Красный Элвис - Сергей Жадан

…могло быть потом. Потом могли быть два часа омерзительнейших звуков, вконец обезображенных электроаппаратурой, всякими там динамиками и примочками, как это бывает, потом могли начаться настоящие отношения, когда бесплатные напитки заканчиваются, а остановиться уже никто не может, и главное — не хочет, вот в этом месте в этот момент коварный змей-искуситель и вползает под барную стойку за прилавок между пузатых темных бутылок со скотчем и водярой и оттуда хитро подмигивает всем присутствующим, будто нашептывает — давайте, чуваки, оттянитесь, хули там, богословы, не останавливайтесь, ни в коем случае не останавливайтесь, иначе это для вас очень плохо кончится, слышите, как лажают эти придурки в кирзовых сапогах? Эти ебаные австрийские панки, которые считают, что схватили своего долбаного господа бога за бороду, слышите, как хрипят их колонки? Если вы сейчас остановитесь, это хрипение будет продолжаться вечно, оно останется в ваших головах, и из вас уже не выйдет никаких богословов, из вас даже экономистов не выйдет, будете ползать как слизни от супермаркета к супермаркету, покупая теплое пиво в банках, — шепчет своим коварным голосом этот чертов демон, и все его слушают и набираются, и все это продолжается до тех пор, пока этот самый вокалист (ха-ха) не выдерживает, цепляется за какие-то провода и летит прямо в зал под ноги богословам и макроэкономистам, и это воспринимается как призыв к братанию на этом немецком фронте нашего бытового алкоголизма, я подхожу к музыкантам, и мы быстро знакомимся и говорим про погоду, шоу-бизнес и студенческую солидарность, и я обещаю сделать им концерт у себя на родине, говорю, что им там будет интересно, там по улицам до сих пор ходят настоящие живые гэбэшники, их даже можно потрогать, если вдруг возникнет такое желание, кое-кто — уверяю я их — этим постоянно и занимается, музыканты рвут на себе бутафорские армяки, хорошие парни, мы обмениваемся адресами, визитками и номерами кредиток и, толкаясь, выходим из клуба, таща на себе их аппаратуру. Гитарист, имени которого я запомнить не могу, там слишком много шипящих, ведет меня за собой, сейчас, говорит, мы пойдем домой к моему брату, у него сегодня праздник, и мы должны его поздравить, и ты пойдешь с нами — у нас есть одно свободное место, и это звучит так, будто он предлагает мне последнюю — случайно не занятую — вакансию на отпущение грехов у папы римского, так что отказываться просто бессмысленно, и мы все пробираемся сквозь многотысячную толпу веселого народа, неся на плечах колонки, гитары и вокалиста, такой натруженный марш-бросок в толпе богословов и макроэкономистов, где-то сбоку начинается ряд подтопленных экологических сортиров, из крайнего слышны блевотные звуки, кого-то рвет, и только по едва уловимым и едва различимым вибрациям я узнаю голос Берни — своего друга и учителя, для которого эта тридцатилетняя война все никак не закончится…

В чем преимущество вот таких спонтанных импровизированных знакомств по сравнению с продолжительными добропорядочными отношениями между друзьями? Преимущество состоит в их искренности, откровенности и ненавязчивости. Ты можешь прогонять своему новому знакомому что угодно — про свое детство, про друзей-паралитиков, про соседей-упырей, он тебе отвечает той же монетой, вы будете обещать друг другу золотые горы дальнейшего общения, вечной дружбы и взаимовыгодного творческого сотрудничества, начнете ставить друг другу алкоголь и делиться последней хапкой доброго приальпийского драпа, ходить по незнакомым адресам, закорешаетесь с какими-то отморозками, которые кому-то из вас приходятся, как окажется потом, старыми знакомыми, а то и родственниками, будете петь хором любимые с детства немецко-фашистские походные песни, кричать с балкона разные гадости, будете цепляться к трансвеститам возле стоянки такси и набьете в конце концов одному из них морду, найдете в третьем часу ночи дешевый бар и попробуете купить у бармена кокаин, а когда вас оттуда выкинут, вы даже не поймете — за что, переезжая в переполненном неизвестным народом «фольксвагене» с одной вечеринки на другую, вы благополучно заблудитесь в районе, который на самом деле вам хорошо знаком, и будете печально кружить вокруг одного и того же квартала, удивляясь и возмущаясь, насколько однообразна в этом городе архитектура и насколько похожи дома, ну ничего невозможно найти, и уже где-то в четвертом часу кого-то из вас перемкнет, что пора бы уже и остановиться, и вы найдете автомат с колой, возьмете несколько бутылок этой холодной жидкости и начнете жадно ее глотать, припоминая под теплым звездным небом свои имена. Преимущество заключается в том, что потом не придется оправдывать друг перед другом собственные приступы агрессии или шизофрении, не нужно будет объяснять своей склонности к транквилизаторам и повторять вчерашние обещания, которых к тому же никто из вас и не помнит. Чем дальше, тем все чаще я думаю, что такими и должны быть идеальные отношения и что, расходясь поутру с полными счастья головами по своим домам, лучше всего просто пристреливать своих новых друзей, ведь самая большая ценность человеческого общения заключается именно в спонтанности и неповторимости экзистенции.

