Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Если бы ты увидел ясный путь и вернулся к вере своих отцов, то я бы произвела себя в кардиналы, – сказала она.

– Как твой дорогой дядюшка? – с нескрываемым удовольствием спросил он.

Оба рассмеялись.

– Два государственных деятеля делают друг другу политические предложения и получают вежливый отказ, – заключил Джеймс. – Теперь мы можем перейти к делу.

– Похоже, ты снова заблуждаешься, – сказала она. – Мы не два равных государственных деятеля, а королева и ее подданный.

Он не ответил, но слегка наклонил голову:

– Что касается вашего возвращения, то мы, лорды Конгрегации, готовы присягнуть вам на верность во всем, если вы будете уважать нашу религию.

– Я буду уважать вашу религию, если вы будете уважать мою. – Он начал было отвечать, но она перебила его: – Мне известно, что под влиянием мастера Нокса ты сделал проведение мессы незаконным и, более того, запретил мессу под страхом смерти. Это великий грех, за который ты когда-нибудь ответишь. Но я настаиваю на праве отправлять свои религиозные обряды в частном порядке. Для того чтобы жить, мне нужно ходить на мессу и получать причастие. Готов ли ты поклясться, что выполнишь это условие?

– Мастер Нокс…

– Мастер Нокс не король! В стране может быть только один помазанный монарх. Если это Нокс, то я никуда не поеду. Делай свой выбор. Я прошу немного; ты попросил бы о том же, если бы находился в моем положении.

– Это правда. – Джеймс закрыл глаза, и некоторое время казалось, что он переживает внутреннюю борьбу. – Но люди не должны видеть ваших священников и папистские украшения, так как это может подтолкнуть их к насилию. Они должны оставаться скрытыми. Мессу следует ограничить вами и членами вашего двора; она не будет проводиться больше нигде в Шотландии.

– Хорошо, брат, – сказала она. «Неужели в Шотландии не осталось католиков? Как правоверные могут выжить, не получая духовного пропитания?»

– Когда мы можем ожидать вас в Шотландии? – спросил он.

– Летом, – ответила она. – Позднее я сообщу точную дату.

– Мое сердце радуется тому, что я могу отправить эту радостную весть своим братьям, – сказал Джеймс. Но он выглядел не особенно довольным.

И каких братьев он имел в виду?

Момент расставания настал. Члены двора Марии отправились вместе с ней в порт Кале. Для них это было веселое празднество, торжественная процессия вроде тех, которые происходят на свадьбе и во время крещения. Лорд Босуэлл выполнил свое обещание: он предоставил одну белую галеру для Марии и ее свиты, вторую – для ее вещей и лошадей. На обеих развевались синие флаги с французскими королевскими гербами. В разговорах ощущалось деланое волнение, так как Елизавета отказала Марии в праве прохода в том маловероятном случае, если ее судно сядет на мель и она будет вынуждена сойти на берег в Англии. Судя по всему, Елизавета припомнила свое недовольство отказом Марии ратифицировать Эдинбургский договор. Мария воспользовалась ее решением как драматическим предлогом в беседе с Трокмортоном и сказала, что Елизавета может убить ее, если пожелает, когда она попадет в ее руки.

Кардинал Лотарингский вышел на причал и обнял ее.

– Вы знаете, что мое сердце отправляется с вами, – сказал он. – Не падайте духом среди этих еретиков.

– Как я могу пасть духом, если мне позволено исповедовать мою веру? – спросила она.

Он окинул взглядом галеры.

– Будет лучше, если вы оставите свои драгоценности у меня на хранении вместо того, чтобы плавать вместе с ними в неспокойных водах.

– Я уже оставила большую их часть во Франции у королевы Екатерины, – сказала Мария. – У меня есть только то, что я привезла с собой из Шотландии, «Большой Гарри» и ожерелье из черного жемчуга, подаренное королевой Екатериной на мою свадьбу.

– Удивительно, что она не потребовала вернуть его, – заметил кардинал.

– Она намекала на это, но я сделала вид, что не услышала. Кроме того, дорогой дядя, если вы доверяете этим кораблям нести мою особу, бесконечно более хрупкую и к тому же смертную, то за драгоценности можно не беспокоиться.

Он рассмеялся:

– Да, несомненно. – Он пристально посмотрел ей в глаза, и его улыбка померкла. – Да хранит вас Бог, – добавил он.

День выдался пасмурным и туманным, не похожим на обычную августовскую погоду. Когда гребцы готовились вывести суда в открытое море для установки парусов, рыбацкая лодка в гавани пошла ко дну, и все, кто находился на борту, утонули.

Пока королевская галера ждала из уважения к погибшим, а пассажиры молча выстроились вдоль поручней, Мария почувствовала внезапный страх.

