О пользе проклятий - Оксана Панкеева

Ольга повторила правильно с первого раза, пообещала, что не забудет. Потом опять принялась водить ладошкой по его груди, видно, разыскивая еще что-нибудь интересное.

— Там больше ничего нет, — сказал он. — У меня не такая богатая биография, как у Элмара.

— А почему? Разве он старше?

— Мы ровесники. Но он начал на десяток лет раньше. Кроме того, у него иная специальность. Элмар рыцарь, он встречает врага лицом к лицу, на длину меча. А я стрелок. Арбалет, пистолет, метательные орудия… Ой! Там щекотно!

— Ты боишься щекотки? Такой герой и боится щекотки?

— Я не герой, — возразил Кантор. — Это Элмар герой. Я такими вещами никогда не занимался.

— Интересно… Что ты делаешь?

— Как — что? Ты сама не чувствуешь?

— Еще как чувствую!

— Зачем спрашиваешь? Ты меня гладишь, и я тоже хочу. Что же ты остановилась? Мне было очень приятно.

— Тебе же щекотно.

— А ты гладь там, где не щекотно.

— Диего, а почему ты весь такой… гладенький? Специально бреешься, потому что так модно, или гормональные проблемы?

— Ты насчет волос?

— Ну да. У тебя их нигде нет — ни на груди, ни под мышками, даже на лобке, по-моему, если я правильно помню…

— Это вовсе не модно, и, вообще, делать мне нечего — бриться целиком. Просто не растут. Это наследственное. У меня прадед эльф.

— Почему у тебя тогда уши обычные?

— А это у кого как получится. Вот у моего деда были и уши эльфов, и магическая Сила. У матери — глаза и способности… к искусству. А я получился просто «гладенький», как ты говоришь. Если б у меня были дети, им могло достаться что-то еще — например, волосы странного цвета или те же глаза, а может, и уши… Хотя нет, уши бывают только в первом поколении, сейчас такие ушастики, как ваш принц, не рождаются вообще.

— Уши — это ужасно! — уверенно прокомментировала Ольга.

— Тебе не нравится? А по-моему, Мафей очень симпатичный мальчишка.

— Симпатичный. Только знаешь, сколько он натерпелся в детстве за свои уши? Его дразнили и постоянно за них дергали. Он до сих пор помнит это и обижается. Тебя никогда не дразнили в детстве?

— Нет. Меня начали дразнить, когда я был уже взрослым мужчиной и… Да я тебе об этом уже рассказывал.

— Насчет ответа за слова? Говорил… Диего, а почему у тебя нет детей?

— А ты что, хочешь от меня ребенка?

— Боже упаси, мне только ребенка не хватало для полного счастья. Я так, из любопытства. Можешь не рассказывать, если это что-то слишком печальное или твоя тайна.

— Да нет, я сам толком не знаю… Мне было года три или четыре. Залез в лабораторию и поиграл с алхимическими реактивами… Не расспрашивай меня, пожалуйста, о моей прошлой жизни. Мне все время хочется тебе что-то рассказать, а нельзя. Лучше расскажи мне сама что-нибудь.

— Что?

— Как ты подружилась с первыми лицами королевства. Это должно быть весело.

— Почему ты так решил?

— Король Шеллар такой смешной…

— Нечего над ним смеяться, — укоризненно перебила его Ольга. — Он хороший.

— Конечно, хороший, кто же спорит. Но и смешной тоже, особенно когда садится в кресло… Ага, хихикаешь? Сама, наверно, замечала, как он складывается и раскладывается.

— Не смейся. Я не хочу. Может, тебе это непонятно… Над тобой когда-нибудь смеялись? Просто так — за длинный нос, за дурацкую прическу, за те же уши…

— Я понял, — усмехнулся Кантор, хотя такие проблемы ему всегда было трудно понять — уж что-что, а его внешность никакими недостатками не страдала. — Нет, конечно. Я всегда был симпатичным парнем, и, чтобы найти какой-то недостаток, приходилось уж очень постараться. Правда, однажды надо мной пытались посмеяться по поводу того, что я незаконнорожденный. Я засмеялся в ответ и сказал: «Да, я ублюдок, и я себя обожаю. Мне нравится быть ублюдком. А вы можете идти на два пальца с вашими претензиями».

— И показал им эти самые два пальца, — со смехом добавила Ольга.

— Ну да.

— Я смотрю, у тебя универсальный метод на все случаи жизни. И они пошли?

— Нет, конечно. С тех пор у меня этот шрам. Я же говорил, что метод опасный.

— Диего! Ну что ты делаешь?

— Ласкаю твою грудь. Тебе это неприятно?

— Я же завожусь!

— Ну и прекрасно. Наконец-то.

— Я сейчас начну к тебе бесстыже приставать, тогда будешь знать!

— Начинай скорей.

— Ты что, серьезно? А как же твоя голова?

— При чем тут голова? Главное — не отрывать ее от подушки, а так она не мешает. Опусти руку ниже… Еще.

— Ну ничего себе! Больной называется!

— Такие мы, горячие мистралийские парни.

— А как у тебя получается… в таком состоянии?

— Я по тебе с ума схожу. В любом состоянии. У тебя что, под халатом ничего нет?

— А что там должно быть?

— Восхитительно! Тут не то что больной, мертвый не устоит!

— Интересно, а как ты собираешься это делать, не отрывая голову от подушки? Я на тебя не полезу, у меня сил не хватит. На этаж-то еле спустилась.

Кантор тихо засмеялся:

— Это мелочи. Нужно только немного фантазии.

— Ну что с ним? — спросила доктор Кинг, выжидающе глядя на Амарго.

— Да все в порядке, с чего ты так раскричалась? Я его довел до хижины, и он спокойно спит. Стоило учинять такой скандал?

Он повесил куртку в шкаф, сложил в ящик стола ремень и оружие и стал натягивать потрепанную мантию.

— Конечно, стоило! — возмутилась доктор. — Он что, полный идиот? У него могло быть кровоизлияние в мозг! Ты знаешь, как повышается давление при…

— Знаю, — перебил ее Амарго. — Может, он не знал. Он, вообще-то, человек, далекий от науки. Но ничего же не случилось. Человек спокойно спал себе после приятно проведенного времени, и вдруг его будят пинками и воплями о том, что он идиот, придурок и сексуальный маньяк… Выходи, я закрою дверь… И девушку перепугала насмерть, она теперь будет переживать, не случилось ли с ним чего. Ее-то зачем было будить? Я едва успел выскочить за дверь. А если б она меня увидела?

— Ладно, пошли, — проворчала доктор, посматривая на собеседника.

В потрепанной мантии и шапочке грозный командир превратился в скромного алхимика, человека пожилого, небогатого и преданного науке. Его неплохо знали в городе, чудаковатого старичка мэтра Альберто, мистралийского эмигранта, которого доктор Кинг приютила в своем полуподвале из благотворительности и все той же преданности науке. Злые языки утверждали, что не только, но мало ли что расскажут об одинокой женщине, имеющей ребенка неизвестно от кого.

— К тебе или в кабинет? — уточнил Амарго.

— Как же, ко мне! Четыре утра. Увидят, когда будешь выходить, и опять будет разговоров на неделю. В кабинет.