Внешность – это не главное! - Гусейнова Ольга Вадимовна

Меня хватило лишь на то, чтобы кивать головой. В конце концов, сама же предложила этот вариант. По лицам родных поняла, что другого пути нет. Наверняка у меня все испытываемые сейчас чувства: страх, неуверенность и еще много чего отразились на лице, не скрытом надири, потому что отец встал и, настойчиво посмотрев на меня, твердо произнес:

– Честь Рандованс дороже жизни и старше самой смерти.

Я закрыла глаза, потом заставила себя встать и глухо повторить девиз нашего рода, известный многие тысячелетия.

Страх накатывал волнами, а внутри все сжималось от напряжения. Папа подошел и погладил по голове, потом, склонившись надо мной, заглянул в глаза и тихо произнес:

– Девочка моя, весь расчет, что на тебя никто не подумает. Ты летишь по приглашению своей знакомой на открытие ресторана. В сопровождении сестры, разумеется. Кроме того, всем известно, что семья ведет переговоры о твоем будущем браке. – Отец, поймав мой тоскливый взгляд, успокаивающе пояснил: – Только в качестве дезинформации мы намекнем о возможном событии. Тем более, на Тарт летает множество богатых туристов, желающих развлечься и сделать покупки. Поэтому, если узнают, что ты на небольшом пассажирском корабле с Лиси перед столь торжественным событием летишь развлечься и потратиться на наряды, никому из имперских советников не придет в голову, что самая банальная поездка – отчаянная попытка спасти наше незавидное положение. Я знаю, как тебе больно слышать, Лель, но все знают о твоей… хм-м-м, особенности. Это сыграет нам на руку.

Я в отчаянии положила ладонь папе на грудь, чувствуя, как она при этом напряглась, и прошептала, собираясь попросить:

– Я…

– Нет, Лельвил! Никаких отсрочек, вас будут охранять самые лучшие наши телохранители. – Бросив на меня последний взгляд, уже чуть мягче добавил: – Я пошлю с тобой Асиандра, знаю, у вас хорошие дружеские отношения.

Я вскинулась, чтобы папа не сказал и не подумал лишнего:

– Он ухаживает за Ринис, моей подругой, и часто заходит к ней, только по этой причине мы общаемся с ним больше, чем с другими, папа. Ничего больше!

Отец задумчиво нахмурился:

– Да? Жаль, Лельвил. Этот мужчина смог бы взять твою слабость на себя и прикрыть ее своим завидным мужеством. Я надеялся…

Только потому, что я ожидала эту фразу, не расстроилась. Заметив мои расстроенные влажные глаза, отец резко замолчал, снова потрепал по голове и жестом отпустил нас с Лисианой, сделав знак брату задержаться. Сестра стремительно вышла, а я на подгибающихся ногах медленно покидала кабинет и, уже выходя за дверь, услышала:

– Ронар, давай вернемся к вопросу о возможности сепаратных переговоров с Доргаром…

В коридоре я усилием воли собралась с силами и быстро пошла как ни в чем ни бывало: не хватало еще выдать свое душевное состояние встречным. Лицо надежно скрыло надири и только стремительные движения отражали происходящее у меня внутри, да подол платья вился вокруг ног подобно парусам яхт, которые так любит Ронар – любитель морских развлечений. Пусть все думают, что я просто куда-то тороплюсь.

Двери моих покоев с мягким щелчком закрылись, и я обессилено плюхнулась на диван, чувствуя себя в очередной раз раздавленной собственным страхом. Ну и ладно, я все о себе знаю. Дотронулась до электронного замка и надири беззвучно и медленно заскользило по моему телу и собралось в небольшой кулон-фиксатор на груди, центр которого представляет собой считывающее устройство отпечатка моего пальца. Только в одиночестве и в кругу семьи во время посиделок или за трапезой я могла открыть лицо, либо частично «обнажаться», как я обычно делала. Все остальные даже не представляют, как я выгляжу, потому что надири скрывает тело полностью – от макушки до кончиков пальцев ног и рук.

