Ты моя самая (СИ) - Леванова Марина

И тут же, словно в подтверждение его слов, кифийка появилась на поляне и направилась к своему костру. 

— Во, — обрадовался Торольв, выглядывая из-за плеча друга. — Теперь точно иди! 

Берг сделал шаг и в нерешительности остановился, вопрошающе посмотрел на друзей:

— А что я ей скажу?

Мужчины в недоумении уставились на него, усиленно соображая, что можно спросить или сказать в такой ситуации.

— М? Спроси её, — первым заговорил Сверр, задумчиво сводя брови. — Какое она, например, любит мясо: зайчатину или кабанятину. 

— Аха, — вставил своё слово Альрик, тихо посмеиваясь. — А когда ответит, отправляйся ловить запрашиваемую зверюшку. 

Берг развернулся в его сторону с явно не добрыми намерениями, но его задержал Гренвир; всё это время он был весьма задумчив и молчалив и не отводил своего горящего взора от одной очень соблазнительной ведьмочки.  

— Альрик! — осуждающе прикрикнул Торольв. — Хватит уже! Никому, между прочим, не смешно. — Но у Сверра подрагивали плечи, Гренвир улыбался, а Альрик откровенно ржал. — А что, смешно, что ли? — И успокаивающе обратился к Бергу: — Слушай, не обращай на них внимания! Просто пойди к ней. Присядь рядом. Когда ещё такая возможность представится? А там оно само родится, о чём поговорить. 

Младший Берриз зыркнул на Альрика, но тот лишь пожал плечами, возвращая на своё лицо равнодушное выражение; ему, в отличие от остальных, никогда не нравился этот праздник, и приходил он к кострам исключительно потому, что этого требовали старейшины.  

Берг на негнущихся ногах зашагал к костру кифийки. Его догнал Торольв и сунул в руки кусок мяса и кружку с холодным чаем, чтобы его поведение выглядело более непринуждённо. Но какой там есть или пить, он сейчас не смог бы даже глотка воды сделать! Да он едва дышал, глядя на спину самой желанной девушки на свете. Кстати, нигде не было видно второго гнома. 

— Ничего если я рядом присяду? — тихо спросил он и сам удивился, как странно прозвучал его голос.  

— Присаживайся. — Мирра хлопнула ладошкой по бревну рядом с собой, даже не поворачивая головы, явно не узнав преподавателя по голосу. 

Берг перешагнул через бревно и плюхнулся рядом, залпом осушил свою кружку и закашлялся. Кифийка медленно повернула голову в его сторону и замерла. В один миг на её лице отразилась целая гамма чувств: удивление, недоверие, тревога. Ему показалось, что она сейчас вскочит и с криком убежит, но девушка продолжала сидеть, лишь обернулась и обвела подозрительным взглядом поляну. 

— Почему все на нас смотрят? — тихо спросила Мирра. 

— Кто смотрит? — зарычал Берг, оглядываясь, и тут же все оборотни, как по команде, принялись заниматься своими делами. — Тебе показалось! — громко проговорил он, надеясь, что его услышат сородичи. 

— Странно. — Мирра выглядела озадаченной. — Может, и правда показалось. 

— Мирра из рода Тиадары, — тихо позвал Берг кифийку, которая вернулась к созерцанию пламени. — А ты какое любишь мясо: зайчатину или кабанятину? — Он готов был провалиться сквозь землю из-за своей тупости. “Вот же ж дурак! А вдруг и правда сейчас выберет что-то одно. И кого же мне тогда идти ловить?” 

Мирра усмехнулась и покосилась на странного преподавателя: тот сидел, словно кол проглотил, и явно чувствовал себя неловко.  

— Без разницы; главное — мясо. Но я уже сыта. Спасибо! 

Берг облегчённо вздохнул, соображая, о чём бы ещё спросить у неё, клятвенно пообещав, что в следующий раз обязательно прибьёт Альрика, чтобы не путал и не смущал своими сомнительными советами. И пока он лихорадочно думал, кифийка заговорила сама:

— Хороший праздник! — Мирра подняла свою кружку с травяным чаем. — Чем-то мне дом напомнил: у нас тоже жгут костры до самого утра на горе Аморем и тоже поют песни. — Отпила пару глотков и покосилась на преподавателя: он, кажется, забыл, что в его руках ветка с мясом. — Остынет же, — она улыбнулась, — ешь! 

