Апельсин потерянного солнца - Ашот Бегларян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полгода спустя в семье Эрика и Лары появилась вторая дочь. В отличие от сына (а тем более по сравнению с ним) малышка Астхик была очень спокойная и тихая, зря не капризничала. А когда улыбалась, глаза её излучали первозданную радость, а на нежных щёчках появлялись наивные и забавные ямочки. От этой ангельской улыбки маленький дом озарялся сиянием счастья, словно по мановению волшебной палочки исчезали толстые стены, раздвигался давящий потолок и перед мысленным взором открывались бесконечно высокое голубое небо и широкие солнечные просторы под ним.
Эрик любил заглядывать в большие невинные глаза дочки, будто искал в них ответы на свои тайные вопросы, застрявшие где-то в прошлом и ожидаемые в будущем. И однажды, словно переместившись во времени на много лет назад, он увидел бедняжку Гоар на кушетке в невзрачном деревенском медпункте. Рядом лежали такие же малыши, заражённые смертельным вирусом. Некоторые не шевелились, уйдя то ли в глубокий, то ли в уже вечный сон. Родителей не пускали в помещение, и убитая горем мать, вытягиваясь на цыпочках и едва касаясь лбом холодного стекла, пыталась увидеть дочку, которая угасающим, но всё ещё удивлённым взором в последний раз глядела на мир, так и не ставший для неё домом…
Неожиданная слеза обожгла лицо, вернув Эрика в реальность.
«Теперь всё по-другому, — то ли успокаивал, то ли убеждал себя он. — Дети больше не будут чувствовать себя сиротами, потому что навсегда уйдут в прошлое войны и искусственно созданные непреодолимые обстоятельства, которые заставляют взрослых чувствовать себя такими же беспомощными, как их дети… Родители и дети всегда будут рядом, помогая друг другу достойно и радостно прожить жизнь, данную всего-то один-единственный раз…»
Глава 39
Деревня Аци жила размеренно-обыденной и вместе с тем по-своему необычной жизнью на отведённом ей маленьком клочке земли под солнцем, которое, казалось, светило здесь как-то особенно ярко и с большим старанием, дольше задерживаясь над утопающими в зелени холмами, лугами и полями. Быть может, для того, чтобы попытаться согреть старых вдов, которым всё не хватало тепла даже в самый сильный зной…
Кнар уже разменяла седьмой десяток, но, казалось, делала всё, чтобы опровергнуть закон природы о том, что человек может уставать, болеть, нуждаться в заботе. Она по-прежнему была трудолюбивой, как пчела, и сильной, как муравей. Умудрялась таскать в город, в дом к младшему сыну, какие-то котомки и торбы с мукой, овощами, сушёными фруктами и ягодами, вареньями и дошабом. При этом Эрик не мог встретить её на вокзале, так как она никогда не предупреждала о своих визитах. Каждый раз всё повторялось, как в дежавю: кто-то из соседских мальчишек вдруг стучался в дверь с известием, что бабушка Кнар стоит с вещами у подъезда. Эрик или Лара (если мужа не было дома) спускались и заставали одну и ту же картину: весь двор, от больших входных железных ворот до крыльца подъезда, был заставлен мешочками и кошёлками, полными даров природы. Они располагались на расстоянии полутора-двух метров друг от друга — таким способом Кнар по очереди таскала тяжёлые сумки от вокзала до дома, примерно полкилометра. По пути, конечно, кто-то помогал ей, про себя наверняка поругивая её детей и внуков за безразличие к пожилой женщине, так старающейся для них. Эрик каждый раз возмущался и в сердцах распекал мать, но тщетно. Кнар парировала не то в шутку, не то всерьёз: «Это не для вас, а для Арменчика». В подтверждение своих слов она кричала с порога: «Мальчик мой, посмотри, что я тебе привезла!» Бабушка доставала плюшку или булочку, специально испечённую для любимого внука, и следила, чтобы он тут же их съел, «пока свежие». Конечно, это не нравилось Ларе, но во избежание конфликта она старалась многое не замечать в поведении норовистой свекрови, даже если своими словами и действиями та подрывала её родительский авторитет в глазах ребёнка. В свою очередь мальчик, сам не ведая того, помог во многом решить тягостный конфликт во взаимоотношениях бабушки с собственным сыном и невесткой и восстановить между ними пусть и хрупкий, но мир.
Кнар пребывала в непривычном для неё состоянии. С появлением на свет Армена в душе у неё засияло маленькое солнышко, которое согревало её вернее большого, одного на всех солнца. Бабушка души не чаяла в ребёнке и явно выделяла его среди других внуков. Она даже объявила мальчика перевоплощением Арутюна, найдя во внуке видимые только ей физические и психологические сходства с дедом. Её общение с Арменом отличалось большой эмоциональностью. «У тебя на лбу звёздочка. Ты знаешь об этом?» — говорила она, словно раскрывая тайну. Или же: «Ты у нас солидный парень, с тобой можно секретничать». А однажды даже сказала с улыбкой: «Если бы удалось вернуть время вспять на много лет, и я стала бы такой же юной, как ты, то влюбилась бы в тебя…» Мальчик, конечно, ещё не понимал, что значит «влюбиться», но чувствовал, что это нечто необычное и хорошее. В самой же беззаботной с виду шутке Кнар таилась горькая правда всей её жизни…
Но теперь жизнь пошла по-другому: с рождением необычного (во всяком случае, для бабушки) внука для Кнар начался новый отсчёт времени.
Когда мальчику стукнуло пять лет, бабушка забрала его на лето в деревню. Необъятные просторы полей, откуда ветер приносил тёплый и умиротворяющий аромат созревающей пшеницы, жизнерадостные подсолнухи, напоминающие нарисованные ребёнком солнышки, сказочные виды гор и холмов, пёстрые раскидистые кусты, откуда могла неожиданно вылететь с шумом птичка (мог выскочить и суетливый заяц), разлитая в воздухе незримая и немного пугающая свобода завораживающе действовали на мальчика, будоражили детское воображение.
Бабушка пекла для него вкусные пирожки со сладко-кисловатым яблочным джемом, варила компоты из разных фруктов и ягодные соки. Свои «фирменные» блюда Кнар сдабривала уникальными историями собственного сочинения, героями которых часто выступали ближайшие члены её рода и далёкие предки. Внук с интересом слушал бабушку и часто просил повторить понравившиеся сказки. Бывало, поправлял её или подсказывал, если она отходила от предыдущего содержания своих импровизаций. Общение с ребёнком врачевало старческую душу, а сам малыш набирался опыта, обогащая свой внутренний мир и развивая память и внимание.
Ближе к закату, когда солнце уже начинало прятаться за макушки вековых деревьев, они ходили в ближайший лес собирать лещину и грецкий орех, мушмулу, алычу, кизил, ежевику. Природа щедро делилась
