Интриганка - Сидни Шелдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не совсем…, и, прошу, зовите меня Дэвид.
– Хорошее имя, – кивнула она, – и так подходит для сильного мужественного человека.
Задолго до окончания ужина Дэвид уверился, что кроме хорошенького личика Джозефина О'Нил обладала незаурядным умом, чувством юмора, и с ней было легко и просто говорить на любые темы. Он чувствовал, что и девушка искренне заинтересовалась новым знакомым: таких вопросов ему никто раньше не задавал. Когда настала пора прощаться, Дэвид уже почти влюбился в нее.
– Где вы живете? – спросил он Тима.
– В Сан-Франциско.
– Когда думаете возвращаться? – осведомился, как бы между прочим, Дэвид.
– На следующей неделе.
– Если в Клипдрифте так много интересного, как вы обещали, – улыбнулась Джозефина, – попробую уговорить отца остаться еще ненадолго.
– Постараюсь, чтобы вам не пришлось скучать, – заверил Дэвид. – Не хотели бы вы посмотреть, как добывают алмазы?
– С удовольствием! – оживилась девушка. – Большое спасибо!
Раньше Дэвид сам показывал гостям алмазные копи, но уже давно доверил эту обязанность подчиненным. Теперь же он с удивлением услыхал собственный голос.
– Сможете поехать завтра утром? На завтра у него была куча важных дел, но почему-то все казались теперь мелкими и незначительными.
***Они спустились в самое сердце шахты, на двенадцать тысяч футов. Ствол был шириной
в шесть и длиной в двадцать футов и делился на четыре отсека: один для закачки воды, два – ля подъема на поверхность голубой алмазосодержащей глины и еще один – для клети, в которой спускали в забой шахтеров.
– Я всегда хотела знать, – начала Джозефина, – почему вес алмазов измеряется в каратах.
– Карат – это название семян сладкого рожка, – пояснил Дэвид, – которые весят двести миллиграммов, или одну целую одну сто сорок вторую унции каждое.
– Я просто потрясена, Дэвид, – вздохнула Джозефина, и тот невольно спросил себя, относятся ли слова девушки только к алмазам. Близость Джозефины опьяняла его. Каждый раз, встречаясь с ней взглядом, Дэвид чувствовал неизведанное до сих пор возбуждение.
– Вы еще не видели окрестностей Клипдрифта, – обратился он к гостям. – Если желаете, буду рад сопровождать вас. И прежде чем отец успел открыть рот, Джозефина ответила:
– Спасибо. Это очень мило с вашей стороны. С этой минуты Дэвид не расставался с Тимом О'Нилом и его дочерью и с каждым днем все больше влюблялся. Никогда в жизни он не встречал столь очаровательной женщины.
Как– то вечером Дэвид зашел к гостям, чтобы пригласить их к ужину, но Тим, сославшись на усталость, остался в номере. Дэвиду с трудом удалось скрыть радость. Джозефина, кокетливо улыбнувшись, пообещала:
– Постараюсь, чтобы вы не скучали.
Дэвид повел ее в ресторан при только что открывшемся отеле. Он был переполнен, но Дэвида сразу узнали и усадили за столик. В углу трио музыкантов играло популярные мелодии. Дэвид пригласил Джозефину танцевать: через мгновение она оказалась в его объятиях, медленно покачиваясь в такт музыке, и словно сбылись волшебные грезы: Дэвид прижимал к себе это прекрасное тело, чувствуя, что и девушка не остается равнодушной.
– Джозефина, я влюблен в вас… Она приложила палец к его губам:
– Пожалуйста… Дэвид…, не нужно.
– Почему?
– Потому что я не могу выйти за вас замуж.
– Вы любите меня?…
Джозефина нежно улыбнулась, блеснув синими глазами:
– Я с ума схожу по тебе, дорогой, неужели не видишь?
– Тогда в чем дело?
– Я не смогу жить в Клиплрифте. Никогда. С ума сойду от тоски через месяц или сбегу.
– Может, все же попытаешься?
– Все это очень заманчиво, Дэвид, но я знаю, что произойдет. Если я выйду за тебя замуж и останусь тут, очень скоро превращусь в злобную истеричку, и мы кончим тем, что возненавидим друг друга. Лучше попрощаться сейчас и расстаться друзьями.
– Не желаю расставаться с тобой. Она взглянула ему в глаза, и Дэвид вновь ощутил жар ее тела.
– Дэвид, а ты никак не мог бы жить в Сан-Франциско? Идея казалась совершенно безумной:
– Но что я там буду делать?
– Подождем до утра. Я хочу, чтобы ты поговорил с отцом.
***– Джозефина все рассказала мне, – начал Тим О'Нил. – Конечно, положение довольно затруднительное, но, по-моему, я нашел выход, если, конечно, вам интересно.
– Очень интересно, сэр.
О'Нил открыл коричневый кожаный портфель и вынул пачку синек:
Знаете ли вы что-нибудь о замороженных продуктах?
– Боюсь, ничего.
– В Соединенных Штатах впервые стали замораживать продукты в 1865 году. Главное решить проблему транспортировки так, чтобы брикеты не оттаяли. Сейчас выпускаются вагоны-рефрижераторы, но никто не додумался до изобретения грузовиков-рефрижераторов. Кроме меня.
О'Нил постучал пальцем по чертежам.
– Я только что получил патент. Поверьте, Дэвид, это произведет переворот в торговле пищевыми продуктами!
Боюсь, я мало что в этом понимаю, мистер О'Нил, – пожал плечами Дэвид.
– Неважно, мне не нужен эксперт, таких я могу найти хоть сотню! Необходим человек, который мог бы финансировать производство и управлять им. Поверьте, это не беспочвенные мечтания. Я беседовал со многими владельцами фабрик по изготовлению замороженных продуктов. Вы даже не представляете, какие это сулит прибыли!
Именно такого человека я ищу!
– Главная контора компании будет в Сан-Франциско, – добавила Джозефина.
Дэвид сидел молча, осмысливая услышанное – Так вы, говорите, получили патент?
– Совершенно верно. Все готово, можно начинать.
– Не возражаете, если я заберу эти чертежи и покажу кое-кому?
– Ну конечно же, делайте, как считаете нужным. Первое, что сделал Дэвид, – разузнал все, что мог, об О'Ниле. Оказалось, что тот пользуется прекрасной репутацией в Сан-Франциско, работал директором научно-исследовательского института при Беркли-колледже, и коллеги относятся к нему с неизменным уважением.
Дэвид не разбирался в производстве замороженных продуктов, но это его не остановило. Пообещав вернуться через пять дней и попросив Джозефину дождаться его, Дэвид отправился в Йоганнесбург, где условился о встрече с Эдвардом Бродериком, владельцем самой большой фабрики по расфасовке мясных продуктов в Южной Африке, и показал ему чертежи:
– Я хотел бы знать ваше мнение по поводу этого изобретения. Оно чего-нибудь стоит?
– Я ни черта не понимаю, Дэвид, ни в замороженных продуктах, ни в грузовиках, но знаю людей, которые в этом разбираются. Приходите часа через три, постараюсь вам помочь.
Ровно в четыре Дэвид возвратился в контору Бродерика, чувствуя как взвинчен и сильно нервничает, видимо, потому, что сам не понимал, чего ждет от этого совещания.
Еще две недели назад Дэвид рассмеялся бы, предположи хоть кто-нибудь, что он может оставить «Крюгер-Брент Лимитед», ведь компания стала частью его самого. И подумать только, расстаться с любимым делом только для того, чтобы возглавить маленькую фабрику по изготовлению замороженных продуктов. Чистое безумие, если…, если бы не Джозефина О'Нил.
В кабинете кроме Эдварда Бродерика сидели еще двое.
– Это доктор Кроуфорд и мистер Кауфман, – представил гостей хозяин. – Познакомьтесь, мистер Дэвид Блэкуэлл. Мужчины пожали друг другу руки.
– Джентльмены, вы видели привезенные мной чертежи? – нетерпеливо спросил Дэвид.
– Конечно, мистер Блэкуэлл, – кивнул доктор Кроуфорд, – и даже успели с ними ознакомиться. Дэвид, глубоко вздохнув, прошептал:
– И что же?
– Насколько я понял, патентное ведомство Соединенных Штатов выдало патент на это изобретение?
– Совершенно верно.
– Так вот, мистер Блэкуэлл, владелец этого патента станет когда-нибудь очень богатым человеком.
Дэвид, обуреваемый противоречивыми эмоциями, медленно кивнул.
– Таковы все великие изобретения, – продолжал доктор, – они настолько просты, что удивляешься: как никто раньше до этого не додумался. Поверьте, дело беспроигрышное.
Дэвид окончательно растерялся. Он почти надеялся, что все устроится само собой. Окажись изобретение О'Нила ничего не стоящим, он мог бы еще раз попытаться убедить Джозефину, что жизнь в Южной Африке не так уж скучна. Теперь же приходилось принимать решение самому.
На обратном пути Дэвид не мог думать ни о чем другом. Если он согласится, придется уехать, заняться новым, незнакомым бизнесом.
По рождению Дэвид был американцем, но Америка была для него чужой неизвестной страной. Он занимал важную должность в одном из самых крупных, могущественных концернов мира и любил свою работу. Джейми и Маргарет Мак-Грегор были добры к нему. И Кейт… Дэвид знал ее еще ребенком, на его глазах она превратилась из упрямого, вечно грязного сорванца в прелестную молодую женщину. Вся жизнь девушки прошла перед его глазами…, словно переворачивались одна за другой страницы в альбоме с фотографиями: Кейт в четыре года, восемь, десять, четырнадцать лет, непредсказуемая, непокорная и в то же время такая нежная, легко уязвимая…