В пять утра что-то напомнило мне о моих обязательствах перед обществом и совестью, собственно, больше перед совестью, но и перед обществом тоже. Начиналось воскресенье, и именно в это воскресенье до обеда мне надо было добраться до Линца, где именно сегодня открывался большой музыкальный фестиваль и где, кроме всего прочего, должны были быть поэтические чтения, на которые, кроме всех прочих, был приглашен и я. Странно, как это я вспомнил, но я вспомнил, и попросил своих новых друзей завезти меня домой, поскольку до поезда осталось часа два, а мне еще нужно было собраться, друзья мои долго не верили, что мне действительно нужно куда-то ехать, потом, поняв, что вообще-то речь идет о большом музыкальном фестивале, решили ехать туда вместе со мной, но мне каким-то образом удалось их убедить не делать этого, и они согласились просто отвезти меня домой, помочь собраться, а потом забросить на вокзал и посадить в поезд.

Я долго стоял посредине своей комнаты и никак не мог решить, что именно нужно захватить с собой. Что берут обычно с собой на большой музыкальный фестиваль?

— Слушай, — говорит мой новый друг-гитарист, — а что ты там будешь делать?

— Не знаю, — говорю, — наверное, стихи читать.

— Возьми с собой зубную щетку, — советует он. — И бритву. Но лучше не электрическую. У тебя есть неэлектрическая бритва?

— Есть, — говорю.

— Вот и возьми ее. И возьми что-нибудь поесть в дорогу. Возьми консервы. У тебя есть консервы?

— А что — в Линце проблемы с консервами?

— Сегодня воскресенье. Сегодня у всех проблемы с консервами, потому что магазины не работают. Ты же не пойдешь жрать в какой-нибудь буржуйский ресторан?

— Нет, — колеблюсь я, — наверное, не пойду. Мне вообще есть не хочется.

— Вот и возьми с собой консервы. Но нож не бери. А то будешь потом объяснять полиции, зачем тебе нож на музыкальном фестивале.

— Ну хорошо, — говорю я, — а как же я эти консервы открою?

— Попросишь в отеле. Тебя же поселят в отель?

— Наверное, поселят.

— Вот там и найдешь нож. Давай собирайся, времени мало — нам еще надо выпить.

Я беру свою куртку, сую в карман зубную щетку, смотрю на бритву и колеблюсь, потом вспоминаю про полицию и решаю ее не брать, открываю на кухне холодильник и выгребаю оттуда все консервы, которые там есть, нахожу консервированных крабов, еще какие-то дары моря, распихиваю все это по карманам, и мы идем на вокзал. В общем, все эти истории из жизни, которые я могу вспомнить и пересказать, сводятся у меня к нескольким таким архетипическим вариантам, где обязательно кто-нибудь припирается на вокзал. Сначала я думал, что это как-то связано непосредственно с моими перемещениями с места на место, но потом понял, что, по существу, дело тут скорее в поиске некоего универсального коммуникативного центра, каким, несомненно, является любой вокзал, в потребности в каком-то человечном по своей природе месте, попадая куда граждане расслабляются и у них исчезает их социальная активность и агрессия, чем-то таким вокзал и является, он берет на себя функции какого-то такого чистилища, ведь где еще, как не на вокзале, можно, скажем, на выходные затариться алкоголем? Больше нигде. Разве что на автозаправке…

И уже в восьмом часу утра мы находим наш экспресс, Будапешт-Париж, и я помню, что главное — это не проскочить и вовремя с этого поезда слезть, хоть я на самом деле в него еще и не садился. Мы идем по перрону, выискиваем мой второй класс, находим что-то соответствующее, друзья начинают со мной прощаться, и состояние у них такое, что даже контролер, хоть это не его собачье дело, не выдерживает и спрашивает меня — вы что, действительно едете? Ну еще бы, говорю я ему, ищу в подтверждение свой билет, достаю из карманов консервированных крабов, даю на минуту контролеру их подержать, достаю билет, зажимаю его в зубах и, забрав крабов, захожу, если это можно так назвать, в свой второй класс, нахожу там свободное место и сразу же засыпаю. Ровно через полчаса я проснусь и окажусь с глазу на глаз с кошмарным похмельно-депрессивным синдромом, но пока что мне хорошо и уютно, и консервированные крабы в металлических банках мягко всплескивают хвостами и взбалтывают клешнями теплый маслянистый соус…