Надири придумали тысячелетие назад, и тогда оно представляло собой одежду, вернее покрывало, скрывавшее тело и лицо женщины. Спустя буквально столетие, благодаря науке, было изобретено нынешнее надири и с тех пор совершенствуется. Теперь биоткань-мембрана обтягивает тело как вторая кожа, позволяя ей дышать, почти не доставляя неудобств. В то же время, из-за игры света точно определить очертания тела, а особенно черты лица не представляется возможным. Надири подчиняется приказам разума на уровне импульсов, когда надо посетить туалетную комнату или защитить от опасности, или спасти честь владелицы от насилия. Для интимных потребностей, связанных с нуждами организма, надири просто освобождает необходимый участок тела. При угрозе утраты чести или возможном насилии биоткань твердеет, не позволяя проникнуть за нее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но в надири членов аристократических семей, а тем более княжеского рода, была введена дополнительная программа. При попытке несанкционированного снятия надири – без брачных уз – биоткань уплотнялась и твердела, вплоть до того, что женщина в надири могла умереть от удушья. Жуткая участь, но все высшие дома полагали, что смерть лучше бесчестья. Вероятность попасть в подобную ситуацию чисто теоретическая, но я, каждый раз активируя надири, чуть ли не прощалась с жизнью. Вообще-то, девушки-кариярки смирились с подобными неудобствами и рисками. Еще бы, они довольно быстро выходили замуж и уже больше никогда не надевают этот «бронежилет». Вдовы тоже считаются доказавшими свою состоятельность и цельность натуры, поэтому смысла скрывать себя больше нет. И только мне, наверное, предстоит носить надири вечно…

Вообще, многие жители других планет или миров, прилетавшие на Карияр, долго не могли привыкнуть к нашим порядкам и быту. Абсолютное равноправие полов преспокойно соседствует с понятием надири. Многие чужаки сами потом признаются, что сама идея весьма неплоха, особенно познакомившись с нашей жизнью изнутри. Благодаря надири мужчины западают не на красоту женщины, а на ее внутренние качества и достоинства. Внешняя красота – явление слишком быстро уходящее и легко утрачиваемое, а ум, доброта, смелость, честь – это навсегда. Так полагали наши далекие предки, так считаем и мы.

Сейчас, конечно, возможности медицины, в том числе пластической, велики. Все недостатки внешности можно исправить. Но традиционно считается, что именно благодаря надири наши семьи славятся своей крепостью и надежностью. Измены случаются крайне редко, считаются слабостью и не поощряются. Народ Карияра и станций, окружающих его, отличается сплоченностью. Нас раньше довольно часто пытались подчинить, сломить или поработить, но никому этого так и не удалось.

Встав перед зеркалом, в очередной раз с болью посмотрела на себя. Да, папа прав, по стандартам Карияра я хороша. Молочно-белая кожа, я не злоупотребляю загаром, золотистые косы, полукругом уложенные на голове, из-за чего с активированным надири голова кажется непропорционально большой. Коричневые брови над большими небесно-голубыми глазами – голубыми щелочками для всех остальных. Яркие розовые пухлые губы, тонкую изящную шею, высокую округлую грудь и крутые бедра, переходящие в длинные стройные ноги, тоже никто не видел и оценить не мог, потому что все мои внешние достоинства скрывало надири, а других за двадцать шесть лет почему-то лет никто так и не заметил.

Ко мне без предупреждения вошла мама; только члены семьи имеют беспрепятственный вход в мои покои. Я полулежала на диване, чувствуя себя прескверно – обреченной на заклание, не меньше. Она приблизилась, шурша юбкой, и присела рядышком. Ласково погладила меня по голове и, наклонившись, с затаенной болью в глазах поцеловала. Мы с Лиси очень похожи на маму, но я выше сестры. А главное, я – почти копия мамы, только моложе, естественно, а вот Лиси многое взяла от папы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Прости меня, Лель, я пыталась отговорить отца от этой операции, но он, если что-то решил, с пути не свернет.

– Да ладно, мам, я все и так о нем знаю! Да и о себе тоже! Хоть чем-то буду полезной семье, сама же предложила, даже напросилась.

– Лель, не говори так. Не рви мне душу! Это я виновата, что ты такая. Когда я носила тебя, со мной непонятно что творилось. Отец был полгода на Хартане, я отчаянно переживала за него. Меня все время грыз страх потерять мужа. Слишком боялась, что император предаст его, погубит мою любовь, убьет моего мужчину… Я… Я заразила тебя страхом, родная, моя маленькая девочка. Этот груз вины я буду нести всю оставшуюся жизнь.