Анатомия преступлений. ЦРУ против молодежи - Сергей Дёмкин

Дом был жилой, значит, скорее всего здесь квартира Седого.

— Эдит, милая, завтра придется тебя еще немного поэксплуатировать, а то мне с утра нужно обязательно быть в банке. Постарайся проследить, куда Седой отправится на работу. Так мы скорее выясним, кто он. — Педро умоляюще посмотрел на девушку.

Поскольку иного выхода не было, Эдит согласилась попробовать себя в роли сыщика.

Для девушки наступило трудное время. Она несколько раз дежурила на проспекте Ривадавия, но незнакомец в утренние часы из дома не выходил. А тут еще родителей стали все больше беспокоить ее частые отлучки, о причинах которых она отмалчивалась. Если это свидания, то почему не привести молодого человека в дом и не познакомить с ним? Они даже пригрозили, что вообще перестанут отпускать дочь. Наблюдение пришлось прекратить. Педро между тем буквально не находил себе места. Мало того, что ничего толком не удалось выяснить о таинственном капитане, перестал отвечать телефон Лилианы. Звонил он ей только из автоматов: предосторожность, которую она просила соблюдать, чтобы в случае чего не подставить себя по удар. И вот уже педеля как трубку в ее квартире на улице Пинтос никто не берет. Не иначе с ней что-то случилось.

Впрочем, словно сжалившись над Педро, судьба преподнесла приятный сюрприз. Когда вечером, возвращаясь с работы, он вошел в подъезд, его негромко окликнул знакомый голос:

— Привет, Педро.

— Эдуардо, ты?! Откуда?

— Тише. Ты один?

— Один, не беспокойся. Надежнее убежища, чем у меня, все равно не найдешь.

Когда они поднялись в крохотную квартирку, состоявшую из одной лишь комнаты, Педро засыпал друга вопросами:

— Что с тобой случилось? Где ты был? Да рассказывай же…

— Не знаю, с чего начать. — Эдуардо тяжело опустился на стул.

— Да ты, наверное, голоден? — спохватился Педро. — Сейчас я тебя накормлю.

Когда со скромным ужином было покончено, Эдуардо приступил к своему невеселому повествованию:

— Значит, ты видел, как меня увезли? Так вот, ворвавшись в квартиру, они прежде всего оборвали телефон. Мать с сестрой поставили лицом к стене и приказали не разговаривать. Я попытался протестовать, только меня тут же сбили с ног и так саданули сапогом под дых, что чуть язык не откусил. Потом связали и тоже поставили лицом к стене. Потом в квартире перевернули все вверх дном. Ничего, конечно, не нашли, но меня выволокли за волосы на лестницу, а в машине сразу завязали глаза…

Машина часто сворачивала, то замедляя ход, то мчась с бешеной скоростью. Очень скоро Эдуарде потерял всякую ориентировку. В пути тот, что сидел рядом с водителем, связался с кем-то по радиотелефону и доложил об окончании операции. Задержанного привезли, видимо, куда-то на окраину, поскольку не было слышно ни шума машин, ни голосов прохожих. В каком-то темном помещении сняли повязку, вместо нее натянули капюшон и бросили на заскорузлый от нечистот и крови тощий матрац. Разговаривать, вставать и даже двигаться запретили…

— Сначала по смене дневного и электрического света я пытался вести счет дням, но скоро сбился. Зато когда давали поесть, я сумел подсмотреть, что всего на бетонном полу нас было человек пятьдесят. Наконец, не знаю уж, на какой день, меня отвели на допрос в кабинет с матовыми стеклами. Сначала этак вежливо выяснили анкетные данные. Потом приказали раздеться догола, связали за пальцы рук тонким шнурком и подтянули к потолку, чтобы стоял на цыпочках. Примерно через час стали задавать вопросы: кто мои товарищи, где списки других экстремистов, через кого поддерживается связь за границей? Особенно упирали на друзей и знакомых.

Тыльной стороной ладони Эдуардо вытер выступившие на лбу крупные капли пота. Губы у него предательски подергивались.

— Ладно, успокойся, потом поговорим, — попытался остановить друга Педро, видя его состояние.

Но тот повелительно поднял руку, прося не мешать.

