Семь бед – один… - Илья Першин

class="p1">— Да что ты изводишься! Ты третий дострой, а потом уж за четвертый переживать будешь.

У Сеньки с конца прошлой весны был недостроен третий этаж, который он «заморозил» на зиму. Очень уж ему хотелось догнать Федьку хоть в чем-то.

— Да еле-еле получается, Мань!

— Так у Федьки, видал, инструмент какой! Он им — вжик-вжик — и готово. И смотри, Сень, он как себя закрепляет всегда за балку на высоте, а ты без страховки вообще.

— Ха! — приободрился Сенька — Так у него, видать, кишка-то тонка! А мне — все нипочем, Мань!

— Да ты что! Мой ты бесстрашный! — улыбалась Маша.

В одно прекрасное утро, Сенька вышел во двор, по обыкновению заглянул через забор и опешил — Федя уже соорудил перекрытия под четвертый этаж и потихоньку крепил себя к установленной вертикальной балке.

— Здорова, Федька! Ты что это там?

— Пока сухо, закончить хочу! — махнул рукой Федя.

— Ну это уже просто… Просто… М-м-м… — вбежал Сенька в дом.

— Чего, Сень? — спросила жена.

— Да он там, понимаешь… Где моя бензопила, Мань?

— Вон, под лестницу положила.

Сенька схватил бензопилу, заправил и побежал в сарай. Он достал оттуда, пыхтя, прошлогодние брусы для третьего этажа и начал их подгонять под размер. Закончив с этим делом, он потащил их лебёдкой на крышу дома.

— О! Ты тоже решил, Сенька? — крикнул со своей крыши Федя.

— Да, тоже сухой погоды ждал. Дождь обещали в одиннадцать, да что-то не пошел! — ответил Сенька.

— Дождь разве… — хотел было поспорить Федька, но не стал.

Сенька, издавая звуки «хых» и «фуф», бравируя, начал елозить балкой по крыше и двигать ее на нужное место. Он взмок, и оттого запылился в первые двадцать минут. Пыльный и потный, он сейчас пытался поднять вертикально не поддающуюся тяжелую балку и закричал:

— Мань! Ма-а-ань! Лебёдку закинь мне, а!

— Бегу, Сенечка! — ответила Маша и часто затопала внизу.

Сеня лебёдкой поднял балку, поставил на угол перекрытия и начал ее крепить.

— Сень! Ты смотри, аккуратно! У тебя балка качается! Тебя с собой унесет! — крикнул Федька.

— Да что со мной станется, Федь, ха-ха-ха! — продолжал бравировать Сеня.

Федя в ответ только покачивал головой.

Так, собственно, произошло… Дунул ветерок и вывел тяжеленную балку из равновесия, и она, следуя всем законам физики, полетела вниз. По иронии судьбы, Сеня стоял на том краю, куда эта балка и полетела… Хлоп! Темнота.

— А тебе ж говорили, дурачок. И про балку, и про зависть, и про страховку.

Сенька открыл глаза на холодном полу. Вокруг было темно и безлюдно. Он находился в какой-то пещере, до которой с трудом доходил свет.

— Ох ты…

— Вот тебе и ох. — сказал Черт.

— Как это я сюда? Что за чертовщина? Что это за урод? — спрашивал бесцельно Сенька, оглядываясь по сторонам. — Ма-а-аня! Ма-а-аня! — заорал он во всю глотку.

— Да не услышит она тебя. Пока. Что ты орешь?

— Ма-а-аня! — продолжал вопить Сенька.

— Да и не такой уж я и урод, что ты так? Хвост хвостом, а копыта… копыта я чищу гуталином… каждый день, между прочим! — продолжал Черт.

От ужаса Сенька весь взмок, вскочил и заметался по пещере в поисках выхода.

— Твою мать! Где дверь? Где мой дом? Как я тут, а?

— Это тщетно, выхода отсюда для тебя нет, Сеня.

— Я с ума сошел, да? Мне балка по голове прилетела, и я тронулся умом, да? Или впал в кому? И теперь мне мерещится пещера и этот козёл, да? — говорил он сам себе, но смотря на Черта.

— Сам ты козёл! Бескультурщина какая! Посмотрите на него! Сеня, я не строитель и не математик, но мне кажется, что если остановить стокилограммовую балку своей головой, то комой тут не отделаешься.

Сенька ошалело смотрел на Черта и начал креститься. Черт на это цокнул зубом и сказал: «Поздновато ты, Сень, поздновато». Сеня сел на пол, зажал голову руками и заскулил «Ма-а-аня».

— Да что ж ты ее так не любишь, что сюда зовешь-то? А? Что ты соседа жену не зовешь-то? Люба она тебе поболее, да?

— Жену… К-к-какую жену?

— Известно ж какую, на кого слюни пускал? Что ты думаешь, не видно что-ли? Свою любить надо было!

— Так я люблю. — начал наконец диалог Сенька.

— Вот дурак ты, Сеня. Черту — и врать! Ну себя обманывал, ладно, Марь Ивановну — ладно. Но меня-то куда?

— Ты правда Черт?

— Нет, ха-ха-ха, я уродливый козёл в пещере! Так ведь? — язвительно ответил Черт.

— Черт, а где я?

— Где-где… ты в пути, на промежуточной точке, можно сказать. Что мне с тобою делать-то?

— Отпусти меня обратно, а…

— Э-нет. Тут понимаешь, не мы законы пишем. Тебя направить надо бы, да вопрос по тебе еще решается.

— К-к-какой вопрос? — задрожал голос у Сеньки.

— Да, понимаешь, ты, вот, завистник страшный! Дом соседа возжелал, жену соседа возжелал, машину соседа возжелал, и даже мангал! Мангал соседов. Ну Сень, ты себе мангал сварить что-ли не мог?

— Мангал… мог, конечно!

— А что ж ты на соседа все смотрел?

— Так у него вон как всё! И жена, и дом и да, — мангал! А у меня… а теперь так вообще!

— Мда… Тест провален. — сказал Черт.

Хлопок, стало темно на минуту. Сенька в темноте трясущимися от страха губами завывал что-то нечленораздельное. И тут — Бац! — он оказался в Федькином доме — светлом и чистом. На секунду его сердце встрепенулось от радости — «показалось!». Но, посмотрев более детально, он заметил, что дом этот — из картона. Крыша протекает, а на полу сгнившие доски.

— Живи на здоровье! Ха-ха-ха! — запищал Черт.

Сенька рухнул в кожаное кресло, и оно провалилось под ним, из которого повылезали черви.

— Что это? — крикнул он.

— Это теперь твой дом! Ха-ха-ха! Навеки вечные! Иди — достраивай!

Солнце пропало, Сеня в темноте нащупал рукой свечку на комоде и зажег ее. Он медленно вошел в кухню, на которой стояла его жена Маша с небрежно «приклеенными» глазами, носом и ртом, будто их перемешали в шляпе и неаккуратно бросили на лицо. Ее ноги были заметно разной длины, отчего ее осанка была похожа на циркуль, а раньше прямая подтянутая спина стала похожа на гнилую грушу.

— Проходи, Сень, садись. Пельмешки твои любимые. — сказала она басистым голосом.

— Маня… — прошептал он. Что с тобой?

— Да, а что со мной? Опять не люба? Сейчас, Сень! Сейчас переклею! — она встала лицом к зеркалу и стала отрывать нос и губы от лица и приклеивать заново. — Так лучше?

У Сени задрожали руки, ноги и вообще все