Отпуск на войну - Альберт Байкалов

– Ты меньше говори, – предостерег его Урал.

– Я знаю, – вновь проигнорировав реплику подчиненного, кивнул Грек. – Кроме того, вы превращаете наших парней в котлеты.

– Давай и ему «ливер» отобьем? – предложил Урал.

– Я только «за», – напомнил о себе Форос. Наблюдая за происходящим, он сидел в паре шагов от Балуна.

– Не надо ему ничего отбивать, – строго сказал Грек. – В случае чего скажу, что специально до обмена не трогали и даже разрешили себя в порядок привести. Очень уж дорог для меня оказавшийся в плену у «сепаров» товарищ.

– Скажи, будто родственник, – предложил Форос.

– Что? – не понял Грек.

– Чтобы суета насчет обмена была правдоподобнее, можно сказать, будто у ополченцев твой родственник, – пояснил Форос.

– А не может получиться так, что нарвемся на того, кто всех «укропов» из «Азова» знает? – неожиданно спросил Урал.

– Думаю, нет, – зачем-то сказал Балун и осекся.

– Продолжай, чего замолчал? – испытующе посмотрел на него Грек.

– В спецбатальонах – выходцы из Западной Украины и Киева. Их костяк – это те, кто стоял на Майдане. А в армии сейчас в основном одна голытьба.

– Разные социальные группы, – догадался Грек.

– Еще амнистированные, – добавил Балун и замолчал, размышляя, что его подвигло помогать ополченцам.

Глава 50

Сиамские близнецы

Штабная палатка бледным свечением гигантского абажура угадывалась в темноте. Изнутри раздавались голоса подвыпивших мужчин. В расположенном по соседству пункте приема раненых никого не было, а расстояние до ближайшего поста не позволяло различить караульному даже громкий разговор. Разве что крик или выстрел, поэтому Никита отказался от мысли перерезать электрический провод, посчитав, что темнота лишь усложнит ему работу.

– Еще час жду и уезжаю, – донесся из палатки капризный голос Симоненко. – Сами потом с Бертой объясняйтесь!

– Хватит ныть! – прикрикнул на него Милячук. – Сказали тебе, сейчас будут.

Никита догадался, что речь идет о донорах, за которыми уехали люди Тарасюка.

– Может, пока девок твоих соберем? – неожиданно предложил Симоненко.

Никита замер. Он понял, что тот имел в виду Катю и Риту.

«Интересно, как они там? – шевельнулась в груди когтистым зверьком тревога. – По всем расчетам, Катя уже передала нож и сейчас вместе с Ритой направляется к месту сбора».

– Успеем, – заверил врача Тарасюк.

Булькнуло. Стукнул стакан.

«Пусть выпьют», – усмехнулся про себя Никита и огляделся. Подступившие к лагерю деревья и кусты размыла чернота.

«Пора», – дал он себе команду, примерно рассчитав, что сейчас собутыльники потянулись к закуске, и раздвинул полог палатки.

Никита не ошибся. При его появлении рука Тарасюка с вилкой, на которую был наколот ломтик огурца, застыла на половине пути ко рту. Милячук как раз поставил стакан на стол и прижал запястье к губам, а Симоненко запустил два пальца в банку с помидорами.

– Чего тебе? – осипшим голосом спросил Тарасюк.

– Там ваш беглец вернулся, – показал рукой в сторону палаток лазарета Никита.

– Какой? – забыв про закуску, вмиг протрезвел Тарасюк. – Неужели штабной?

Никита кивнул и, усмехнувшись, добавил:

– Только пьяный в стельку.

– Я же говорил! – развел руками Тарасюк. – Вот сука!

– Кто таков? – оживился Симоненко.

– Начальник штаба батальона нацгвардии майор Левицкий, – отрапортовал Тарасюк. – Ездил на пару с командиром бригады на организацию взаимодействия. Отработали кучу документов, все согласовали, а на обратном пути из Киева попали в аварию. Комбриг насмерть, а этот ноги переломал.

– Я слышал про эту аварию, – подтвердил Симоненко. – Они в брошенный на дороге танк врезались.

– Точно! Он стоял с выключенными габаритами.

– Бардак, – хрустнув огурцом, заметил Милячук.

– Еще какой, – согласился Тарасюк. – Не армия, а банда.

– И что, он по бабам со сломанными ногами бегает? – недоумевал Милячук.

– Как видишь, – отмахнулся от него Тарасюк и вновь уставился на Никиту: – Выпьешь?

– Не откажусь, – пожал тот плечами, вмиг поменяв планы нейтрализовать троицу при попытке выйти из-за стола.

Тарасюк взял бутылку и, наполнив стакан до половины, буркнул:

– Уроды…

– Кто? – встрепенулся Симоненко.

– СБУ пальцы гнуло, – стал рассказывать Тарасюк. – Заявили, будто у меня тут разведка сепаратистов похозяйничала. Всех перетрясли.

