Вторжение Бурелома - Наталия Никитайская

- Вам не кажется, дорогая Мария Николаевна, что жизнь обошлась с вами слишком жестоко: сегодня такой важный для вас день, а вы - бледны, явно плохо провели ночь, да и день, видно, ничем не порадовал!.. Несправедливо. Вам ли, такой молодой и привлекательной, переживать такие "обломы"!..

Удар Бурелома попал в цель: я снова видела Диму перед зеркалом гримерной и шубу Деда Мороза, чуть-чуть ему великоватую... Стало больно...

- Сказав свое "да", вы, Мария Николаевна, навсегда избавите себя от такого рода ударов.

"Знает. Он все знает про Феникса, - подумала я. - Откуда?"

- А теперь о нем... - Бурелом ткнул пальцем по направлению камня. Вот вам образчик того, как он разделывается с теми, кто ему не по нутру или не оправдал его надежд, - и Бурелом еще раз ткнул пальцем, но теперь уже в сторону Черешкова.

Было заметно, впрочем, что ему не очень нравится смотреть на камень. Я молча, заторможенно следила за жестами и словами Бурелома.

- Давайте, давайте, Маша, пора уже приходить в себя. Подумайте, какие перспективы открываются перед вами: "Я одинока. Раз в сто лет я открываю уста..." - Он словно бы передразнивал меня. - Так откройте же свои уста, Мария Николаевна...

"Нет, не могу согласиться!.." - подумала я достаточно вяло, и тут же сильно, ухающе, вдребезги разбивающе предыдущую мысль, раздалось во мне: "Нет!.. Не могу!.. Не могу я отказаться!.." Наверное, сейчас я была похожа на рыбу, перед которой висит наживка из тех, от которых просто духу не хватает отвернуться. И пусть весь рыбий опыт подсказывает: не глотай, - все равно наживка так соблазнительна, так желанна...

- Ну, Мария Николаевна, ну же!.. Второго такого случая не будет. Вы торопитесь на следующую елку, да и я тороплюсь по делам, еще пара минут, и я сам откажусь от вас - мало ли достойных претендентов. Но мне-то интересны именно вы, именно ради вас я трачу и время свое, и деньги готов потратить немалые...

"Деньги, деньги..." - отдалось во мне эхом. Камень сиял на свитере режущим блеском, его импульсы ощущались моим сердцем, сначала как мелкие уколы, а потом - слились в один - болезненный и долгий укол... От этой боли я уже почти совсем перестала соображать. И только в тахикардическом ритме сердечных ударов билось во мне: "Не могу согласиться?! Почему?! Почему-почему?.. - Деньги! Он сам сказал - ДЕНЬГИ!.. Не могу отказаться... Не могу! Первый и последний шанс!.. Кто еще поверит в меня так?! Не могу согласиться!.. Мариша смотрела на него с таким ужасом - он страшный!.. А мне кажется уже вполне симпатичным - так что же со мной?! Не могу, нет, не могу..."

- Да отшвырните от себя этот камень, Мария Николаевна!.. Отшвырните!.. Ничего хорошего он вам не принесет!.. Не будьте жертвой этого старого дурака, который считает себя чуть ли не прародителем всего истинно талантливого на Земле!.. Да ничего нет вредоносней, чем его утверждения о добродетельности и чистоте таланта! Вот это и называется полным незнанием жизни, ее реалий! Обречен такой талант - вы понимаете - об-ре-чен! Да посмотрите на себя: вы же совершенно лишены орудий зашиты: ни пробивной силы, ни железных локтей, ни разумного эгоизма!..

- Но кого я должна вытеснять "железными локтями" - своих друзей, подруг, что ли?.. - спросила я, слабо сопротивляясь, уже предчувствуя колкий ответ, правдивый на сто процентов.

- Очнитесь, Мария Николаевна! Какие друзья-подруги?! УЖ не те ли, которые пальцем не пошевелили ради вас, когда вы остались без работы?! Нет, они-то уже давно поняли, что каждый выживает в одиночку - их уже никакой Алмазный Олух не проймет своими проповедями!..

- Да-а... - протянула я.

Вот они - рядом, как в стоп-кадре - Валентина с бокалом в руке недоуменно смотрит вслед мне и Бурелому; Юрка - подающий мне благословляющий знак: мол, "иди, иди - счастливица"!.. Но здесь же и Анастасия Ивановна... и Мариша... И они - другие, совсем другие... И уже, обращаясь только к Анастасии Ивановне и Марише, я мысленно принялась что-то объяснять про "волшебные" деньги: "Вы видите, это волшебник. Мне очень повезло - я встретила волшебника. У него все деньги - чистые!.." "Волшебных денег не бывает, - услышала я ответ Анастасии Ивановны, будто бы пробившийся ко мне через стену помех. - Бывают только деньги, нажитые честным трудом, и деньги награбленные и грязные. Чистые и грязные, вы понимаете, Маша... Только чистые и грязные..." Голос шел по нисходящей, все удаляясь и удаляясь, пока совсем не потух и не заменился в моих ушах голосом Бурелома:

- Я жду, Мария Николаевна, я жду вашего ответа!.. Мне показалось, я что-то начала понимать. Я пробормотала:

- Это так страшно, когда серая, безразличная субстанция наплывает, затягивая, поглощая все вокруг и саму тебя тоже... А нравственное пространство - это такое голубое, такое спокойное...

- Боже!.. Да вы бредите!.. - честное слово, в тоне Бурелома прозвучал страх за меня. Потом у него вырвалось. - Дурак, переборщил! - Он сделал движение ко мне, чтобы обнять, подхватить - я так поняла, во всяком случае, но был остановлен камнем, выругался и закричал. - Если вы еще понимаете меня, Маша, оставьте, оставьте эти свои разговоры нищих о нравственности! Что только не прикрывается этим словом: слабость, отсутствие жизненных сил и энергии, трусость, бездарность... Да поймите же наконец, настоящий талант потому и талант, что не связывает себя никакими запретами, в том числе и нравственными!.. И вы - вы сильная и талантливая - вы все можете!.. Вы все трудности преодолеете, и говорите, говорите свое "да". Одно ваше "да" - и кончится эта мука, что вы испытываете сейчас!

- Нет!.. - закричала я. - Нет, не могу!.. Не могу!..

"Не могу отказаться!.. Не могу отказаться... - пульсировало во мне. Не могу согласиться!.. Не могу..." - а наружу вырывалось лишь:

- Нет, не могу!.. Не могу!..

- Мария Николаевна! Маша!.. Чего не можете?! Какое "нет"?! Говорите же понятнее!.. - кричал Бурелом, уже не сдерживаясь.

А я еще раз повторила это свое:

- Нет, не могу!.. нет! - и успела только ощутить новый удар камня в сердце и потеряла сознание...

XV

Их было бы трудно различить, если бы не глаза...

Две одинаково театральные фигуры стояли в ногах моей постели. Оба посетителя смотрели на меня. Один - глазами, полными алмазного холодного блеска, другой - отвратительными бельмами...

Очнувшись, я сразу догадалась, что лежу на больничной койке, и присутствие гостей показалось мне вполне естественным.

Другое дело, что смотреть на них я не могла: оба были мне неприятны. Я помнила все, что произошло со мной, я понимала, что и Бурелом, и Алмазный Старик втянули меня в войну, как необученного новобранца, и я уже пала жертвой этой войны. Они, представляющие собой две крайности существования в этом мире, не пожелали понять, что от крайности до крайности - целая гамма возможных вариантов жизни.