— Не-е-е, я тоже уже не хочу. — Берг воткнул свою ветку рядом с костром. — А на вашей горе тоже есть священный источник? А как он у вас называется? — ухватился он тотчас за предложенную тему. — Я бы с удовольствием получше познакомился с историей Кифийской Империи. Слишком уж мало нам известно о воительницах Меотии. До нас доходят лишь слухи, а по ним очень сложно разобраться, где правда, а где чистой воды вымысел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мирра догадывалась, какого рода слухи ходят о воительницах с Меотии: ничего хорошего, конечно. Но её это не обижало! Веками они не пускали на свой материк чужаков, и поэтому не удивительно, что про их жизнь начали рождаться истории одна чуднее другой. Украдкой бросила взгляд на сидящего рядом мужчину. Да если бы кто-нибудь ещё месяц назад сказал ей, что такое однажды произойдёт, она бы ни за что не поверила и наверняка даже бросилась бы драться. Она сомневалась лишь мгновение, стоит ли рассказывать о себе. А потом вдруг решилась. 

— На горе Аморем нет никаких священных источников. Просто так решили: раз она самая высокая, то оттуда нас быстрее услышат боги. — Мирра посмотрела на своего слушателя: мужчина не шевелился. — Это праздник в честь Богини Плодородия. На горе зажигают огромные костры, которые так ярко полыхают, что их видно далеко-далеко. К ним приносят самые лучшие украшения, яства, вина. — Улыбнулась, переходя к самой интересной части этого праздника, она знала, что Бергу понравится. — И ставят шатры, в которые приходят мужчины. Это один-единственный день в году, когда кифийки по доброй воле ухаживают за мужчинами: кормят, поят и ублажают их. — Как Берг ни старался, ему не удалось скрыть своё изумление. — В этот день старейшины нашего племени разводят юных дев по шатрам и оставляют наедине с мужчинами до самого утра. Обычно это младшая или единственная дочь у матери. Стать женщиной и принести потомство своему роду — это одно из последних таинств, через которые проходят воительницы, становясь взрослыми. 

— И ты… — Берг замолчал, не в силах озвучить свою мысль. — Ты тоже? Ты прошла через это таинство?

— Если бы прошла, меня бы сейчас здесь не было. — Мирра горько усмехнулась. — Я вот думаю, куда тётя меня в следующий раз сошлёт, когда я снова не подчинюсь её воле? 

— То есть твоё появление в Шагосе не случайно? — тихо спросил Берг. 

— Совершенно верно! Это моё наказание. — Мирра посмотрела в лицо ошарашенного оборотня. — Меня изгнали с родины на год за то, что я отказалась разделить ложе с мужчиной и продолжить бесценный род Тиадары. Но самое обидно знаешь что? — Мужчина покачал головой. — По возвращении я всё равно должна буду пройти через этот обряд. Вот здесь я это понимаю, — она постучала пальцем себе по лбу. — Но вот здесь, — приложила руку к груди, — не могу принять. Нас осталось всего трое: Меланта — моя мама, Танаиса — наша Великая царица-мать и я. Моя мама несколько раз пыталась зачать девочку, но рождались только мальчики. Я даже не знаю об их дальнейшей судьбе, их отдают отцам. — Равнодушно махнула рукой: — Да кому вообще нужны эти мужчины? 

Мирра сконфуженно замолчала: да она сидела рядом с одним из таких мужчин, который вдобавок был ещё и её преподавателем! Но Берг понимающе покачал головой, давая понять, что ничего страшного не услышал в её словах, и она продолжила своё повествование: 

— А наша царица-мать не может иметь детей. Это случилось после нападения. Мы угодили в засаду, и Танаиса в тот день была серьёзно ранена. Она едва выжила, и приговор нашей целительницы был короток: бесплодна. — Покосилась на своего слушателя. — И теперь надежда только на меня. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Берг потрясённо молчал. Что бы он сейчас ни сказал, это могло быть неправильно понято. А сказать ему хотелось о-о-очень многое. Но осудить варварские законы воительниц — это ругать всю культуру, которая складывалась на их закрытом материке веками. Мелькнула мысль попробовать осторожно выведать, почему она отказывается пройти через этот обряд. Но ведь если бы она хотела, уже рассказала бы. Нужно было спросить о чём-нибудь таком, что не заденет её чувств. Он сразу понял, что эта тема девушке неприятна.