Бестолковые рассказы о бестолковости - Дмитрий Ненадович

Но тяготы военного обучения переносились существенно легче, когда процесс обучения сопровождался изрядной долей преподавательской веселости.

Один из юмористов, мрачноватого вида полковник, носивший черную форму сухопутного морского офицера (в миру — «черный полковник») и такие же черные, под цвет формы, очки, начинал вводные лекции по теории электромагнитного поля примерно со следующих высказываний: «Сегодня мы приступаем с вами к изучению науки, в которой так до сих пор никто до конца и не разобрался. В том числе и ваш покорный слуга». Его так впоследствии и звали в среде многих поколений обучаемых военных — «наш покорный слуга черный полковник». А покорный слуга военных, дочитав курс лекций и изнасиловав обучаемых в ходе выполнения лабораторных работ и защиты их результатов, а так же во время сдачи многочисленных, им самим придуманным в инициативном порядке зачетов, на последней консультации перед экзаменом держал примерно такую речь перед трепещущей аудиторией: «Да вы не бойтесь. Я — дядя добрый. Но не до-брень-кий!». Далее следовал знаменитый, фантомасовский, безэмоциональный такой, но не предвещающий ничего хорошего, смешок одними только губами, пульсирующими под черными очками: «Ха-ха-ха».

Смысл этого зловещего «Ха-ха-ха» в исполнении «покорного слуги» сразу всех обучаемых военных окончательно прояснился после завершения экзамена. Двадцать семь экзаменующихся военных — двадцать семь двоек. Хотел, правда, слуга поставить тройку будущему медалисту, но тот упросил его этого не делать. «Но почему же, — искренне недоумевал „черный полковник“, — вы же на тройку-то кое-как, правда, но все же вытянули?» И потянулась томительная череда пересдач. На завершающих пересдачах «покорный слуга» всех обучаемых военных вдруг начинал разговаривать на иностранных языках. Спросит, правда, для начала, про между прочим так: «Парле ву франце?» или «Ду ю спик инглиш?», а то еще и «Шпрехен зи дойч?» и, получив положительный ответ на один из вопросов, переходил на соответствующий язык. Очень удивлялся, когда военные большей частью его не понимали: «Ну и что, что разговорному вас почти не учат? А сами-то вы на что? Покупайте самоучители и общайтесь друг с другом. Военный инженер должен владеть хотя бы тремя языками — официальными языками каких-либо экономически развитых стран».

По сути, прав был покорный слуга всех обучаемых военных. Но военным, как говорится, не до жиру. Завершающая переэкзаменовка прошла в литературных дебатах: «А сколько романов написано О. Генри и каковы их названия?», вопрошал покорный слуга и опять возмущался: «Военный инженер должен быть разносторонне развитым человеком!» Да-да, кивали головами удрученные военные, мы подтянемся, вот только экзамен сдадим и сразу начнем разносторонне развиваться.

Но в основном, старались веселые «преподы» «избиение младенцев» на экзаменах не устраивать. Старались вычистить сор из голов обучаемых военных в течение семестра. В этот же период старались что-нибудь им в эти головы просунуть. Для этого не считались особенно с личным своим временем, сокращали пребывание в состоянии «работаю дома» до минимума и устраивали обучаемым военным многочисленные брифинги.

«Присаживайтесь рядком, поговорим ладком», — говаривал один из них, и начинал задушевные свои беседы с простейших вопросов: «А почему гауссовский шум называется иногда еще и белым? А что необходимо сделать, чтобы его слегка подкрасить?»

Заканчивался брифинг, как правило, еще более жизнеутверждающими вопросами: «А какие методы вероятностного осреднения стохастического гамильтониана вы знаете? Что, причем здесь интеграл Ито? Запомните, о том, как правильно взять этот интеграл, знал только один человек на этом свете. Этим человеком был сам Ито. Идите и поищите другие методы. Не найдете — разрабатывайте сами».

Следующий весельчак из «преподов» любил бороться с различными военными хитростями и проявлениями юношеского максимализма, неистовствующего в своем беспредельном волюнтаризме. Любил он во всем точность и кристальную такую ясность. Суть его многочисленных диалогов с обучаемыми военными в ходе сдачи какого-нибудь промежуточного зачета состояла примерно в следующем:

— Так-так, товарищ военный. Какие дивные эпюры вы мне тут нарисовали. Ну что ж, довольно похоже на то, что должно быть в действительности. Из книжки, похоже, срисовали. Д-а-а, довольно добросовестно срисовали. Из Маленина-Буренина с картинками. Не по-нашенски, не по инженерному это как-то. А вот если, к примеру, убрать из этой схемы вот этот резистор, а вот сюда вставить емкость в 30 нФ, куда сместится полученная вами кривая?

