На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич

III совещание Коминформа состоялось в Бухаресте 16–19 ноября 1949 года, где с основными докладами «Защита мира и борьба с поджигателями войны» и «Югославская компартия во власти убийц и шпионов» выступили секретарь ЦК ВКП(б) М. А. Суслов и Генеральный секретарь ЦК РРП Г. Георгиу-Деж. Отбросив все прежние условности, оба докладчика и все участники дискуссии, среди которых были Генеральный секретарь ЦК БКП Вылко Червенков и министр иностранных дел Болгарии Владимир Поптомов, Генеральный секретарь ЦК КПЧ Рудольф Сланский, Первый секретарь ЦК ПОРП Болеслав Берут, Генеральный секретарь ЦК КПИ Пальмиро Тольятти и другие лидеры братских компартий, заклеймили «клику Тито» как «банду шпионов и убийц», которая открыто перешла на сторону империалистов и скатилась к фашизму. Причем враждебное поведение И. Броз Тито и его клики в лице министра иностранных дел Эдварда Карделя, министра внутренних дел Александра Ранковича и главного партийного идеолога, секретаря Исполнительного бюро ЦК КПЮ Милована Джиласа было расценено как часть общего стратегического плана империалистов, направленного на раскол единого демократического лагеря всех рабочих и коммунистических партий, разжигание новой мировой войны, а внешняя политика югославского руководства — как антисоветская политика «самой гнусной марки»[254].　

Между тем советско-югославский конфликт дал старт «охоте» на явных и мнимых сторонников И. Броз Тито и «национальных моделей строительства социализма» во всех восточноевропейских компартиях. Жертвами этой «охоты» стали многие известные партийные и государственные деятели стран социалистического блока, которые ранее сами активно боролись с разными антипартийными «уклонами», в том числе В. Гомулка (Польша), Р. Сланский (Чехословакия), А. Паукер (Румыния), Л. Райк (Венгрия), Т. Костов (Болгария), К. Дзодзе (Албания) и другие. Надо сказать, что в зарубежной и российской историографии эти политические процессы традиционно связывают исключительно с утверждением сталинской тирании в странах «народной демократии»[255]. Однако ряд известных авторов, в том числе профессор МГУ А. И. Вдовин, ссылаясь на работу британского публициста С. Стивена[256], впервые опубликованную в 1974 года, утверждают, что многие из этих процессов были прямо связаны с новым обострением советско-американских отношений, в частности с реализацией спецоперации ЦРУ «Расщепляющий фактор», автором которой был Аллен Даллес, а также принятием Конгрессом США решения о выделении 100 млн. долларов для подрывной работы в странах социалистического лагеря. Именно через призму этих фактов и следует рассматривать аресты и обвинения в национализме и шпионаже целого ряда лидеров стран советского блока, в том числе заместителя председателя Совета Министров НРБ и секретаря ЦК БКП Трайчо Костова в мае 1949 года, министра иностранных дел Венгрии Ласло Райка в июне 1949 года, бывшего Генерального секретаря ЦК ППР Владислава Гомулки в августе 1951 года и Генерального секретаря ЦК КПЧ Рудольфа Сланского в ноябре 1951 года. Более того, даже арест главы МГБ СССР генерал-полковника В. С. Абакумова в июле 1951 года стал следствием подрывной работы американских спецслужб.

Как известно, Бухарестское совещание Коминформа стало последним в его короткой, но яркой истории. Новое совещание братских компартий, которое теперь готовилось в недрах Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) во главе с Ваганом Григорьевичем Григорьяном и намечалось на лето 1951 года, так и не состоялось. Почему оно было отменено, остается не вполне понятным до сих пор, хотя тот же Г. М. Адибеков в своей статье «Молотов и попытки реорганизации Коминформа в 1950–1951 годах»[257], проливая свет на разногласия И. В. Сталина с П. Тольятти по проблемам работы Коминформа, выдвинул версию, что советский вождь просто потерял какой-либо интерес к этой организации, особенно после того как лидер итальянских коммунистов отказался возглавить в качестве генсека Секретариат Коминформа и процесс его реинкарнации новый Коминтерн.

