Адвокат шайтана. сборник новелл - Максим Кисловский

— Пускай слышит, — всё-таки понизив голос, но тем же грозным тоном сказала Нина Петровна. — Пускай знает, какая у него мать.

Воцарилось молчание. Игривый вопль Кирюшки отчётливо доносился из комнаты. Ребёнок, привыкший часто играть сам с собой, обходился собственной фантазией, чтобы не скучать в одиночестве.

— Ну хорошо, есть у тебя любовник, — прервала молчание Нина Петровна. — Пусть будет. Для души. В конце концов, это современно…

— Прекрати, мама! — теперь уже закричала Вера. — Я не такая, как некоторые. Двойная жизнь не для меня. Поэтому только развод! К тому же есть веские причины, о которых я не могу тебе говорить.

— А Андрей-то что думает? — подавленная такой решительностью дочери, спросила Нина Петровна.

— Ну мы же продвинутые люди, мам, — раздражённо ответила Вера. — Сказала, что люблю другого. Он уже давно подозревал, что со мной что-то неладное происходит.

Перед глазами Веры проплыл этот драматичный диалог вчерашней давности.

— Кто он? — спросил Андрей, когда Вера, набравшись смелости, объявила ему о разводе.

— Работаем вместе, — соврала Вера.

Бедный Андрей, потрясённый таким вероломством жены, тихо разрыдался. Предвидя эту реакцию, Вера завела этот разговор, когда дома не было детей (Маша ушла на вечерний сеанс в кино со своим парнем, а Кирюша был намеренно оставлен ночевать у Нины Петровны). Вера также не исключала, что у Андрея — тонкокожего, ранимого и безвольного очкарика — могут вдруг проснуться мужицкие инстинкты и с ним придётся драться.

— Прости меня, Андрюш, — стараясь не глядеть ему в глаза, сквозь слёзы сказала она. — Так будет лучше для нас обоих и для детей. Завтра я переезжаю к маме.

Прошедшую ночь они спали раздельно. Спали, конечно, условно, поскольку уснули оба только под утро.

— Ты говоришь, у тебя какие-то серьёзные причины. Какие? — спросила Нина Петровна, не подозревая, что возвращает своим вопросом Веру из вчерашнего дня и, вкрадываясь в доверие, предположила: — Ты беременна от него?

— Нет, пока до этого дело не дошло, — успокоила свою мать Вера.

— Звать-то хоть как его? — смирившись с жизненным выбором дочери, Нина Петровна начала заочное знакомство с будущим зятем.

— Миша.

— А чем он занимается?

— Работает в правительстве, — уклончиво ответила Вера.

— Ах, вот оно что, — одобрительно качнув головой, Нина Петровна высказала своё понимание поведения дочери.

Вера, наконец, улыбнулась матери. У той, в свою очередь, разгладились на лице морщины, а в глазах засияла радостная догадка причины той решительности дочери, с которой последняя отстаивала свой разрыв с мужем.

— Ладно, — вставая со стула, сказала Вера. — Пойду вещи разбирать.

Зайдя в комнату, где играл сын, Вера начала молча распаковывать чемоданы. Кирюшка, увидев среди вещей и свои одёжки, подбежал к матери и начал их беспорядочно растаскивать по комнате. Рассредоточив свои вещи по разным углам, Кирюшка спросил:

— А зачем это тут?

— Потому что теперь мы будем жить у бабушки, — развешивая свои платья в шкафу, сказала Вера.

— Ы-ы-ы… Не хочу у бабушки… — заныл Кирюшка.

— Почему? Ты же её любишь.

— Она меня не кормит, — начал он выдумывать глупости.

— Что значит, не кормит? — Вера озабоченно посмотрела на упитанного малыша.

— Ну кормит, конечно, — стал он жалобно оправдываться. — Всё время суп заставляет есть. Котлеты. А мне так сырочка хочется!

Впервые за эти мрачные недели Вера искренне рассмеялась. Бросив полиэтиленовую упаковку с шерстяным пуловером обратно в раскрытый чемодан, Вера обеими руками обхватила Кирюшку и повалила его на диван. Ребёнок игриво завизжал.

— Сырка, говоришь, захотел? — начала тискать она сына.

— Да, — раскатисто захохотал тот. — Шоколадного.

— А не слипнется у тебя тут? — щипнув его за попку, пошутила она в ответ.

— А-а-а…

На веселье в комнату заглянула и Нина Петровна. Стоя на пороге, она молча смотрела на игру дочери с внуком, вспоминая и свои материнские ласки, давным-давно подаренные Вере. Конечно, Кирюшка не будет сильно скучать по отцу и по прежней квартире, справедливо рассуждала Нина Петровна, поскольку не заметит особых перемен в своей жизни, ведь с полуторагодовалого возраста родители почти ежедневно с утра до вечера оставляли его у бабушки. В ясли и детсад ребёнок никогда не ходил — к моменту его рождения московские власти уже раздали это советское наследство налоговым инспекциям, милиции, судам и другим более нужным для современной России учреждениям. Сложнее было с Машей. Захочет ли она переезжать в другой район Москвы? Совсем недалеко отсюда, но всё же. Ведь там у неё были давние друзья и знакомые.

