Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приготовление борща
Моя подруга варит борщ.Неповторимая страница!Тут лоб как следует наморщь,чтоб за столом не осрамиться.
Ее глазенушки светлы.Кастрюля взвалена на пламя,и мясо плещется в компаньиморкови, перца и свеклы.
На вкус обшарив закрома,лохматая, как черт из чащи,постой, пожди, позаклинай,чтоб получилось подходяще.
Ты только крышку отвали,и грянет в нос багряный бархат,куда картошку как бабахнутладони ловкие твои.
Ох, до чего ж ты хороша,в заботе милой раскрасневшись(дабы в добро не вкралась нечисть),душой над снедью вороша.
Я помогаю чем могу,да только я умею мало:толку заправочное сало,капусту с ляды волоку.
Тебе ж и усталь нипочем,добро и жар – твоя стихия.О, если б так дышал в стихи я,как ты колдуешь над борщом!
Но труд мой кривду ль победит,беду ль от родины отгонит,насытит ли духовный голод,пробудит к будням аппетит?..
А сало, желтое от лет,с цибулей розовой растерто.И ты глядишь на Божий светхотя устало, но и гордо.
Капуста валится, плеща,и зелень сыплется до кучи,и реет пряно и могучеблагоухание борща.
Теперь с огня его снимайи дай бальзаму настояться.И зацветет волшебный майв седой пустыне постоянства.
Владыка, баловень, кощей,герой, закованный в медали,и гений – сроду не едалитаких породистых борщей.
Лишь добрый будет угощен,лишь друг оценит это блюдо,а если есть меж нас иуда, –пусть он подавится борщом!..
Клубится пар духмяней рощ,лоснится соль, звенит посуда…Творится благостное чудо –моя подруга варит борщ.
1964Ода русской водке
Поля неведомых планетдуши славянской не пленят,но кто почел, что водка яд,таким у нас пощады нет.На самом деле ж водка – дардля всех трудящихся людей,и был веселый чародей,кто это дело отгадал.
Когда б не нес ее ко рту,то я б давно зачах и слег.О, где мне взять достойный слог,дабы воспеть сию бурду?Хрустален, терпок и терпимее процеженный настой.У синя моря Лев Толстойее по молодости пил.
Под Емельяном конь икал,шарахаясь от вольных толп.Кто в русской водке знает толк,тот не пригубит коньяка.Сие народное питьеразвязывает языки,и наши думы высоки,когда мы тяпаем ее.
Нас бражный дух не укачал,нам эта влага по зубам,предоставляя финь-шампаньначальникам и стукачам.Им не узнать вовек тогоневосполнимого тепла,когда над скудостью столавоспрянет светлое питво.
Любое горе отлегло,обидам русским грош цена,когда заплещется онасквозь запотевшее стекло.А кто с вралями заодно,смотри, чтоб в глотку не влили:при ней отпетые вралипроговорятся все равно.
Вот тем она и хороша,что с ней не всяк дружить горазд.Сам Разин дул ее не раз,полки боярские круша.С Есениным в иные дниистория была такая ж –и, коль на нас ты намекаешь,мы тоже Разину сродни.
И тот бессовестный кащей,кто на нее повысил цену,но баять нам на эту темуне подобает вообще.Мы все когда-нибудь подохнем,быть может, трезвость и мудра, –а Бог наш – Пушкин пил с утраи пить советовал потомкам.
1963Сонеты к картинкам[4]
1. Паруса
Есть в старых парусах душа живая.Я с детства верил вольным парусам.Их океан окатывал, вздувая,и звонкий ветер ими потрясал.
Я сны ребячьи видеть перестали, постепенно сердцем остывая,стал в ту же масть, что двор и мостовая, –сказать по-русски – крышка парусам.
Иду домой, а дома нынче – стирка.Душа моя состарилась и стихла.Тропа моя полынью поросла.
Мои шаги усталы и неловки,и на простой хозяйственной веревкетряпьем намокшим сохнут паруса.
2. Вечером с получки
Придет черед, и я пойду с сумой.Настанет срок, и я дойду до ручки.Но дважды в месяц летом и зимоймне было счастье вечером с получки.
Я набирал по лавкам что получше,я брился, как пижон, и, бог ты мой,с каким я видом шествовал домой,неся покупки вечером с получки.
С весной в душе, с весельем на губахидешь-бредешь, а на пути – кабак.Зайдешь – и все продуешь до полушки.
