Черемша - Владимир Петров

Невеста тоже не утерпела, каблучковой дробью вошла в круг, дразня парней городским фасоном платья, лиловыми рюшками, воланчиками по подолу. А когда устала, вернулась за стол, Гошка Полторанин метнулся в сенцы, принёс оттуда охапку розового духовитого марьина коренья и эффектно бросил перед невестой. Всё это, надо полагать, было заранее уговорено меж парней, потому что гармонист сразу замолк, а Гошка налил первый попавшийся стакан.

Молча выпил до дна, не закусывая, утёрся рукавом и громко, с вызовом сказал жениху:

— Хрюкин, ты пошто у меня невесту отбил?

До Крюгеля, кажется, не дошло, но по напряжённой тишине он понял, что в его адрес прозвучало нечто неприличное. Сделал шаг в сторону, в проход, приблизился к Гошке. И только тут разглядел откровенную насмешку в серых глазах парня.

— Шпрехт нох айн маль! Ещё раз говори. Я не понимайт.

— Чего тут не понять? — усмехнулся Гошка и показал пальцем на невесту. — Она была моей девкой, понижаешь? Я гулял с ней. Гулял, понимаешь? А ты у меня отбил.

— И что же? — инженер высокомерно вздёрнул подбородок.

— Да ничего особенного, — сказал Гошка. — Только отбивать девок у нас не положено.

— Я есть лючший за тебя! — Крюгель выставил ногу, обтянутую блестящей крагой. Капризно притопнул: — Она хотель меня, не тебя. Нет! Ты есть глюпый.

— Да подавись ты ей! — махнул рукой Гошка. — Больно она мне нужна. Я с ней погулял, и будь здоров. В кусты ходил с ней, понял?

— Не ври, варнак! — завизжала Грунька, выскакивая из-за стола. — Не наговаривай на честную девушку, змей подколодный!

Гости возмущённо загалдели, иные повставали с лавок, однако Крюгель всех перекричал, успокоил, заставил сесть по местам.

— Тихо, камераден! Я понимайт этот хулюган! Но моя невеста он не подорваль авторитет. Я будем плевать на него. Вот так, — и, сделав ещё шаг, Крюгель плюнул на Гошкин пиджак.

Дальше всё произошло стремительно, неожиданно, как во всякой драке. Гошка саданул Крюгеля в ухо, замахнулся во второй раз, однако, ёкнув, получил такой тычок в подбородок, что улетел к печке, под шесток, попутно свалив с ног деда Спиридона и соседку — невестину подругу. Сразу встать не мог — ноги вяли в коленках, в голове наслаивался звон. Так, сидя на полу, ошарашенно оглядываясь, спросил:

— Братцы! Мать-перемать, что же это такое?

— Дас ист айн бокс, — сказал Крюгель и, распрямляя, кулак, подул на костяшки пальцев.

Гошка катался по грязному полу, исступлённо стучал кулаками, всхлипывал: его репутация деревенского заводилы оказалась непоправимо подмоченной, он это понимал. И кем? Этим плешивым немцем с лошадиными зубами…

— Перо! — плевался и вопил Гошка. — Дайте мне ножик, охламоны!

Кто-то из парней кинул ему финку, лезвие воткнулось у плаху пола, задрожало. Однако Гошка не успел дотянуться — нож ногой отбросил в угол Устин Троеглазов, потом огромными своими ручищами сгрёб Гошку в охапку и швырнул в дверь, как швыряют полено в печь. Гошкины дружки мигом исчезли из избы, второпях бросив гармошку.

…Вечером, по случаю нерабочего дня, в карьере была очередная отпалка, рвали скалу на заготовки для каменотёсов. Потом оказалось, что во время отпалки был взорван один из трёх экскаваторов "Бьюсайрус", находящийся в карьере. Как раз самый новый, наиболее исправный — кто-то заложил пакет аммонала под поворотный круг.

Ганс Крюгель до рассвета мотался по стройке, по карьеру, в составе специальной комиссии, спешно созданной для расследования диверсии. Так что первая его брачная ночь фактически не состоялась.

Глава 3

Здесь всё было пронизано дыханием высоты, всюду, лежала печать скупой и строгой суровости. Холодный ветер, пахнущий льдом, гранитные скалы в рыжих пятнах лишайника, альпийская впадина, поросшая вереском, кое-где утыканная хилым кедровым стланником. И мох под ногами — настоящий тундровый ягель с "ветродуйками" — мохнатыми, словно утеплёнными, голубыми колокольчиками.

Пронзительная синева… Только этот цвет щедр и безбрежен тут, разлит, растушёван от бледно-фиолетового зенита, сочно-синей каймы горизонта до васильковой глади огромного водохранилища и синеватого оттенка растительности. Синева холодит, будоражит, зовёт в дымчатые дали горных хребтов, в упавшее далеко внизу летнее марево тайги.

