Стихи - Саша Чёрный

Портрет готов. Карандаши бросая, Прошу за грубость мне не делать сцен: Когда свинью рисуешь у сарая На полотне не выйдет belle Helene.*

* Прекрасная Елена (франц.).– Ред. Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ОТЪЕЗД ПЕТЕРБУРЖЦА Середина мая и деревья голы… Словно Третья Дума делала весну! В зеркало смотрю я, злой и невеселый, Смазывая йодом щеку и десну.

Кожа облупилась, складочки и складки, Из зрачков сочится скука многих лет. Кто ты, худосочный, жиденький и гадкий? Я?! О нет, не надо, ради бога, нет!

Злобно содрогаюсь в спазме эстетизма И иду к корзинке складывать багаж: Белая жилетка, Бальмонт, шипр и клизма, Желтые ботинки, Брюсов и бандаж.

Пусть мои враги томятся в Петербурге! Еду, еду, еду – радостно и вдруг. Ведь не догадались думские Ликурги Запрещать на лето удирать на юг.

Синие кредитки вместо Синей Птицы Унесут туда, где солнце, степь и тишь. Слезы увлажняют редкие ресницы: Солнце… Степь и солнце вместо стен и крыш.

Был я богоборцем, был я мифотворцем (Не забыть панаму, плащ, спермин и "код"), Но сейчас мне ясно: только тошнотворцем, Только тошнотворцем был я целый год…

Надо подписаться завтра на газеты, Чтобы от культуры нашей не отстать, Заказать плацкарту, починить штиблеты (Сбегать к даме сердца можно нынче в пять).

К прачке и в ломбард, к дантисту-иноверцу, К доктору – и прочь от берегов Невы! В голове – надежды вспыхнувшего сердца, В сердце – скептицизм усталой головы.

См. Бальмонт и Брюсов. [1909] Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ИСКАТЕЛЬ (Из дневника современника)

С горя я пошел к врачу. Врач пенсне напялил на нос: "Нервность. Слабость. Очень рано-с. Ну-с, так я вам закачу Гунияди-Янос".

Кровь ударила в виски: Гунияди?! От вопросов, От безверья, от тоски?! Врач сказал: "Я не философ. До свиданья".

Я к философу пришел: "Есть ли цель? Иль книги – ширмы? Правда "школ" – ведь правда фирмы? Я живу, как темный вол. Объясните!"

Заходил цветной халат Парой егеревских нижних: "Здесь бессилен сам Сократ!

1000 Вы – профан. Ищите ближних". – "Очень рад".

В переулке я поймал Человека с ясным взглядом. Я пошел тихонько рядом: "Здравствуй, ближний…" – "Вы "ахал!" – "Извините…"

Я пришел домой в чаду, Переполненный раздумьем. Мысль играла в чехарду То с насмешкой, то с безумьем. Пропаду!

Тихо входит няня в дверь. Вот еще один философ: "Что сидишь, как дикий зверь? Плюнь, да веруй – без вопросов.: – "В Гунияди?"

– "Гу-ни-я-ди? Кто такой? Не немецкий ли святой? Для спасения души Все святые хороши…" Вышла. [1909] Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ОПЯТЬ Опять опадают кусты и деревья, Бронхитное небо слезится опять, И дачники, бросив сырые кочевья,

Бегут, ошалевшие, вспять.

Опять, перестроив и душу, и тело (Цветочки и летнее солнце – увы!), Творим городское, ненужное дело

До новой весенней травы.

Начало сезона. Ни света, ни красок, Как призраки, носятся тени людей.. Опять одинаковость сереньких масок

От гения до лошадей.

По улицам шляется смерть. Проклинает Безрадостный город и жизнь без надежд, С презреньем, зевая, на землю толкает

Несчастных, случайных невежд.

А рядом духовная смерть свирепеет И сослепу косит, пьяна и сильна. Всё мало и мало – коса не тупеет,

И даль безнадежно черна.

Что будет? Опять соберутся Гучковы И мелочи будут, скучая, жевать, А мелочи будут сплетаться в оковы,

И их никому не порвать.

О, дом сумасшедших, огромный и грязный! К оконным глазницам припал человек: Он видит бесформенный мрак безобразный,

И в страхе, что это навек,

В мучительной жажде надежды и красок Выходит на улицу, ищет людей… Как страшно найти одинаковость масок

От гения до лошадей! [1908] Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

КУЛЬТУРНАЯ РАБОТА Утро. Мутные стекла как бельма, Самовар на столе замолчал. Прочел о визитах Вильгельма И сразу смертельно устал.

Шагал от дверей до окошка, Барабанил марш по стеклу И следил, как хозяйская кошка Ловила свой хвост на полу.

Свистал. Рассматривал тупо Комод, "Остров мертвых", кровать. Это было и скучно, и глупо И опять начинал я шагать.

Взял Маркса. Поставил на полку. Взял Гёте – и тоже назад. Зевая, подглядывал в щелку, Как соседка пила шоколад.

Напялил пиджак и пальтишко И вышел. Думал, курил… При мне какой-то мальчишка На мосту под трамвай угодил.

