Запретные игры - Наталья Евгеньевна Шагаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну окей, я переборщил, сорвался, нажестил. Я моральный урод. Так это не открытие. Я давно про себя всё знаю. Но никогда это не беспокоило до такой степени. Совесть проснулась? Неожиданно. Всю жизнь спала и вдруг решила обозначить свое присутствие? Ну нет же?
Сажусь на лавочку в сквере при клинике. Сжимаю голову, начиная анализировать все происшедшее.
Чего я хотел, когда пришел к ней?
Зачем я вообще пришел?
Я хотел ее рук. Ее нежных рук. День был тяжёлый, конфликт с сыном. Полное непонимание, почему я безоговорочно поверил девочке, а не сыну.
Ну ведь небезосновательно не поверил? Я был прав.
Слова Довлатова о том, готов ли я положить всех, кто посягнет на Надежду…
А я готов, мать ее. Вот так, ради бабы.
Мне кажется, я рехнулся.
Никогда не ставил женщину в приоритет. Женщины – всего лишь инструмент для отдыха, продолжения рода, статуса, не более. Все остальное всегда в приоритете. А сейчас?
И вот это все привело меня к Наде.
Я хотел её рук.
А потом… А потом мне вдруг стало мало ее ласковых рук, и я захотел большего…
Но ведь я спросил, чего она хочет! Я был готов попробовать дать несвойственную для меня ваниль. Мне хотелось сделать так, как ей надо… Ну хотя бы попробовать. Потому что сам я не понимаю как!
Но нет. Нет…
Ей от меня ничего не нужно.
Вот… Вот в этом моменте все пошло не так. Я понял, что противен ей.
Нет, она имеет право меня ненавидеть. Но я эгоистично хотел, чтобы приняла меня такого, как есть. Не приняла…
Я противен…
Вот он, еще один момент, когда меня переклинило.
В моей жизни была уже женщина, которую передёргивало от мысли родить от меня. Которую тошнило от близости со мной.
И вот все повторяется…
Это карма?
Но с Нелли меня так не треггерило.
Не хочет?
Плевать.
Могу взять то, что хочу, у других. И я трахал баб пачками. А они с удовольствием мне отдавались.
Но… Их удовольствие и желание мне угодить обуславливались деньгами и выгодой.
По факту. Просто так, как мужик, я был им малоинтересен.
Получается, мне было важно, чтобы Надя приняла меня безусловно.
А она не приняла…
Не так, конечно, добиваются расположения невинных, ранимых фиалок. Совсем не так…
Их топят в романтике, ванили, подарках, внимании, в словах и обещаниях.
А я так не могу. Разучился. Да, в общем-то, не умел никогда. Всех прогибал под себя. И меня всё устраивало.
Ну чуждо мне подобное.
Свою симпатию предпочитаю доказывать подарками, защитой, возможностями.
А дальше? В какой момент она окончательно сломалась?
Да, секс был грубым. Но я еще не совсем съехал с катушек, чтобы рвать девушку. Да, она не хотела. Да, я был груб. Но не настолько, чтобы довести до больницы?
Я неадекватно оцениваю свои действия?
Может быть.
Но в моей жизни был секс и гораздо жёстче, грубее, животнее, но никого не увозили из-под меня на скорой.
Бля… Ничего не понимаю.
Но Надя в клинике… И я пока даже не знаю, что с девочкой и насколько всё серьёзно.
Значит, где-то я потерял границу, просто не осознаю.
Она ведь девочка.
Надя оказалась еще уязвимее и нежнее, чем я полагал. Такие звери, как я, не для неё.
Как теперь мне к ней вообще прикасаться?
Отпустить?
Не могу.
Мамаев это просто так не оставит.
Ну, допустим, я его уберу.
Допустим!
Ради нее!
А она того стоит?
Ну, допустим, стоит.
Так не хочу я ее отпускать. Я эгоистично хочу ее рядом с собой.
Снова веду себя как животное и думаю только о себе?
Да. Я не поменяюсь. Я готов немного смягчиться и отодвинуть границы… Отпустить – нет. Еще пару недель назад думал, что наиграюсь и выкину. А сейчас не могу!
Нет!
А если не примет?
Если ее отвращение и страх перевешивают чашу весов?
Что тогда? Что?
Тогда нам обоим будет несладко.
Встаю с лавочки, иду назад в клинику. Что-то очень долго нет новостей. Я привез ее сюда в сознании. Да, Наде было больно, да, она побледнела. Но разговаривала со мной и была в себе.
Иду напрямую к доктору.
— Вы куда? — окрикивает меня медсестра.
— Мне нужен врач!
Не оборачиваюсь, иду вперёд.
— Нет его. Он на операции!
— На какой операции? — резко останавливаюсь.
Ее теперь режут из-за меня?
Прикрываю глаза, сжимая переносицу.
Ну не мог я так сорваться. Не настолько…
— Что за операция? Серьёзная?
— Я не могу вам сообщать такую информацию!
— Я хочу знать, что с моей женщиной! — повышаю голос, который эхом раздаётся на всё отделение.
— Тамара Геннадьевна – ваша женщина? — удивленно распахивает глаза девушка. — Ей же семьдесят… Ой, простите. Я не хотела ничего сказать, — мнётся.
— Какая Тамара Геннадьевна? Я о Надежде Свиридовой. Девушка, двадцать лет.
— А, — выдыхает медсестра, краснея. — С девушкой всё хорошо. Она в палате отдыхает.
Хорошо.
С ней всё хорошо.
Боль, которая раздирала меня, немного отпускает. Не совсем, но становится тупее.
— Почему мне не сообщили?
— Вы простите. Вячеслава Сергеевича срочно вызвали на экстренную операцию. Он не успел.
— Хорошо. Что с девушкой?
— Не могу сказать. Дождитесь врача.
— А так можете? — вынимаю из портмоне крупную купюру и засовываю девушке в нагрудный карман.
— Ну что вы? Здесь же камеры! — возмущается она, но деньги мне не отдает. — Ладно, вижу, что переживаете.
Берет со стойки медицинскую карту, открывает.
— Здесь ничего страшного. Разорвалась фолликулярная киста.
— Подробнее! — несдержанно повышаю голос. Хотя всегда холоден с посторонними. Нервы сдают.
— Ну, как бы вам объяснить… Это норма.
— Вот эти боли – норма?!
— Нет, конечно. Ну хоть раз в жизни такое случается с каждой женщиной. Кровотечений нет. Всё пройдёт. УЗИ и анализы в норме. Но пару дней понаблюдаем.
— Что это могло спровоцировать?
— Всё зависит от дня цикла. Но в принципе она могла разорваться и в покое. А что произошло перед приступом боли? Занятие спортом? Тяжёлое, ничего не поднимала?
— Всё