Давно темно, выходишь, пьяный в дым,и по пустому городу один –под фонарями, вечером, с получки.
3. На сумеречной лестнице
В вечерний час на сумеречной лестницестою, плечом о стенку опершись.Где был – там нет. По лестнице не лезется.В кармане руки. Злобен и ершист.
Ну что, приятель? – думаю. – Держись.Все трын-трава, пусть сердце перебесится.А на душе – хоть в пропасть, хоть повеситься.Ночь, никого – и лестница. Эх, жизнь!
Ни добрых слов, ни красного денька.Все – ничего, водилась бы деньга.Была б деньга – пожить бы хоть с полмесяца.
Найти б себя, поверить бы другим.Смертельно грустно, как там ни прикинь,в вечерний час на сумеречной лестнице.
4. Постель
Постель – костер, но жар ее священней:на ней любить, на ней околевать,на ней, чем тела яростней свеченье,душе темней о Боге горевать.
У лжи ночной кто не бывал в ученье?Мне все равно – тахта или кровать.Но нет нигде звезды моей вечерней,чтоб с ней глаза не стыдно открывать.
Меня постель казенная шерстила.А есть любовь, черней, чем у Шекспира.А есть бессонниц белых канитель.
На свете счастья – ровно кот наплакал,и ох как часто люди, как на плаху,кладут себя в постылую постель.
5. Осень
О синева осеннего бесстыдства,когда под ветром, желтым и косым,приходит время помнить и поститьсяи чад ночей душе невыносим.
Смолкает свет, закатами косим.Любви – не быть, и небу – не беситься.Грустят леса без бархата, без ситца,и холодеют локти у осин.
Взывай к рассудку, никни от печали,душа – красотка с зябкими плечами.Давно ль была, как птица, весела?
Но синева отравлена трагизмом,и пахнут чем-то горьким и прокислымхмельным-хмельные вечера.
6. Что ж ты, Вася?
Хоть горевать о прошлом не годится,а все ж скажу без лишней чепухи:и я носил погоны пехотинцаи по тревоге прыгал в сапоги.
У снов солдатских вздохи глубоки.Узнай, каков конец у богатырства, –свистя душой, с высотки покатитьсяи поползти за смертью в лопухи.
А в лопухах, служа червям кормежкой, –лихой скелет с распахнутой гармошкой,в ее лады запутался осот.
Тряся костьми и в хохоте ощерен,в пустые дырки смотрит чей-то черепи черным ртом похабщину несет.
7. Старик-кладовщик
Старик-добряк работает в райскладе.Он тих лицом, он горестей лишен.Он с нашим злом в таинственном разладевесь погружен в певучий полусон.
Должно быть, есть же старому резон,забыв лета и не забавы ради,расколыхав серебряные пряди,брести в пыли с гремучим колесом.
Ему – в одышке, в оспе ли, в мещанстве –кричат людишки: «Господи, вмешайся!Да будет мир избавлен и прощен!»
А старичок в ответ на эту речь ихтвердит в слезах: «Да разве я тюремщик?Мне всех вас жаль. Да я-то тут при чем?»
8. Хорал
Дай заглянуть в глаза твои еще хоть.Скажи хоть раз, что ты была не сном…Под сапогами, черными, как деготь,кричит заря в отчаянье смешном.
Святые спят. Их плачем не растрогать.Перепились на пиршестве ночном.Лишь чей-то возглас: «Господи, начнем!»И детский крик. И паника. И похоть.
На небесах горит хорал кровавый.Он сбрасывает любящих с кроватей.Он рушит стены, грозен и коряв.
Кричит в ночи раздавленное детство,и никуда от ужаса не деться,пока гремит пылающий хорал.
9. Племя лишних
Мы – племя лишних в городе большомс дворами злыми, с улицами старыми,где люди глушат водку и боржом,и врут в глаза, и трусят, как при Сталине.
Сто стукачей к нам сызмала приставлены,казенный дом на тысячу персон.А мы над всеми верами поржем.А сами вовсе верить перестали мы.
Мы – племя лишних в этой жизни чертовой,и мы со зла кричим: «А ну, еще давай!»Нас давит век тяжелый, как булыжник.
В ракетных свистах да в разрывах атомныхмы – племя лишних, никому не надобных.И мы плюем на все. Мы – племя лишних.
10. Не вижу, не слышу, знать не хочу