Когда рассеется туман - Кейт Мортон

Прости, Марк, мне пришлось прерваться. Нежданный гость. Я сидела у окна, любуясь левкоями и рассказывая тебе о маме, когда в дверь постучали. Я думала, что это Сильвия хочет рассказать мне о новом бойфренде или пожаловаться на кого-нибудь из соседей, но это оказалась Урсула, режиссер. Я ведь уже говорила тебе о ней?

— Надеюсь, я вам не помешала, — сказала она.

— Нет, — ответила я.

— Я ненадолго. Просто оказалась неподалеку, глупо было бы не заглянуть.

— В Ривертоне?

Урсула кивнула:

— Снимали сцену в саду. Свет как раз подходящий. Я поинтересовалась, что там была за сцена, какую часть истории Хартфордов воссоздали на этот раз.

— Романтическая, одна из моих любимых. — Урсула покраснела и помотала головой так, что челка закачалась из стороны в сторону. — Глупо. Я сама писала текст, знала его, когда он был всего-навсего черными значками на белой бумаге — тысячу раз переписанными и переделанными, — и все-таки я переживала, когда слышала их сегодня.

— Вы романтик, — улыбнулась я.

— Выходит, что так, — Урсула наклонила голову. — Забавно: я никогда не видела живого Робби Хантера, я сочинила его по стихам и воспоминаниям друзей, и все-таки… — Она нахмурила брови. — Мне кажется, я влюбилась в своего собственного героя.

— А какой он — ваш Робби?

— Верный. Талантливый. Страстный, — Урсула в раздумье подперла рукой подбородок. — Он никогда не теряет надежды. Хрупкой, горькой, и все-таки надежды. Его называют поэтом, воспевшим разочарование, а я не согласна. Я всегда нахожу в его стихах веру в лучшее. Даже во время войны он умудрялся заметить что-то хорошее. — Глаза ее загорелись, она покачала головой. — Такой тонкий, ранимый юноша — и такая страшная война. Чудо, что они вообще потом смогли хоть как-то наладить жизнь. Снова полюбить.

— Когда-то меня полюбил именно такой юноша, — сказала я. — Он ушел на войну, и мы начали переписываться. Я полюбила его именно по его письмам. А он — меня.

— Он вернулся другим?

— О да. Оттуда невозможно было вернуться, не изменившись.

— А когда вы потеряли его? Мужа? — мягко спросила Урсула.

Я даже не сразу поняла, о чем это она.

— Нет-нет, — наконец сообразила я. — Муж тут ни при чем. Мы с Альфредом никогда не были женаты.

— Ой, простите. Я думала… — Она кивнула на свадебное фото на столике.

Я покачала головой.

— Это не Альфред. Это Джон — отец Руфи. Вот с ним-то как раз мы поженились. И зря.

Урсула удивленно подняла бровь.

— Джон прекрасно танцевал вальс, оказался превосходным любовником и никудышным мужем. Надо сказать, что и из меня жена получилась так себе. Я вовсе не собиралась замуж, и была совершенно не готова к браку.

Урсула встала, взяла фотографию. Провела пальцем по рамке.

— Симпатичный.

— Да. Видимо, потому я и обратила на него внимание.

— Он тоже был археологом?

— О Господи, нет. Джон был официантом.

— А… — Урсула поставила снимок на место. Повернулась ко мне: — Я просто думала, вы познакомились на работе. Или в университете.

Какое там! В тысяча девятьсот тридцать восьмом, когда мы с Джоном встретились, я вызвала бы врача любому, кто сказал бы, что однажды я окончу университет. Стану археологом. Я работала в ресторане «Лайонз Корнер Хаус», подавала бесчисленные порции картошки-фри бесчисленным посетителям. Миссис Хаверс, хозяйка, любила нанимать прислугу из богатых домов и хвасталась на каждом углу, что никто не вычистит ножи лучше бывшей горничной.

— Мы с Джоном встретились случайно. На танцах.

Я нехотя согласилась составить компанию девушке с работы. Тоже официантке. Пэтти Эверидж — имя, которое я вряд ли забуду. Странно. Она не была мне подругой. Мы просто работали вместе, и я старалась обходить ее стороной, хотя это легче было сказать, чем сделать. Она постоянно совала нос в чужие дела. Так вот, эта Пэтти вбила себе в голову, что мне надо больше общаться, ведь по утрам в понедельник я не сплетничала с другими официантками, обсуждая выходные. Она пристала ко мне, зазывая на танцы, и не отстала, пока я не согласилась пойти с ней в «Маршаллс Клаб», вечером в пятницу.

— Девушка, с которой я договорилась встретиться, не пришла, — вздохнула я.

— А Джон пришел?

— Да.