Сбежались. Я тоже сбежался. Кричали. Я тоже кричал, Махал рукой, возмущался И карточку приставу дал.

Пошел на выставку. Злился. Ругал бездарность и ложь. Обедал. Со скуки напился И качался, как спелая рожь.

Поплелся к приятелю в гости, Говорил о холере, добре, Гучкове, Урьеле д'Акосте И домой пришел на заре.

Утро… Мутные стекла как бельма. Кипит самовар. Рядом "Русь" С речами того же Вильгельма. Встаю – и снова тружусь. Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ЗЕРКАЛО Кто в трамвае, как акула, Отвратительно зевает? То зевает друг-читатель Над скучнейшею газетой.

Он жует ее в трамвае, Дома, в бане и на службе, В ресторанах и в экспрессе, И в отдельном кабинете.

Каждый день с утра он знает, С кем обедал Франц-Иосиф И какую глупость в Думе Толстый Бобринский сморозил…

Каждый день, впиваясь в строчки, Он глупеет и умнеет: Если автор глуп – глупеет, Если умница – умнеет.

Но порою друг-читатель Головой мотает злобно И ругает, как извозчик, Современные газеты.

"К черту! То ли дело Запад И испанские газеты…" (Кстати – он силен в испанском, Как испанская корова).

Друг-читатель! Не ругайся, Вынь-ка зеркальце складное. Видишь – в нем зловеще меркнет Кто-то хмурый и безликий?

Кто-то хмурый и безликий, Не испанец, о, нисколько, Но скорее бык испанский, Обреченный на закланье.

Прочитай: в глазах-гляделках Много ль мыслей, смеха, сердца? Не брани же, друг-читатель 1000 , Современные газеты… [1908] Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

СПОРЫ Каждый прав и каждый виноват. Все полны обидным снисхожденьем И, мешая истину с глумленьем, До конца обидеться спешат.

Эти споры – споры без исхода, С правдой, с тьмой, с людьми, с самим собой, Изнуряют тщетною борьбой И пугают нищенством прихода.

По домам бессильно разбредаясь, Мы нашли ли собственный ответ? Что ж слепые наши "да" и "нет" Разбрелись, убого спотыкаясь?

Или мысли наши – жернова? Или спор – особое искусство, Чтоб, калеча мысль и теша чувство, Без конца низать случайные слова?

Если б были мы немного проще, Если б мы учились понимать, Мы могли бы в жизни не блуждать, Словно дети в незнакомой роще.

Вновь забытый образ вырастает: Притаилась Истина в углу, И с тоской глядит в пустую мглу, И лицо руками закрывает… [1908] Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ИНТЕЛЛИГЕНТ Повернувшись спиной к обманувшей надежде И беспомощно свесив усталый язык, Не раздевшись, он спит в европейской одежде И храпит, как больной паровик.

Истомила Идея бесплодьем интрижек, По углам паутина ленивой тоски, На полу вороха неразрезанных книжек И разбитых скрижалей куски.

За окном непогода лютеет и злится… Стены прочны, и мягок пружинный диван. Под осеннюю бурю так сладостно спится Всем, кто бледной усталостью пьян.

Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету, Отчего ты так страшно и тупо устал? За несбыточным счастьем гонялся по свету, Или, может быть, землю пахал?

Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды, Монотонные звуки уныло текут: "Брат! Одну за другой хоронил я надежды, Брат! От этого больше всего устают.

Были яркие речи и смелые жесты И неполных желаний шальной хоровод. Я жених непришедшей прекрасной невесты, Я больной, утомленный урод".

Смолк. А буря все громче стучалась в окошко. Билась мысль, разгораясь и снова таясь. И сказал я, краснея, тоскуя и злясь: "Брат! Подвинься немножко". 1908 Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ОТБОЙ

За жирными коровами следуют тощие,

за тощими – отсутствие мяса.

Гейне

По притихшим редакциям, По растерзанным фракциям, По рутинным гостиным, За молчанье себя награждая с лихвой,

Несется испуганный вой:

Отбой, отбой,

Окончен бой,

Под стол гурьбой!

Огонь бенгальский потуши,

Соси свой палец, не дыши,

Кошмар исчезнет сам собой

Отбой, отбой, отбой! Читали, как сын полицмейстера ездил по городу, Таскал по рынку почтеннейших граждан за бороду,

От нечего делать нагайкой их сек,

Один – восемьсот человек?

Граждане корчились, морщились, Потом послали письмо со слезою в редакцию

И обвинили… реакцию.

Читали?

Ах, политика узка

И притом опасна.

Ах, партийность так резка

И притом пристрастна.

Разорваны по листику

Программки и брошюры,

То в ханжество, то в мистику

Нагие прячем шкуры.

Славься, чистое искусство

С грязным салом половым!

В нем лишь черпать мысль и чувство

Нам – ни мертвым ни живым. Вечная память прекрасным и звучным словам! Вечная память дешевым и искренним позам! Страшно дрожать по своим беспартийным углам Крылья спалившим стрекозам!