Бетонно-белая плотина, крытая глыбами тёсаного гранита, напоминает пломбу, добротно всаженную между двух замшелых зубьев ущелья. Правда, впечатление основательности несколько портил обычный строительный хаос: торчащие вразнотык доски опалубки, ходовые плахи для тачек, ржавые ежи арматуры и особенно карьер на левом склоне — там сплошная мешанина камней, кранов-дерриков, деревянных будок-времянок. У самого края, будто больной гусак, подорванный экскаватор "Бьюсайрус" уныло повесил стрелу, на которой так и остался красный плакат "Даёшь вторую очередь!"

— Ну что ж, теперь мне всё ясно, — сказал новый начальник стройки инженер Шилов. — Остаётся завершить второй этаж, отделать бьеф и закончить туннель гидравлического сброса. Правда, срок довольно сжатый — всего один год.

— Это есть нереально, — буркнул Ганс Крюгель, сидевший чуть ниже на уступе скалы.

Парторг Денисов промолчал, поглядывая на стрелу "Бьюсайруса", раздражённо подумал: "Ведь ещё утром велел смять и перевесить плакат. Безответственные шаромыжники…"

— Срок реальный прежде всего потому, что другого нам не дадут. Прошу это запомнить, товарищи! — Шилов носком сапога пнул камень-голыш, проследил за ним пока он падал в ущелье, резво, как мячик, подпрыгивая на скалах. — Надо не болтать, а действительно работать по-новому. Выполнять на практике все шесть условий хозяйствования, которые выдвинул товарищ Сталин. Они, как я вижу, основательно забыты у вас.

— Не согласен, — сказал парторг Денисов. Он всё ещё трудно дышал, покалывало в лёгком — давала знать старая рана, с гражданской. И вообще, на кой ляд им надо было переться на эту гору, ведь и так полдня мотались по стройке? — Данный вопрос мы обсуждали в начале года на открытом партийном собрании. Доклад делал товарищ Петухов, старый начальник строительства.

Шилов обернулся, долго в упор глядел на парторга. Взгляд неподвижный и цепкий — от такого не отведёшь глаз.

— Вы на Петухова не ссылайтесь. Он и без того достаточно авторитетный специалист. И вообще, у него были свои задачи, у нас — свои. Проблема рабочей силы — первые три условия товарища Сталина — вот что для нас сейчас главное. Потрудитесь именно на этом сосредоточиться. Особенно бытовой вопрос: в бараках непролазная грязь, антисанитария. Надо немедленно навести порядок.

— А мы этим и занимаемся. Ликвидируем нехватку рабочей силы. Член парткома председатель сельсовета Вахрамеев, например, имеет задание по дополнительной мобилизации на стройку местного населения. Проводим и другие мероприятия бытового плана. А что касается ваших замечаний, давайте обсудим на парткоме. Примем решения.

— Я уже принял решение, — Шилов опять, не мигая, уставился на парторга. — И потрудитесь его выполнять. Между прочим, уважаемый Михаил Иванович, вы, очевидно, плохо знаете линию партии на современном этапе хозяйственного строительства. Сейчас курс на единоначалие, время дискуссий и споров прошло. Надо делать дело на основе персональной ответственности.

Ганс Крюгель, прислушиваясь к разговору, демонстративно отвернулся — Шилов ему не понравился сразу: приехал на всё готовое, и ещё пытается поучать, повторяя, в общем-то, давно и хорошо известные истины.

— Интересно… — сдерживаясь, парторг почесал мизинцем прокуренный ус. — Значит, не понимаем линию партии? Ну что ж, вам, как товарищу из центра, может быть, виднее… Тогда соберём сегодня же партком, и вы нам разъясните обстановку. Ну, и попутно о себе расскажите, по личной биографии. Проходили ли чистку, состояли ли в оппозициях и так далее. Для знакомства.

Шилов прищурился, чуть изменился в лице — понял, что разговор, кажется, делает тот самый поворот, за которым начинается конфликт. Спокойно заметил:

— Вряд ли сейчас это уместно.

— А почему? Самое время — идёт всесоюзная проверка и обмен партбилетов.

— Мне партбилет уже заменили в Москве.

— Ну что ж. Поговорим просто — оно не помешает. Начальник строительства, бросив за спину руки, минуту смотрел вдаль, молчал, покусывал губу: ссориться с парторгом, да ещё на первых порах, никак не входило в его планы. Простоватый, похожий на деревенского плотника, Денисов оказался на удивление цепким и въедливым. Шилов рассчитывал только слегка приструнить парторга и главного инженера, дать обоим представление о будущих взаимоотношениях. Но, пожалуй, завернул слишком круто, не сдержался… Проклятая дыра, она вышибла его из равновесия: он и сейчас внутренне ёжился, вспоминая адскую дорогу сюда, почти сутки в допотопном шарабане, через кручи и перевалы, через опасные броды и каменные россыпи.