Неприкаянные души (ЛП) - Джен Беннет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему принесли самую громадную отбивную, которую Аида когда-либо видела, определенно больше указанного в меню размера, а ей достался ростбиф с салатом, приправленные соусом под названием «Зеленая богиня». По слухам, именно этот соус и прославил гостиничный ресторан. За едой парочка разговорилась без особого труда, как будто поездки к Джу никогда и не было. Аида украдкой поглядывала на Уинтера: морщинки в уголках рта стали еще заметнее в мерцающем свете свечи на столе; гладкие, намазанные бриллиантином волнистые волосы казались почти черными, а искушающие разные глаза весело блестели.
Аида вспомнила слова Астрид, мол, брат прежде был счастлив. Вот, что она имела в виду, вот настоящий Уинтер. Теперь понятно, почему сестра так переживала, когда он сильно изменился. В последнее время Аида ни с кем не чувствовала себя так хорошо.
Их разговор прервался, только когда официант унес тарелки и пообещал вернуться с десертом. После недолгого молчания Уинтер вдруг выпалил:
– Я ее не любил.
Аида посмотрела ему в лицо:
– Сук-Йин?
– Нет, жену.
– А.
– Ты сказала, что мне не стоит винить себя в аварии, и я стараюсь. Но меня беспокоит, что когда мы поженились, ни я не любил Полину, ни она меня.
Неужели он правда об этом заговорил? Невозможно! Аида не издавала ни звука, опасаясь, что Уинтер замолчит, но, казалось, ему нужно было услышать что-то в ответ, поэтому ей пришлось спросить:
– Так зачем ты на ней женился?
– Хотел угодить матери и считал, что после свадьбы чувства усилятся. Но мы даже не могли толком поговорить. И чем сильнее отдалялись друг от друга, тем больше я помогал отцу с бутлегерством, что только ухудшило дело. Полина ненавидела этот промысел. Ее семья была из пятидесятников. Знаешь таких?
– Религиозные фанатики, впадающие в экстаз и несущие всякую тарабарщину.
– Святоши. Когда мы познакомились, Полина не была действующей прихожанкой, но, похоже, я оказался таким воплощением зла, что ей захотелось вступить в секту. Жена терпела подпольный промысел моего отца, но на то, что по ночам я заключал нелегальные сделки, закрыть глаза не смогла. Как-то Полина призналась, мол, не знает, что хуже: не спать по ночам и волноваться, как бы меня не убили, или выяснить, что я все-таки остался жив.
– Какой ужас!
– Вот поэтому я никогда особо не стремился домой, а бывал где угодно, только бы не встречаться с ней. Полина обвиняла меня в неверности, но это ложь. Аида, я никогда в жизни ей не изменял.
– Меня тебе убеждать не надо.
Уинтер поскреб щеку и замолчал на некоторое время, глядя на мерцающую свечу:
– Мы не просто делали друг друга несчастными. Хуже всего то, что мы понапрасну тратили время друг друга. Несколько месяцев ухаживаний и свадьба, влетевшая моей семье в копеечку. Мы переплюнули даже Уильяма Рэндольфа Херста [24], но оказались полными противоположностями. Полина терпеть не могла жирную пищу, секс, ругательства, спиртные напитки… и шутки. Клянусь богом, я никогда не слышал ее смеха, ни разу. Не думаю, что она вообще умела смеяться.
– Уинтер, да она просто милашка.
– Я… – Бутлегер изумленно запнулся, затем расхохотался. – Да, пожалуй. Мне все это нравилось, а Полина лишила меня всех радостей жизни. Особенно когда решила вернуться в церковное общество и начала посещать богослужения каждые выходные. Я считал, что это сделает жену счастливее, но другие прихожане просто уговаривали ее развестись со мной, потому что я известный преступник.
Аида обвела рукой ресторанный зал:
– Мы тут все преступаем закон, так как на столах стоит спиртное. Ты скорее Робин Гуд, возвращающий то, что отобрало правительство, а вовсе не Джек Потрошитель.
Уинтер скрестил руки и оперся на край стола:
– В любом случае надо было просто ее отпустить. Даже не знаю, почему я этого не сделал. Наверное, считал неудачный брак личным поражением. Мы сильно поссорились, и я сказал, что о разводе не может быть и речи, что я никогда этого не допущу.
– Что же она сделала?
– Ничего. Это случилось за две недели до аварии.
– Ой.
– Если бы я просто отпустил Полину, то ее тетушка не пригласила бы нас на ужин, где вся семья моей жены пыталась нас убедить, будто мы катимся в ад, что и вызвало последний приступ ярости моего отца. Вот поэтому я чувствую себя виноватым: я не дал ей уйти, хоть и не любил. Отпустил бы – все бы остались живы.
Вернулся официант с бисквитным тортом и еще одной бутылкой вина. Подождав, пока обслуга уйдет, Аида ответила:
– Я понимаю, почему ты чувствуешь себя виноватым. На твоем месте я бы ощущала то же самое, но не стоит продолжать себя казнить. Нельзя, чтобы одно мгновение определило всю оставшуюся жизнь.
– Легче сказать, чем сделать.
– Полина решила выйти замуж, ты не вел ее к алтарю под дулом пистолета.
Уинтер поглаживал ножку бокала с вином.
– Верно, но не позволив уйти, я все равно принуждал ее.
– У нее были обе ноги и голова на плечах. Если бы хотела – ушла бы.
– Не каждая думает, как ты.
– К моему большому сожалению, разумеется, но ты не можешь винить себя в недостатках ее характера. Нельзя же и дальше жить, позволяя человеческим ошибкам определять твое будущее.
– Да, ну…
– Нет ничего важнее настоящего. Этой минуты. – Аида постучала ногтем по столу. – Не то, что случилось вчера, не то, что произойдет завтра. Как-то ты спросил меня, как я могу быть счастлива, переезжая с места на место. Вот ответ: я живу настоящим, наслаждаюсь тем, что есть, а не страдаю по тому, что потеряла или чего еще не имею.
Закончив свою пылкую речь, Аида увидела, как Уинтер пристально изучает ее со странным выражением лица. Что-то в его взгляде согрело ее.
– Давай заведем роман.
– Что?
– Роман, – повторил Уинтер. – На некоторое время ради общества друг друга и секса.
От жара в груди Аиды ее щеки порозовели.
– А…
– Мы друг другу нравимся, или, по-твоему, с ума сходим. Мы свободны, и я прошел проверку с поцелуем, – деловым тоном продолжил бутлегер.
Аида фыркнула:
– Ты так в этом уверен?
Уинтер вскинул бровь.
– Ты выдумал эту проверку, – возразила Аида. – Я всего лишь призналась, что мои бывшие любовники отвратительно целовались.
– Вот поэтому я привожу следующий довод: разве тебе не хочется быть с тем, кто хорош в постели? Я настоящий мастер.
– Да уж, от скромности ты не умрешь, – ответила зардевшаяся медиум, оглядываясь и убеждаясь, что никто рядом не подслушивает.