добавочных требований, имеющих боковое отношение к моему замыслу!"

Фантастика особенно чувствительна к такому уважительно-внимательному подходу, потому что вся она переполнена условностями, и то, что условно в одной разновидности, в другой - не условность, а основное содержание.

Разбору разновидностей фантастики я посвятил целую книгу, упоминавшуюся "Карту Страны Фантазий". В каждой разновидности есть свое главное, свои характерные герои, свои типичные сюжеты, свои достоинства и свои - приходится мириться - натяжки. Но в этой статье разобрать десяток разновидностей нет возможности. Важно, чтобы читатель запомнил: фантастика разнообразна, ее нельзя оценивать по единому стандарту. Прочтя вещь, надлежит задуматься, какого сорта эта фантазия, к чему ведет автор, что для него главное, что второстепенное, что правдиво, а что только условно и правдоподобно.

Фантастика в целом существует испокон веков, с той поры, когда письменная литература заменила фольклор. Разновидности же нередко историчны. Главный фарватер фантастики как бы извивается, приближаясь то к одному берегу, то к другому. Можно пояснить это, называя имена видных авторов.

Историческая последовательность их такова: Томас Мор - Свифт - Эдгар По - Жюль Верн - Уэллс - Грин и Беляев - Карел Чапек - Ефремов. Пожалуй, и не так много заметных имен можно добавить к этому списку корифеев фантастики. Но можно ли сказать, что в названной цепочке каждое очередное звено - продолжение предыдущего? Да ничего похожего! Верящий в силу науки Жюль Верн каждой своей строкой опровергает и печального Эдгара По, и свифтовскую Лапуту - карикатуру на ученый мир. Уэллс - никак не продолжатель Жюля Верна, он тяготеет к скептическому Свифту. Беляев - явно единомышленник французского фантаста. А Грин, его современник, почти ровесник? Вероятно, из всех названных Эдгар По ближе всех ему духовно. Чапек - сатирик, он продолжатель линии Уэллса и Свифта в фантастике. А Иван Ефремов? В нем все слилось. Главное же произведение - "Туманность Андромеды" - утопия; стало быть, к Томасу Мору тянется нить.

Выше названы только большие писатели. Конечно, каждый из них самобытен, почти все были основателями нового направления, по меньшей мере - крупнейшими представителями. Как и полагается крупным писателям, все они находились на гребне волны своего времени; следовательно, волны поднимались не на одной прямой линии: то на одном направлении, то на другом. И изменения эти были связаны с велением эпохи. Бывало время строить, бывало время разрушать. И строительные и разрушительные настроения проявлялись, естественно, в искусстве и в литературе, даже в такой, казалось бы, далекой от реальности области литературы, как фантастика.

Эту четкую связь фантастики с эпохой легче всего проследить на советской фантастике. Легко проследить и потому, что время у нас бурное, развитие идет быстро, каждое десятилетие приносит большие перемены. Нетрудно проследить и потому, что фантастика немногочисленна. Полная библиография всех книг советских авторов-фантастов, составленная свердловчанином В. Бугровым, занимает около тридцати страничек. В ней примерно пятьсот названий (переиздания и переводы не в счет).

И вот если раскидать по годам эти названия, картина получается волнообразная: волна двадцатых годов, волна тридцатых, сороковых, пятидесятых, шестидесятых... И самое интересное: волны не только количественные, но и качественные. Фантастика меняет свое направление в каждой новой волне. До революции самостоятельной русской фантастики почти не было. Были отдельные произведения у видных авторов, но ни одного значительного фантаста, представителя этого рода литературы. В двадцатых годах выделяются книги А. Грина и А. Беляева: фантастика чистой мечты и фантастика научной мечты. Фантазия крылатая, но не всегда серьезно обоснованная. Фантастика же тридцатых годов, наоборот, основательна, технична, склонна к популяризации, переполнена научными сведениями и техническими деталями, нередко близка к производственному роману. Вполне понятный сдвиг. Ведь между этими периодами первая пятилетка. За пять лет крестьянская страна становится индустриальной. Массовый читатель приобщается к технике, в том числе и читатель научной фантастики. В двадцатых годах техники было не так много в стране и среди читателей очень мало технически грамотных. В тридцатых годах знакомых с техникой уже значительное большинство. В 1928 году Беляев мог выпустить свой роман "Продавец воздуха" - о злокозненном капиталисте, который тайком в Якутии выстроил подземный город, чтобы высосать всю атмосферу и потом торговать воздухом для дыхания. Читатель двадцатых годов мог поверить в такое, читатель тридцатых с сомнением отнесся бы к возможности выстроить тайком в Якутии подземный город. Этот новый читатель хорошо понимал, как достаются новые города - Магнитогорск или Кузнецк.