– Дурное предзнаменование для путешествия, – прошептала она.

Взглянув на берег, она поняла, что оттуда уже не приходится ждать помощи. Когда они покинули гавань, Мария прильнула к перилам и долго смотрела на отдаляющуюся линию побережья. Слезы струились по ее лицу, и она повторяла: «Прощай, Франция, прощай! Боюсь, я больше не увижу тебя». Ее слова заглушал мерный скрип весел и монотонный, меланхоличный свист ветра в оснастке.

Перед отходом ко сну она спросила капитана, может ли он разбудить ее прежде, чем Франция окончательно скроется из виду. Он сделал это холодным ранним утром. И Мария, стоя на палубе, смотрела, как едва заметные очертания французского берега растворяются в жемчужной дымке рассвета.

Королева Шотландии

1561–1568

I

Огромная белая галера бороздила волны, направляясь вдоль побережья Англии традиционным, но опасным путем через Северное море к восточному побережью Шотландии. Суда, не имевшие права на безопасный проход (а французы не могли на это расчитывать), могли быть в любой момент атакованы в проливах Дувра, Ярмута и Линдисфарна вплоть до самой Шотландии и не имели укрытия от непогоды, которая могла застать их на любом участке во время почти тысячекилометрового путешествия.

Качаясь вверх-вниз между гребнями волн, галера продвигалась вперед, не встречая препятствий, и уже через пять суток приблизилась к Шотландии. Туман не рассеивался в течение всего пути, и Мария, стоявшая у поручня и напряженно смотревшая вперед, не видела ничего, кроме белой мглы.

– Шотландия! – произнес Босуэлл, подошедший туда, где стояла группа французов, сопровождавших Марию, которые тоже вглядывались в белое ничто.

– Oui? Где она? – спросил Брантом, настоявший на поездке в Шотландию, чтобы увидеть ее своими глазами.

– Ждет вас за белым занавесом. – Он подошел к Марии и прошептал: – Вот она.

Она кивнула.

– С Божьей помощью мы высадимся в Лейте.

«Было ли так уж трудно найти путь?» – подумала она.

Заметив озадаченное выражение на ее лице, он сказал:

– Суда вашей матери отошли так далеко, что причалили в Файфе, а не в Лейте. Но не бойтесь: теперь французы лучше знают дорогу.

Мрачный тон его голоса заметно контрастировал с улыбкой.

Туман был таким густым, что, несмотря на шум и голоса при приближении к берегу, Мария не могла разглядеть причал. Не было ни пения рожков, ни приветственных кличей – ничего, кроме запаха дегтя, стука канатов и грубых голосов моряков:

– Причаливаем! Вяжи канаты!

Долгие годы Мария представляла, как высадится в Шотландии взрослой королевой, вернувшейся в дом своего детства. Она, разумеется вместе с Франциском, будет стоять на палубе и смотреть на собравшихся членов Совета, ожидающих встречи с ними: шелковые стяги развеваются на ветру, лошади покрыты роскошными попонами, герольды дуют в трубы, толпа ликует… И во главе будет ее мать… Ее мать, которая сейчас лежит в свинцовом гробу на пути во Францию.

Деревянные сходни из грубо обтесанных досок с громким стуком упали на причал.

– Пойдемте. – Босуэлл жестом пригласил ее спускаться.

Мария подобрала юбки, кивнула четырем Мариям и намеренно веселым голосом сказала:

– Давайте же, мы дома!

Они спустились по сходням – пять стройных черно-белых фигур на наклонной плоскости. Из-за густого тумана Марии казалось, что она попала в сон, а не на реальную землю. Она стояла на пристани, запахнувшись в плащ. Как холодно, как тоскливо, а ведь на дворе август! Неужели это шотландское лето?

«Как я выживу здесь?» – мимолетно подумала она.

– Ваше Величество!

Морок рассеялся, и перед ней появился Джеймс Стюарт в сером плаще почти такого же цвета, как окружающий туман.

– Итак, вы вернулись домой, Мария? – спросил он.

– Да, брат! Наконец-то я здесь!

Она подалась вперед, чтобы обнять его, но он отступил на шаг и почтительно поклонился. Из тумана появились две другие фигуры: мужчина знакомой внешности с узким и длинным лицом, напоминавшим лик на иконе, и еще один с неопределенно-приятными чертами лица.

– Джон Эрскин, Ваше Величество, – произнес длиннолицый мужчина.

– Из Инчмахоума, где мы играли вместе, – вспомнила она. – И еще ненадолго встретились во Франции, когда вы приехали со своим отцом… – Она размышляла вслух. – Видеть вас здесь – настоящее возвращение на родину.