— Очевидно, сместится вправо.

— Да? Ну раз вам, прямо-таки совершенно здесь все очевидно, берите в руки ручечку и пишите прямо вот тут на вашей же бумажечке: «Вправо» и не забудьте поставить рядом подпись, сегодняшнее число и фамилию свою напишите.

— Ой, как же я сразу не сообразил! Кривая сместится влево!

— И это, стало быть, тоже для вас совершенно очевидно? Озарило вас вдруг? Что-то, стало быть, быстренько на вас снизошло. Ну хорошо, пишите: «Влево» и прилагайте ваши реквизиты. Так-так. Платон, как говорится, мне друг, но истина, знаете ли, все же мне как-то дороже. На самом деле кривая сместится вверх и вот почему… (далее следует рассказ, изобилующий многообразными скучными терминами и определениями). Так что на сегодня случился у нас с вами «незачет». Идите-ка и подумайте, куда сместится классическая кривая, если вот на этой вот самой схемочке мы вот отсюда возьмем так и стыдливо изымем индуктивность, а сюда, вот прямо сюда, соберемся с духом и принципиально так, я даже сказал бы — решительно, добавим резистор с сопротивлением в 30 кОм.

Были у обучаемых военных и чрезвычайно агрессивные в своем веселье преподаватели. Сообщество обучаемых военных считало их «злобствующими». Они же считали себя просто очень строгими и разумно принципиальными.

Одному из особо талантливых «злобствующих» удавалось, например, за считанные минуты так накалить обстановку в аудитории, что у обучаемых военных тут же начинали наблюдаться явные признаки необратимых физиологических изменений, попросту говоря, признаки физиологической мутации. Сначала все они подозревались в симуляции мутации генной. Но потом успокоили врачи: «Нет, нет! Только физиологическая. И то, только внешняя! И вовсе даже не необратимая! Если, конечно, не заиграться».

Сидят, к примеру, военные в аудитории на рядовом групповом каком-нибудь занятии с чистыми, девственными такими головами. Сидят, никому не мешают. Не трогают никого. Сидят в полном непонимании сути вокруг них происходящего. А вокруг них развешено много-много плакатов с изображением каких-то схем, каких-то графиков, стоит какая-то незнакомая аппаратура.

Все дело в том, что весь предшествующий злополучным занятиям вечер и даже кусочек ночи, вместо плановой самоподготовки занимались обучаемые военные привычным для себя делом — разгрузкой какао-бобов, прибывших сухогрузом откуда-то из далекой Африки. Несмотря на ночное докерство, сидят военные довольно бодро, носом не клюют, потому как посасывают, втихаря, изъятые в порту для научных исследований кусочки горько-возбуждающих экзотических бобов. Исследования пока проходят успешно и приближаются к завершению с положительными результатами.

Вот только «злобствующий» преподаватель активно противодействует плавному ходу событий. Он сухо и коротко, демонстрируя психологический нажим в скрипучем своем голосе, зачем-то напоминает военным о том, что вчера на самоподготовке они проработали такую-то тему и при этом, военные, конечно же, обратили особое внимание на целый ряд интересных вопросов.

Ну а далее «злобствующий» доверительно посвящает военных в свои ближайшие намерения. А намеревается он немедленно приступить к постановке некоторых интересных, по его мнению, вопросов перед обучаемыми военными. Мало того, он даже готов тут же выслушать содержательных ответы на интересные эти вопросы.

При этом он, опять же очень доверительно, сообщает военным о том, что он хоть и считается в широких военных кругах «злобствующим», но на самом деле, где-то глубоко в душе, является он самым, что ни на есть, убежденным демократом. И именно поэтому он вовсе не собирается призывать военных к ответу по банальному списку в скучном журнале и готов выслушать сначала всех желающих выступить, причем абсолютно всех, без всяких абсолютно ограничений, а затем перейти, если останется у него на это хоть немного времени, к короткому выборочному опросу остальных военных. Тотальный контроль усвояемости, понимаете ли.

При этом для желающих выступить он вовсе даже не собирается устанавливать каких-либо временных лимитов, т. е. сколько времени выступающим понадобится для содержательных и исчерпывающих их ответов, столько он и готов предоставить. Ну, конечно же, в рамках, очерченных этому занятию Его Величеством Расписанием!