— А как быть с Машей? — озвучила свои переживания за внучку Нина Петровна.

— С Машей? — отвлекаясь от игры с ребёнком, переспросила Вера. — А что за неё волноваться? Она уже взрослый человек. Через год школу заканчивает.

— Соплюха она ещё, — возразила Нина Петровна. — В таком возрасте за ней глаз да глаз нужен.

— Мама, перестань, — отмахнулась от матери Вера и, встав с дивана, продолжила раскладывать вещи. — Не забывай, что поколение Маши особенное. Дети перестройки взрослеют очень быстро.

Возбуждённый Кирюшка скатился на пол, требуя продолжения баловства. Заметив, что на его крики и кривляния взрослые не реагируют и продолжают свой разговор, он попытался вырвать из рук матери вешалку с юбкой. В ответ получив шлепок, ребёнок спрятался за диван и затих.

— Дети перестройки! — передразнила Веру Нина Петровна. — Причём здесь перестройка?

Рождение Маши пришлось именно на тот краткий период всеобщей эйфории, который наступил после того, как на политическом небосклоне середины восьмидесятых засияла солнечная лысина коммунистического генсека, озарившая своим светом дорогу из унылой советской действительности в завтрашнее счастье и процветание. Страна с восторгом приветствовала своё обманчивое будущее и наивная надежда людей на обещанное благополучие воплотилась в серьёзную любовь, став причиной последнего в истории СССР бэби-бума.

Вера не стала ничего говорить по этому поводу, зная прекрасно, что реакция Нины Петровны на упоминание об уникальности подрастающего поколения может быть бурной, с враждебными отзывами о методах современного воспитания и нестерильными выражениями в адрес Маши.

— Я ведь вот чего беспокоюсь, — продолжила пояснять свои опасения Нина Петровна. — Девка ведь не парень. Это парню глупость сотворить, всё равно что высморкаться, а для девчонки — травма на всю жизнь.

В действительности опасения Нины Петровны были уже запоздалыми. Два месяца назад Маша огорошила мать своей проблемой — после неутешительных анализов подтвердились подозрения, что Маша "в положении". Вере, конечно, было известно, что Маша дружит с одноклассником "Лэдом" (то есть Лёней Колесниковым), но то, что их отношения приобрели столь опасный характер, стало для неё открытием.

— Это когда же вы успели? — только и смогла спросить Вера.

— Ну мам, мы только попробовали, — смущённо ответила дочь.

После недолгой воспитательной беседы, закончившейся скандалом, Вера быстро нашла возможность решить эту проблему без огласки. Андрей заподозрить ничего не успел. Аборт Маше был сделан втайне от него, и поэтому несколько дней, прогулянных ею в школе, как обычно, остались лишь дополнительным поводом к его беззубой строгости по отношению к дочери. Вера предвидела, что та невидимая дистанция, образовавшаяся после этого между отцом и дочерью, не позволит Маше комфортно чувствовать себя, если она останется жить у Андрея. Так что, с кем останутся дети после развода, у Веры сомнений не было.

Вера продолжала молчать. Сев на диван, она оглядела комнату. Мысль о том, что ей когда-то после замужества придётся вернуться обратно в "родительский дом", ещё месяц назад показалась бы абсурдной. Ранее эта квартира всегда говорила ей о давних, почти исчезнувших из памяти, радостях и переживаниях. С момента переезда к мужу здесь она уже чувствовала себя в гостях. Но несмотря на своё возвращение под сень прошлого, она отчётливо понимала, что для неё наступила новая жизнь.

После подачи в суд заявления о разводе Вера Павловна сразу начала замечать признаки одобрительного отношения Михаила Михайловича Касьянова к этому поступку. В теленовостях и передачах, посвящённых заседаниям правительства, Вера Павловна каждый раз могла видеть, что лицо российского премьера открыто излучает удовлетворение и ту особенную, сдержанную радость, которая наступает в предвкушении долгожданного итога своих стремлений. Для неё было очевидно, что его улыбка, взгляд, манера говорить обращены исключительно к ней с целью вселить в неё уверенность в том, что скоро всё образуется, устроится, как им задумано. И в такие минуты, когда изысканный, властный и безупречный мужчина на виду у всех давал понять, что его намерение твёрдо и неизменно, Вера Павловна не могла не испытывать блаженного чувства женщины, к которой обращена любовь могущественного покровителя.