Раб великого султана - Мика Валтари

Я метался туда-сюда, как перепуганная курица, пока наконец Абу и Мустафа не остановили меня, встряхнув, как следует, чтобы привести в чувство, и не спросили, почему мамлюки Селима бен-Хафса напали на испанцев. Я честно ответил, что понятия не имею, почему так произошло, и стал умолять их спасти Антти, ибо испанцы непременно повесят его, когда он попадет к ним в руки.

Однако испанцам было не до охоты за моим братом: на них свалилось слишком много других важных, можно даже сказать – жизненно важных забот: им никак не удавалось выбраться из узеньких улочек и переулков обратно в порт. Многие остались лежать на земле у ворот, истекая кровью и умирая. Внизу же, в самом городе, на уходящий в порт отряд отовсюду напирала вооруженная толпа. С крыш летели камни, лился кипяток, падали тяжелые бревна.

К тому времени мамлюки Селима бен-Хафса, испытав на себе действие испанских аркебуз, несколько умерили свой боевой пыл, охладели и предпочли вернуться в касбу, предоставив жителям города возможность самим расправляться с чужаками.

Мы же – Абу, Мустафа и я – тоже побежали в касбу, чтобы спасать Антти. За несколько серебряных монет стражники согласились позвать его. Вскоре мой брат появился в воротах и, видимо, забыв, что мы с ним встречались несколько минут назад, изумленно воскликнул:

– О Аллах! Почему вы здесь, дорогой мой брат Микаэль и господин мой Абу? Но раз вы пришли – добро пожаловать! Проходите и радуйтесь вместе с нами!

Я в ужасе вскричал:

– О Аллах, Антти, неужели ты пьян? Скорее всего, это тебе надо идти с нами, только тогда мы сможем уберечь тебя от возмездия Селима бен-Хафса!

Антти, ничего не понимая, долго смотрел на меня, а потом сказал:

– Ты что, Микаэль, не в своем уме? Селим бен-Хафс мертв, а я служу, как могу, его сыну, Мухаммеду бен-Хафсу, да благословит Аллах этого мальчика!

Абу эль-Касим вдруг заорал, как резаный, а немного успокоившись, осведомился:

– Это правда, Антар? Как случилось, что Селим бен-Хафс скончался столь скоропостижно? Он ведь не болел, хотя и злоупотреблял опием. Но от этого внезапно не умирают.

Антти, избегая смотреть нам в глаза, неуверенно потирал руки, пока наконец не пробормотал:

– Кое-кто считает, что он поскользнулся в бане и свернул себе шею. Но, честно говоря, к сожалению, вышло так, что шею ему свернул я. И произошло это, клянусь, совершенно случайно и, конечно же, по недоразумению. Поверьте мне. На самом деле я лишь защищал собственную жизнь, к тому же был немножко пьян.

– Боже милостивый! – в ужасе воскликнул я. – Значит, ты в самом деле убил Селима бен-Хафса и из-за твоей тупости рухнули все мои планы? Наконец-то я стал понимать, что Создатель дал тебе голову исключительно для того, чтобы у тебя был нос, который можно утереть кулаком.

Антти разгневался и вспылил:

– Не говори глупостей, Микаэль, у меня все еще кружится и болит голова, а потому я могу не сдержаться и ударить тебя. Не понимаю, почему ты вдруг стал жалеть Селима бен-Хафса? Уж ему-то сочувствовать явно не стоит, хотя мне, признаться, неловко оттого, что именно я свернул ему шею. Лучше пожалей тех двух султанов, которые правили после его смерти, ибо, по правде говоря, Мухаммед бен-Хафс, сын Селима, – третий наследник своего отца на алжирском престоле за сегодняшний день.

Тут появились солдаты, вызывая Антти к аге[27]. Неверным шагом брат мой последовал за ними, попросив стражников присмотреть, чтобы нас никто не обидел. Только мы успели присесть в тени, мечтая об отдыхе, как в доме аги, куда отправился Антти, прозвучали выстрелы и раздались душераздирающие крики. Дрожа от страха и потрясения, мы вскочили на ноги, а я в отчаянии подумал, что никогда больше не увижу своего брата; однако я, видимо, плохо его знал, ибо вскоре он к нам вернулся. Едва держась на ногах и шатаясь пуще прежнего, он медленно брел по двору, а за ним следовала банда дико орущей солдатни. Голову Антти венчал тюрбан аги, украшенный султаном из роскошных перьев, который крепился к головному убору аграфом, сияющим драгоценными камнями.

Мой брат доплелся до нас, вздохнул и сказал:

– Да простит мне Аллах все мои прегрешения! Видимо, слишком много вина выпил я сегодня и уже не понимаю, что делаю. Остановите меня, дорогие друзья, не то в конце концов я сам расквашу себе нос. Дело в том, что я вынужден был убить агу, хотя и знаю, что поднять руку на своего командира – величайшее преступление для солдата. В свое оправдание могу лишь сказать, что ага был плохим человеком: он устроил заговор против маленького Мухаммеда, собираясь прикончить его. И тогда у Селима не осталось бы больше наследников – и некому было бы законно взойти на престол. И вот, чтобы предотвратить всеобщий хаос, я убил агу и взял его тюрбан – жалко ведь просто так выбросить столь ценную вещь, да еще украшенную бриллиантами и рубинами. Однако теперь мне требуется ваша помощь – твоя, Микаэль, и твоя, мой дорогой господин Абу, – мне нужен дромадер.

Я было подумал, что Антти и в самом деле потерял остатки разума, но Абу эль-Касим сразу догадался, что моему брату нужен драгоман[28]; я же, подозревая, что Антти окончательно рехнулся и несет теперь всякую чушь, принялся упрашивать Абу и Мустафу дать моему брату снотворного, чтобы он хорошенько выспался, ибо пьяный Антти явно не мог пока отвечать за свои поступки. Но вдруг из внутреннего двора касбы в сопровождении солдат вышел евнух с перстнем султана на пальце. За ним слуги несли тяжелый, окованный железом сундук. Солдаты громогласно оповестили всех вокруг, что из дворца доставили казну султана, дабы по справедливости наградить за ратные труды его верных воинов. На зов сбежались все, толкаясь и галдя, и евнух, который все еще размахивал рукой с перстнем султана на пальце, напрасно старался собственным телом заслонить от толпы железный сундук. Антти без труда проложил себе дорогу к сундуку, схватил евнуха за шиворот и отшвырнул в сторону, громко призывая писарей приступить к делу и тщательно записать все, что получит из султанской казны каждый воин. И как ни странно, озверевшая солдатня тут же притихла, подчинившись Антти, и выстроилась рядами, соблюдая строгую субординацию. Все спокойно ждали своей очереди, почитая за честь получить от Антти по зубам. А брат мой дал кому-то в ухо, ткнул кого-то кулаком в грудь и обозвал всех пьяными свиньями. Писари, дрожа от страха, уселись на землю и развернули длинные списки солдат, в то время как евнух большим ключом отпирал замок сундука. Потом, глубоко вздохнув и разведя руками, евнух отошел от казны. Тогда Антти поднял крышку, заглянул в сундук, засунул внутрь голову и с ужасом воскликнул: