Где-то во времени. Часть первая. - Anthony Saimski

Последние, кажется, были от комплекта школьной формы старого образца. Во всяком случае в моей памяти всплыли какие-то такие ассоциации из далёкого детства. Ведь я ещё застал единый стандарт одежды в первых трёх начальных классах. Даже октябрёнком успел стать. А потом началась перестройка и во всех школах ввели «свободную форму одежды». Хотя, я только сейчас начинал понимать, что сделано это было не столько из-за желания подчеркнуть индивидуальность каждого ученика, сколько из-за банального отсутствия школьной формы в продаже.

Брюки сидели по талии хорошо, но вот длинна была коротковатой. Впрочем, это было явно лучше, чем юбка-свитер. От одежды пахло старым бабушкиным шкафом и это было не удивительно. При любых других обстоятельствах я бы вряд ли стал примерять семейники какого-то деда, но сейчас это был не такой уж плахой вариант. К тому же Маргарита Павловна заверила нас, что одежда чистая.

Хлопья грязной мыльной пены с хлюпаньем падали на старый пол, выложенный мелкой жёлто-коричневой кафельной плиткой. Теперь, оказавшись в относительной безопасности я невольно подумал о том, в какой причудливый мир мы попали. Складывалось такое чувство, что здесь только совсем недавно началась легендарная перестройка. Весь этот старый советский кафель, бетон, архитектура. И в то же время джинсы, «Мальборо», китайские фонарики и газировка в пластиковых бутылках.

— А может быть действительно так и есть... — тихо пробурчал я окончание своих мыслей.

Часть 17

Голос глухим эхом отразился от стен просторной душевой. От этого холодного звука мне стало тоскливо и одиноко. Я хмыкнул и, подчерпнув ковшиком из тазика разбавленной воды, плеснул себе на спину, чтобы не мёрзнуть.

Я никогда не бывал в домах престарелых, но мне показалось что он организован как-то странно. На первом этаже располагались жилые комнаты, и это было логично, учитывая то, что многим старикам действительно тяжело подниматься по лестнице. Но вот просторная душевая, с широким окном напротив входной двери, больше напоминала половину переоборудованного спортзала, в который просто завели паутину водопроводных труб и отгородили несколько кабинок. Вдоль стен дюбелями были прибиты железные поручни, на манер автобусных. Видимо, чтобы никто лишний раз не подскользнулся.

Окно выходило на широкий козырёк, как раз нависающий над входной дверью. Отсюда не было видно, но где-то под ним примостился Боливар. Самым поразительным было то, что на окнах даже не было предусмотрено никаких шторок, как и клеёнчатых занавесок в самих душевых. Стоило мне приподняться на цыпочки, и я мог хорошо разглядеть внутренний двор дома престарелых, с тем самым обветшалым фонтаном и одинокой старушкой, которая так и сидела на лавочке задумчиво тыкая тростью ворох скрюченных листьев.

В душе было холодно. С одной стороны я был очень рад возможности помыться, но с другой проклятый озноб никак не хотел оставлять в покое. Впрочем, меня грела мысль о сухой чистой одежде.

— Вот уж действительно, — тихо сказал я борясь с гнетущей тишиной и вспоминая трек группы «Айрон Мейден», — застрял где-то во времени. Словно действительно кто-то поставил его на паузу. Настолько всё выглядит обветшалым и знакомым...

Я невольно хмыкнул, вспомнив собственную квартиру на Кудрявцева.

«А ведь если быть честным с самим собой, — подумал я, — чем это всё отличается? Вечно промерзающий первый этаж. Деревянный пол, выкрашенный жёлтой краской. Обветшалый подвал, в котором постоянно прорывает канализационную трубу и весь это благоухающий аромат сочится напрямую в квартиру. В совмещённом санузле такие же бетонные стены, с кафельной юбочкой только вдоль ванны. И такой же запах сырости, который исчезает только с началом отопительного сезона...»

Я прополоскал мочалку и, вылив на себя остатки грязной воды, стал разводить новую порцию. Сердце тоскливо сжалось, и я почувствовал, что действительно скучаю по своим тесным тридцати трём квадратным метрам, на которых мы умудрялись жить, как говориться, в тесноте, да не в обиде...

— Ага, — буркнул я тут же вспомнив один из последних семейных разговоров. — А не в обиде ли?

Впрочем, разговором это тяжело было назвать. Очередной скандал. Извечный ор матери на отца, отца на мать. Чего не поделили в этот раз, я уже и не помнил. Впрочем, это было не важно. Повод поорать всегда находился и был настолько глупым, что сразу становилось понятно, что причина далеко не в нём...

— Выбирай, с кем ты, маленькая бездушная скотина... — тихо протянул я окончание маминой фразы, сказанной как раз перед тем, как я вышел на улицу в тот самый День Панка.

На душе стало тяжело, и я покосился на медальон, свисающий со ствола АКСУ.

«А может быть так и должно было быть? — подумал я. — Может только это и был логичный выход? Просто сдриснуть в другой мир, чтобы никому не мешать? А что, я ведь не дурак. Я ведь прекрасно понимаю, что, если бы я не родился, когда они ещё в институте учились, хрен бы они сейчас вместе были. Давно разбежались и каждый пошёл своей дорогой. И, возможно, были бы даже счастливы. Всяко лучше, чем каждый день орать и выяснять кто кому жизнь испортил... Получается, что я всё и испортил самим фактом своего существования.»

Я помотал головой отгоняя мрачные мысли. Но они почему-то не захотели никуда уходить, словно только и ждали подходящего момента, чтобы разом ворваться в голову именно сейчас. В этой самой душевой. Не раньше и не позже. Может быть виной всему был навязчивый запах сырости, как в родной квартире? В которой, к слову, ещё советские строители применили какое-то экспериментальное инженерное решение и вместо обычных радиаторных батарей почему-то решили вмонтировать в стену большой железный бак, заполняемый горячей водой.

Зимой это было круто. Большая тёплая стена. Прислонился к ней, и балдеешь. Но вот когда отопление отключали, всё это безобразие мгновенно отпотевало так, что даже обои скукоживались.

Я закончил разводить воду и стал споласкиваться. Стоило только волне тёплой воды пробежаться по всему телу, как на него тут же набрасывался мерзкий озноб. Может быть, из-за этого мысли становились всё более мрачными.

Перед внутренним взором почему-то опять всплывал тот скандал, уже почти перетёкший в битьё посуды. Которой, итак, было немного. Я обычно никогда не вмешивался в родительские выяснения отношений. Но тут ожидался такой классный вечер. Сейшен! Музыка! Так не хотелось его портить. Тогда я подскочил к отцу с глупыми, наверное, словами: «Пап, ну будь умным, сходи пока погуляй,