в) Совет экономической взаимопомощи (1949 год) и Московская международная конференция (1952 год)

Как утверждают ряд историков (Л. Н. Нежинский, Л. Я. Гибианский, А. Цвасс[258]), на рубеже 1948–1949 годов, то есть в самый разгар советско-югославского конфликта, Кремль впервые решил пойти на формирование коллективной межгосударственной структуры в рамках советского блока, получившего название Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Причем, как считает Л. Я. Гибианский, данное решение было связано не столько с отказом советской стороны и стран «народной демократии» от участия в реализации «Плана Маршалла», сколько стало своеобразной реакцией Москвы на известные шаги Белграда и Софии (в том числе по «таможенной унии»), предпринятые ими без уведомления советской стороны во второй половине 1947 — начале 1948 года. Само решение высшего советского руководства о создании СЭВ, которое в первоначальном проекте фигурировало под названием Координационный совет, и созыве Учредительного совещания из представителей СССР, Чехословакии, Польши, Венгрии, Румынии и Болгарии было оформлено 23 декабря 1948 года отдельным Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) из четырех пунктов[259]. Как и в других аналогичных случаях, историки пока еще не располагают документами, из которых было бы ясно, как и почему возникло данное решение, поскольку в самом документе содержались лишь четкие поручения: 1) созвать в Москве 5 января 1949 года «закрытое совещание представителей правительств» указанных государств «для установления тесных экономических отношений между СССР и странами народной демократии», 2) «считать желательным, чтобы на этом совещании от каждой страны участвовало по два представителя» из числа членов Политбюро правящих партий и 3) что представителями СССР на совещании назначены В. М. Молотов и А. И. Микоян. Кроме того, этим Постановлением Министерству иностранных дел было поручено разослать соответствующее приглашение для участия в совещании правительствам перечисленных «народных демократий» с указанием, что это совещание созывается по инициативе правительств СССР и Румынии. Судя по аннотированной описи шифровок, которыми в сентябре-ноябре 1948 года обменивался И. В. Сталин, тогда отдыхавший на Кавказе, с оставшимися на хозяйстве в Москве В. М. Молотовым, Г. М. Маленковым и Л. П. Берией, от румынской стороны через советского посла в Бухаресте Сергея Ивановича Кавтарадзе действительно поступило предложение об образовании «экономического блока», состоящего из СССР и восточноевропейских держав. Причем это предложение советскому послу направил один из наиболее влиятельных членов Политбюро, секретарь ЦК и министр финансов Василе Лука.　

В конце января 1949 года В. М. Молотов шифротелеграммой, согласованной с И. В. Сталиным, уполномочил С. И. Кавтарадзе ответить В. Луке, что «московские друзья» в принципе не возражают против установления более тесных экономических связей между СССР и всеми странами «народной демократии», однако выражение «экономический блок» требует, конечно, разъяснений. При этом, как утверждают ряд авторов (К. Каплан[260]), подобные идеи тогда высказывались и чехословацким руководством. Насколько можно понять, лидеров советского лагеря подталкивали к этому решению как политико-идеологические ориентиры, которым они следовали точь-в-точь, и стремление продемонстрировать Москве свою твердую приверженность «советскому блоку», так и сугубо экономическая заинтересованность в получении ими надежных и дешевых источников ценного и дефицитного сырья, энергетических ресурсов, промышленного оборудования, продовольственной, финансовой, технико-технологической, хозяйственно-организационной, кадровой и другой помощи. Но даже независимо от того обстоятельства, откуда исходило стремление к созданию СЭВ, совершенно очевидно, что решение об этом было принято ввиду собственной заинтересованности высшего советского руководства в образовании подобной межгосударственной структуры.