Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олга слушала песню, подперев щеку кулаком, а перед глазами стояла лишь одна картина — миниатюра, изображающая умирающего ангела, обнимающего девушку со змеями вместо рук, и Лис, внимательно слушающий чтение своей Ученицы. Даже ритм песни и размер строф совпадал с некогда прочитанным Олгой, что давало ей полное право восхититься уменьем переводчика. Гусляр последний раз провел тонкими пальцами по дрожащим струнам, заканчивая песнь словами на языке оригинала:
— Werden Geruhmt, Die Liebe Sie!
— Славься, любовь! — задумчиво произнесла Змея, вторя печальному голосу беловолосого певца. Она хорошо помнила последнюю строчку сказания, написанную на фавийском. Рука замерла над сутугой24, так и не закончив мелодию. Слепец повернулся в ее сторону и улыбнулся. Странная у него вышла улыбка, грустная и безумная одновременно. Блажной он, что ли? Олга покачала головой и под гул рукоплесканий, подсела к Прохору договариваться насчет ночлега. По сути, приют да кормежка и были тем желанием, исполнение которого она честно выиграла в придачу к бесплатному ужину. Довольная результатом, она вышла из гостиницы и, задержавшись на пороге, оглянулась на певца, который все так же странно улыбался в пустоту.
Три дня пролетели незаметно. На мельнице закипела работа, и Олга не сидела без дела, помогая хозяйке: кашеварила, прибирала в доме, следила за домашней живностью. Почему-то ее совершенно не удивило и даже нисколько не расстроило, что Лис не вернулся в назначенный срок. Не явился он и на четвертый день. Змея лишь равнодушно пожала плечами, в очередной раз выходя из церкви после вечерней службы. Работа ее совсем не тяготила. Сил и выдержки Змее было не занимать, поэтому каждый вечер она, искупавшись в речке, надевала старенький сарафан — подарок жены Прохора, повязывала голову платком и шла в церковь послушать красивые слова в честь Творца и Сына Его и Святого Духа и тихое пение тонкоголосых служек на клиросе. Это умиротворяло и возвращало Олгу к тем далеким временам, когда, будучи послушницей в монастыре, она пела, вторя своим одноклассникам в белых стихарях, гимны Творцу. И мир казался ей тогда светлым и добрым, и всегда была возможность вернуться к отцу и обнять мать. Теперь воспоминания о доме не причиняли Олгиному сердцу боли, лишь навевали легкую грусть.
Однако ж, да не упрекнет Творец, была в этих посещениях и практическая сторона. После службы всегда можно было присесть на скамеечку и услышать самые свежие сплетни и новости. Олгу люди, что странно, не чурались, сразу приняли пришлую девку, будто та всю жизнь жила в соседней деревне, и вот явилась в услужение к Прохору, который приходился ей не то троюродным дядей по женской линии, не то кумом ее безвременно почившего отца. Каким образом родилась подобная байка, для Олги осталось загадкой, ответа на которую она, впрочем, не спешила доискиваться, решив не мутить воду, чтоб не спугнуть удачу. Приняв это отношение как должное, она стала одной из них, и страх исчез сам собой. Вот и сегодня, спустя пять дней после появления Змеи в селе, бабы, рассевшись на скамьях, помахивали ветками, отпугивая комаров, и перемывали односельчанам косточки, даже не обратив на нее внимания.
— Ох, бабоньки, голубушки! За что же Бог нас так наказывает! Ну, никак не оставят нас в покое эти проклятущие жмыри! Не далече, как сегодня утром погнала Маруська, Митяева дочка, гусей на водопой, к запруде. И вдруг вышел ей навстречу волк — не волк, человек — не человек, что-то между… в общем, жмырь натуральный, и спрашивает ее, где тут двор постоялый. Она, знамо дело, испужалась, мелкая еще совсем, ткнула ручкой да пролепетала, что рядом с церквой нашей, на площади, значит, а сама стоит, словно в землю корни пустила. Жмырь глянул на крест, — я знаю, его с запруды видно, — и исчез. Маруська говорит, он волком обернулся и в кусты убег.
— Врет, поди! Разве жмыри оборачиваются в зверей-то?
— А, черт их разберет, нечистиков проклятых.
— Может, то оборотень был?
— Чур меня, бабоньки, чур! — выпучив глаза, крестилась рассказчица.
— Дуры вы, бабы, — сплюнул дедок, вставая со скамьи, — не тех чураетесь. По-моему, так жмыри страшнее. Они-то точно существуют!
Дельно говоришь, дед, в самую точку! Олга обогнула колодец в центре площади и направилась к мельнице.
Каждый раз, проходя мимо дома погорельцев, она невольно замедляла шаг, заглядывая через плетень. Голодное пламя отъело приличный кусок у некогда богатого хозяйства старосты. Тучные буренки сиротливо жались под наспех сооруженным навесом, пара кур, видимо, совсем недавно купленных, бродила по грязному двору, драный петух с опаленным хвостом ковырялся в навозе, выискивая семена. Огромная псина лениво наблюдала за выводком поросят, копошащихся вокруг матки, лежащей в огромной грязевой луже, видимо в том, что осталось от стойла. Интересно, они свиней в доме держат? Вся правая часть дома напоминала недогоревшую головешку. Крыша в том месте совсем провалилась, своим неприглядным видом в очередной раз наводя Олгу на мысль, что кто-то бросил на соломенную кровлю факел.
Во дворе было тихо. Ребятишки, те самые, что ехали на одной телеге со Змеей, мастерили силки. Девочка улыбалась, поминутно оглядываясь за спину и демонстрируя невидимому наблюдателю свой труд. Олга пригляделась повнимательнее и заметила то, что предпочла бы не видеть. В тени развесистого клена сидел живой мертвец, иначе и не назовешь. Покрытое загрубевшей коркой тело было перевязано снизу доверху застиранными до желтизны бинтами, открыты были лишь несколько участков буро-красной кожи. В нос сразу же ударил неприятный запах гноя и разложения. А я-то думала, чем это здесь так воняет! Олга только настроилась осмотреть парня своим змеиным зрением, как из дома вылетела всклокоченная баба с выбивающимися из-под платка седеющими прядями нечесаных волос.
— Что уставилась?! Чужого горя не видала!?
Следом за женщиной из дома выбежала девушка, лицо которой наполовину было скрыто повязкой.
— А ну пошла вон, коза драная!