Я вспомнила дымный клуб, табурет в углу, на который я взгромоздилась в ожидании Пэтти. Понятно, что на следующий день она рассыпалась в извинениях и объяснениях, но было уже поздно. Что сделано, то сделано.

— И вы влюбились?

— Я забеременела.

Урсула раскрыла рот.

— Через четыре месяца после того, как мы начали встречаться. Еще через месяц мы поженились. Так было принято. — Я поерзала, поудобней усаживаясь на подушках. — К счастью для нас началась война, и все решилось само собой.

— Он ушел на фронт?

— Мы оба ушли. Джон записался добровольцем, а я служила в полевом госпитале, во Франции.

— А как же Руфь? — удивилась Урсула.

— Ее эвакуировали. Руфь провела войну в доме пожилого англиканского священника и его жены.

— Несколько лет? Как же вы выдержали?

— Приезжала в отпуск и получала от нее письма: деревенские сплетни и рассказы о местных ребятишках.

Урсула взволнованно потрясла головой.

— Четыре года вдали от ребенка… Представить не могу!

Я не знала, что ей ответить. Как признаться, что материнство — не врожденный дар? Что Руфь сперва казалась мне чужой и странной? Что между нами так и не возникло той нерушимой связи, о которой пишут в книгах и рассказывают в легендах?

Наверное, я растратила свою способность любить. На Ханну, на всех остальных в Ривертоне. Нет, я хорошо обращалась с ранеными: утешала, подбадривала, облегчала их предсмертные муки. И при этом страшно боялась снова к кому-то привязаться. Предпочитала ни к чему не обязывающие отношения. И оказалась совершенно не готова к требовательной любви ребенка.

Урсула избавила меня от объяснений:

— Конечно, тогда была война. Приходилось идти на жертвы.

Я улыбнулась, стараясь выглядеть поестественней. Интересно, как бы Урсула отнеслась к тому, что я не только не переживала разлуку с Руфью, но даже чувствовала некоторое облегчение. Что после десятка лет скитаний по разным работам и случайным знакомым, после бесплодных попыток забыть, что случилось в Ривертоне, я наконец-то нашла себе настоящее дело.

— Археологом вы решили стать уже после войны?

— Да, — хрипло подтвердила я. — После.

— А почему именно археологом?

Ответ на вопрос так сложен, что я ответила просто:

— Это было наитие.

— Правда? — восхитилась Урсула. — Прямо во время войны?

— Когда кругом столько боли и смерти, как-то легче отделить главное от второстепенного.

— Понимаю.

— Я стала думать о мимолетности жизни. Когда-нибудь, размышляла я, люди забудут и эту войну. Смерти, бомбежки, сражения. Не сразу, конечно — понадобятся сотни, тысячи лет, но рано или поздно все уйдет в небытие. Займет свое место среди теней прошлого. Страдания и ужасы сменятся в умах людей другими, которым еще только суждено произойти.

— Трудно представить, — покачала головой Урсула.

— И все же так оно и будет, — заверила ее я. — Пунические войны и Карфаген, Пелопонесская война, греко-персидские войны — все свелось к нескольким главам в учебнике истории. — Я замолкла, чтобы перевести дыхание. Давно отвыкла от долгих разговоров и горячих дискуссий. Потом устало договорила: — Мне хотелось оживить прошлое. Вдохнуть в него душу.

Урсула улыбнулась, темные глаза засияли.

— А вот это мне понятно. Именно потому я снимаю исторический фильм. Вы раскапывали прошлое, а я разыгрываю его.

— И правда, — согласилась я. Мне-то и в голову не приходило нас сравнивать.

— Я просто восхищаюсь вами, Грейс. Вы столько сделали в жизни!

— Вопрос времени, — пожала плечами я. — Дайте любому человеку долгую жизнь, и он успеет сделать очень много.

— Вы скромничаете, — засмеялась Урсула. — Уверена, вам пришлось нелегко. Женщине с ребенком, в пятидесятых, получить высшее образование… А муж вам помогал?

— К тому времени я жила одна.

— Как же вы учились?

— Большей частью заочно. Днем Руфь была в школе, а по вечерам с ней сидела очень хорошая женщина, наша соседка, миссис Финбар. — Я поколебалась. — Мне повезло, что с оплатой не было проблем.

— Стипендия?

— Что-то в этом роде. Я неожиданно получила кое-какие деньги.

— А муж? Погиб на войне? — сочувственно спросила Урсула.

— Нет. Он остался жив. А вот наш брак действительно умер.

Урсула еще раз взглянула на мою свадебную фотографию.

— Мы развелись, когда он вернулся в Лондон. Нравы к тому времени переменились. Люди повидали и пережили слишком много. Глупо было цепляться за партнера, который ничего для тебя не значил. Джон уехал в Америку, женился на медсестре американской армии, которую встретил во Франции. К несчастью, он скоро погиб: автомобильная авария.