— Ты же знаешь, Педро, ни на один из этих вопросов мне нечего было ответить. Но назови я любое имя — и человека ожидало бы то же самое. Поэтому я решил молчать. Тогда меня сняли с «удочки» и привязали к металлической кровати. Включили ток и принялись тыкать проводом в лицо, в виски, в пах. Я перестал что-либо соображать. Кажется, жутко кричал. Боль адская. Потом опять вопросы, «удочка», кровать, вопросы. Обратно в камеру меня приволокли чуть живого. И, сволочи, никому не позволяли даже подойти, чтобы как-то помочь. — Голос Эдуарде дрогнул. Он провел ладонью по лицу. — И так целую неделю. Иногда по два раза в день. В конце концов, вонючий матрац стал казаться мне райской обителью. Не знаю, как и выдержал. Я часто вспоминал тебя, Педро, и больше всего боялся, как бы в полубессознательном состоянии не вырвалось твое имя…

Наверняка кто-то не выдерживал и начинал говорить. Многие сходили с ума. Пытки прекращались только тогда, когда палачи получали необходимые сведения или же убеждались, что продолжать бесполезно. После этого следовало «перемещение». На их языке это означало ликвидировать. Убивали и тех, кто молчал, и тех, кто говорил. Чтобы не оставалось свидетелей…

— Как же тогда тебе удалось выбраться? — перебил Педро, не в силах больше выслушивать ужасные подробности.

— Чудом. В охране был один унтер-офицер, который скрупулезно выполнял все приказания, но никогда не выходил за установленные рамки. Обо мне почему-то забыли. Видимо, я попал в списки «перемещенных», когда еще ликвидировали сразу по нескольку десятков человек. И вот однажды, когда подошла очередь этого унтера «перемещать», он вызвал трех человек, потом тронул меня за локоть: «Пошли, парень». Когда мы вылезли из машины и в темноте двинулись через какой-то лес, он просто взял да толкнул меня в сторону. Я упал и остался лежать. Где-то рядом раздались выстрелы. Тогда я вскочил и побежал. Два дня скрывался в лесу. Не хотелось ни есть, ни пить, только лежать, закрыв глаза и ни о чем не думая…

Потом беглец начал понемногу приходить в себя. О том, чтобы пробираться в лохмотьях в Буэнос-Айрес, не могло быть и речи. Недалеко от леса находился какой-то поселок. Поздно вечером он прокрался туда и постучал в один из крайних домов. К счастью, там жили порядочные люди: накормили, дали одежду, немного денег, и вот он здесь.

Эдуардо замолчал. Чувствовалось, как ему трудно вспоминать пережитое. Настала очередь Педро. Его рассказ Эдуардо слушал довольно рассеянно и, только когда речь зашла о капитане, заметно оживился.

— Капитан? — переспросил он. — Во время ареста я не обратил на него внимания. Подожди, как же его фамилия? Кажется, Сангинетти. Он же появлялся там, руководил пытками. Обычно они обращаются друг к другу по кличкам, но как-то два охранника разговаривали между собой и упомянули о капитане. Я расслышал эту фамилию…

Довести разоблачение капитана до конца стало для трех друзей делом чести. Однако Эдуардо долго еще не мог оправиться от пережитых потрясений: боялся выходить на улицу, вздрагивал от каждого стука, по ночам стонал во сне. А пока он медленно приходил в себя, Педро и Эдит старались не упускать капитана из виду. Шаг за шагом они выяснили, что тот зачастил в генштаб, причем продолжает встречаться с неизвестным седым человеком в кафе «Атлантида», и даже чаще, чем раньше.

…Педро отложил книгу и подошел к окну. Деревья в сквере напротив уже начали желтеть. Да, осень, вторая осень после начала всей этой истории…

За спиной надрывно затрещал телефон. Звонила Эдит.

— Слушай внимательно, Педро! — Голос Эдит дрожал от волнения. — Он работает в фирме «Инмуэблекс». А самое главное — после встречи с капитаном он заезжал в американское посольство, оно недалеко от его конторы, и пробыл там часа три. Обратно его отвезли на машине с дипломатическим номером.

Педро поблагодарил девушку и повесил трубку. Теперь настало время снова разыскивать Патрисио. Он отправился по знакомому адресу. Хозяйка дома внимательно выслушала юношу и пообещала как можно быстрее передать все кому следует. Результатов долго ждать не пришлось. Через несколько дней зарубежные газеты опубликовали сообщение, что капитан Сангинетти, ответственный за координацию системы подпольного террора, является агентом ЦРУ, а руководит им резидент Гарольд Тампли, прикрывающийся ширмой посреднической фирмы «Инмуэблекс».

Переполненный актовый зал университета, затаив дыхание, слушал Патрисио.

— …В американских фильмах ужасов не увидишь того, что творилось здесь по сценарию, написанному ЦРУ. Мы еще не располагаем полными данными, но уже сейчас можно сказать, что погибли тысячи людей, пройдя через чудовищпые пытки. Вдумайтесь в эти страшные цифры: почти девяносто процентов «исчезнувших» и до сих пор не обнаруженных — люди от пятнадцати до тридцати лет. Вот против кого велась эта необъявленная война. По приказу американцев местная реакция замахнулась не только на наше настоящее, но и на будущее аргентинского народа, поставив своей целью обезглавить демократическое движение на поколение вперед…