Курс на прорыв - Александр Плетнёв

И Скопин, наконец, выдавил из себя то, гнетущее, сидящее занозой в (или на) совести, елозившее головой по подушке перед и во время сна:

– А ведь мы могли уйти. Сразу. Не втягиваясь в заваруху с «Конкерором». И не было бы жертв.

– Да, – отстранённо согласился командир, также рубя фразами, – а может, и нет. Или ещё чего хуже. Было бы.

– Моя вина…

– И тут спорить не стану, но… – Терентьев достал из кармана листы с допросом цэрэушника. – Ознакомься.

Старпом, нахмурив лоб, вчитался. Закончив, единственное, что мог сказать:

– Во накрутили!

– Ага. Так что и моя вина – как командира в целом, в частности да и вообще… Бросишь тут с вами, – Терентьев достал сигарету. Нервно чиркал зажигалкой, закурил, буквально в две затяжки. Потом так же резко затушил. – Так что не думаю, что всё настолько однозначно и просто… чтобы провалиться в прошлое, на траверзе военного конфликта и выйти сухими из воды, да не замаранными в крови… или в чём похуже.

Остров Южный, как и вся группа Маротири, оставался в своих геокоординатах, унылыми базальтами возвышаясь над поверхностью океана. И будут эти острова так же торчать, постепенно подтачиваясь волнами, выветриваясь пассатами, опаляясь солнцем, ещё, может быть, сотни лет, если не проснётся вулкан, положивший им основу.

А случайный гость, наконец, загрохотал на клюзах, завыл турбинами, начав медленное, всё ускоряющееся вращение винтами. Забурлив водой у среза кормы, взбивая пеной и кавитационными пузырьками, толкая тонны водоизмещения, величаво и стремительно, по мере удаления от опасных банок, набирал полный ход.

Американе

Никто, конечно, не заикался о какой-либо мистике – затеряться на просторах Тихого океана вполне допустимо, даже кораблю длиною в 250 метров в сопоставимом водоизмещении.

Все лица: ответственные, участвующие и просто заинтересованные в проведении операции, названной незатейливо «Vagrant»[1], были уверены, что рано или поздно «тяжёлый крейсер-бандит» будет обнаружен. Лишь некоторые, особо волнующиеся делали оговорку «пусть… пусть не рано, лишь бы не поздно».

А хранили свой главный секрет-гипотезу о происхождении «объекта» в какой-то степени вполне оправданно – чтобы не прослыть законченными фантазёрами. И круг посвящённых был очень узок.

Начальник штаба морских операций в тихоокеанском регионе также не был приобщён к этой цэрэушной тайне, поэтому относился к операции «Бродяга», как: «Да! Незаурядной! Да! Дерзкой!» Но не трясся в нервном ожидании – когда же этот проклятый «русский» найдётся и куда он, чёрт побери, мог запропаститься!?

Как реалист, допускал, что планируемая акция откровенно агрессивная и может привести к серьёзному военному конфликту с Советами. «Но ведь “проглотил” Кремль попытку захвата корабля у этих… как их… в общем, находящихся где-то там, в заднице плешивого пингвина островах? – здраво рассуждал адмирал. – И ничего! Ни нот протеста, ни выхода красных эскадр из баз, ни откупориваний крышек межконтинентальных ракет».

И догадывался, что наверняка есть факты, о которых он не знает. Но будучи человеком военной дисциплины, не лез со своим любопытством раньше времени. Считая, что когда надо, его так и так посвятят. А по поводу потерянного крейсера-бандита? «Ну и ничего, что обнаружить “русского” пока не удаётся, – рассуждал адмирал, развалившись в своём кресле, – количество, как известно, перерастает в качество. Не удивлюсь, если вскоре нужная нам информация посыплется сразу из всех источников: воздушной, надводной, их хвалёной космической разведки. И даже сторонние торговые корыта наверняка проявят инициативу». И был прав.

Первый «звоночек» пришёл от базовой патрульной авиации. Экипаж Р-3 «Ориона», патрулировавший зону Французской Полинезии, по возращении на место базирования выложил данные самописца и записи изображения (десяток видеокассет), которые были подвергнуты повторной обработке и анализу. Естественно, просмотр видеоматериала потребовал немало времени, но дал свои результаты – то, что не распознала автоматизированная система обработки данных, смог зацепить обычный человеческий непредвзятый взгляд.

– Бадди, ты у нас спец по тропикам. А ну-ка взгляни на эту картинку – это дымка или птицы над островом? – Оператор остановил «play», и сразу два любопытных рыла уставились в экран.

– Подкрути контрастность.

Изображение поплыло, рассеялось, снова набрало чёткость до максимальной кондиции.

– Вот ублюдство, Стив, по-моему, кто-то хитро́ спрятался за этим булыжником! – Очкастый капрал быстро извлёк несколько фото с русским крейсером, разложив гирляндой, акцентируя своё внимание на самые верхушки антенн, – и мы это получаем с запозданием в двенадцать часов! Срочно звони наверх!

– Так ночь!

– Приказ был – в любое время!

Не прошло и пяти минут, как офицер по тактической координации предоставил экстренный доклад командующему штаба морских операций в тихоокеанском регионе, которого, естественно, подняли с постели.

Потом поступили снимки из нацуправления фоторазведки. Запоздалые (время на момент съёмки было ещё пополудни прошлого дня), но не менее важные, хоть и не очень чёткие – поверхность океана заволокло маревом из-за высокой температуры воздуха и испарений. Но, казалось бы, неудобный боковой ракурс позволил определить по профилю – вот он! Искомый объект! Ценной информацией в оперативном штабе сочли длинную и хорошо видимую кильватерную полоску, указывающую направление движения корабля.

– Ни о чём особенном это не говорит! Лишь только то, что тактическая группа у Сан-Диего, как и вся континентальная береговая охрана, могут расслабиться, – почти будничным тоном возразил позёвывающий командующий штабом на энергичную реакцию офицеров, – как и большинство бездельников тут – «русский» явно собирается обойти Пёрл-Харбор стороной. Это единственные снимки из космоса?

– Спутник низкоорбитальный, время вращения вокруг Земли – два часа. Но его орбита проходит в более восточной меридиональной плоскости. То есть, как вы видите, снимок сделан под углом к поверхности Земли. И чтобы оптически отсканировать цель, сателлиту надо пронзить оптикой более толстый слой атмосферы… но вот это марево… при повторных пролётах уже ничего не было видно. В общем, такая вот орбитальная механика.

Адмирал кивнул, принимая объяснение.

– Следует ли подключить французов? – спросил офицер по тактической координации. – Насколько нам известно – все их патрульные силы флота на данный момент находятся на базе в Папеэтэ, Таити.

– Перехватить «русского» у островов Туамоту? Возможно. Если только он не сменит курс.

Крейсер

– Петляем, как зайцы, – с мягким сарказмом ворчал командир.

– Надо уйти в оптимально диаметральном направлении от чужого радара, – безапелляционно обозначил командир БЧ-7. И ему поддакивал штурман.

– Спелись, – в том же тоне констатировал Терентьев, поглядывая на карту с тут же прорисовываемым курсом. И конечно понимал, что в целом манёвр правильный – отслеживая перемещение сигнала самолётного радара, держаться к источнику облучения минимальным ЭПР[2]. То есть не показывая профиль, подставляясь исключительно кормой. Типа «вах, вах, савсэм незамэтно».

Поэтому штурман, едва антенны корабля «поймали» РЛС «Ориона», сам стал на управление и, получая доклад с поста РТС с пятиминутным интервалом, перекладывая рули на минимальные градусы, выписал тем самым эдакий разнодужный зигзаг, прежде чем положил крейсер на выбранный основной курс.

А до этого момента, то бишь от группы островов Маротири, «Пётр» прошёл почти строго на норд целых 70 миль, лишь слегка забирая к западу. А командир, заглядываясь за остекление рубки, где миновавшее зенит солнце нещадно выпаривало океан, говаривал:

– Единственное, что мне нравится, так это марево. Ещё полчасика, и полностью будем недоступны для фоторазведки.

Терентьев не знал, что именно на том прямом рывке от Южного пролетавший низкоорбитальный спутник уже сделал своё «чёрное» дело.

Самолёт-разведчик, наконец, провалился за радиогоризонт, и нос корабля повернул на генеральный норд-ост.

– Знатная закорючка получилась! – в который раз окинув пройденную курсовую кривую, заявил штурман. – Теперь бы день достоять, да ночь… а ночь, я думаю, обойдётся без неожиданностей.

Без неожиданностей не обошлось.

На мостик заступил Скопин, уже приведший себя в порядок, однако так и не снявший свою чёрную повязку на глазу.

– Надо что-то с символикой делать. Я про российские гербы и прочее, – предложил он командиру. – А? Или оставим всё как есть? У боцмана, оказывается, в загашнике и краснофлотский гюйс имеется… В конце концов, этот корабль уже носил его…

– Кормовой флаг оставим, – после недолгого раздумья проронил Терентьев, – нас будут встречать, в том числе и замполиты…. Андреевский ещё куда ни шло, а вот царский герб косточкой им в горле запершит.