– Гады, – посочувствовал Милячук.

– А у меня здесь, – постучал Тарасюк по железу, – документы штабного. И знаете, что еще там? Компромат на… – Он неожиданно вскинул взгляд на Никиту: – Чего не пьешь?

Никита опрокинул стакан.

– Держи, – услужливо протянул ему наколотый на нож огурец Милячук. – Извини, вилок только две!

– Ничего страшного. – Обрадованный таким оборотом дел, Никита отправил закуску в рот и с удовольствием стал жевать.

– К утру потребовали предоставить план охраны и обороны лагеря, а на ночь сказали выставить «секреты», – продолжал жаловаться Тарасюк. – Хуже «москалей»!

– А ты? – уставился на него пьяными глазами Милячук и икнул.

– Я? – Тарасюк сложил пальцы в кукиш и погрозил им в пустоту перед собой: – Вот им! У меня людей раз, два, и обчелся. Всех на передний край позабирали. Гвардейцев просить не собираюсь, а сам на пост не пойду.

– Так, выходит, лагерь вообще никто не охраняет? – испуганно спросил Симоненко.

– На складах караул, – пожал плечами Тарасюк. – Дежурная смена в палатке. А кого здесь охранять? – Округлив глаза, он посмотрел на стоящего у стола Никиту: – Его?

– Все равно, – поежился Симоненко и огляделся, словно надеясь увидеть в брезентовых углах нечисть, – до передовой рукой подать.

– Самое ценное здесь. – Тарасюк еще раз постучал по железу. – Даже сумка штабного с решением на наступление у меня под задницей.

«Вот это подарок!» – обрадовался Никита, пятясь к выходу.

– Ты куда? – поднял на него покрасневшие от выпитого глаза Тарасик.

– За гранатой. – Никита выхватил из кармана висевшей на вешалке разгрузки «Ф‑1» и ловко освободил чеку от предохранительного кольца. – Руки на стол, и не дышим!

– Ты в своем уме? – вскочил со своего места Милячук.

Молниеносным движением Никита по самую рукоять вогнал им же услужливо поданный ему нож в грудь. Удар был на вдохе и не оставлял никаких шансов. Не издав ни звука, Милячук рухнул спиной на нары и врезался головой в брезент палатки, отчего она заходила ходуном.

– Я же сказал, не дышим! – держа гранату над столом, повторил Никита.

– Тихо! Пожалуйста! – тряся на уровне головы открытыми ладонями, причитал абсолютно трезвым голосом Тарасюк.

Глядя на дергающуюся ручку ножа в груди Милячука, Симоненко вздрагивал, как будто к нему подвели электрический ток.

– Ключи от сейфа! – потребовал Никита.

Не сводя завороженного взгляда с руки, в которой он держал гранату, Тарасюк медленно вынул связку.

– Два шага назад!

Тарасюк стал пятиться, пока не уперся спиной в брезентовую стенку палатки.

Рука уже устала держать гранату. Никита зубами выпрямил усики и вернул на взрыватель кольцо.

– Не волнуйтесь, не много времени надо, чтобы ее снова выдернуть, – закрепляя предохранительную чеку, успокаивал Никита Симоненко и Тарасюка. Оба затаив дыхание наблюдали за каждым его движением.

– Мы верим, что вы разумный человек! – с пафосом проговорил Симоненко.

– Вытаскивай скамейку из-за стола! – приказал Никита. И когда тот подчинился, протянул ему рулон пластыря: – Держи!

– Зачем? – проблеял Симоненко.

– Решил вас не убивать, а просто связать. Конечно, если будешь медленно шевелить руками, то передумаю.

– Да! Да! Спасибо! – пролепетал Симоненко, обматывая клейкой лентой запястья Тарасюка.

После того как руки и ноги негодяев были крепко связаны, Никита посадил их на скамью спинами друг к другу и, для верности, остатками пластыря обмотал обоих.

– Теперь вы как сиамские близнецы, – заклеивая рот Тарасюку, улыбнулся он.

Паспорта Риты и Кати лежали среди документов других людей. Молодые и не очень, они были из разных городов и сел Украины. Впечатляла стопка военных билетов. Было понятно, эти военнослужащие послужили не только на благо своей страны, но и наполнили карман какой-то Берты.

– Это что же, все, кого вы на запчасти пустили? – забыв, что, кроме как мычать, его подопечные больше ничего не могут, спросил Никита, вынимая лежащий на нижней полке пистолет. Все, представляющее ценность, он уложил в найденный среди вещей рюкзак с продуктами. – Ну что, будем прощаться?

Тарасюк во все глаза наблюдал за каждым его движением.

Немного подумав, Никита распрямил ему ладонь и вложил в нее гранату. Быстро обмотав ее корпус пластырем к руке, он согнул пальцы так, что они придавили предохранительную чеку, и посмотрел в расширенные от ужаса глаза негодяя: