Вторая любовь всей моей жизни - Виктория Уолтерс

– Я просто продаю картины туристам.

– Больше нет, если я возьмусь за тебя. Я бы хотела показать твою работу перед Рождеством, может, в ноябре. Но только если ты чувствуешь, что сможешь сделать еще к этому времени. Было бы здорово продолжить, пока воспоминания с пленэра еще свежи. Учитывая, сколько понадобилось времени для этой картины… и я заметила, что ты уже начала другую.

– Эта для моих друзей… Я планировала подарить ее им.

– Ты все еще можешь, если хочешь. Кажется, она связана с твоей картиной сердца. Серия о любви, наверное?

Кажется, я не могу это осознать.

– Я могу подумать об этом?

Она выглядела немного разочарованной, но с готовностью согласилась.

– Это твое время, Роуз, – сказала она.

Я смотрела, как она уходит, и думала о том, что только три месяца назад переживала, что никогда снова не буду рисовать, а теперь у меня есть работа, которую хочет показать галерея. Такого раньше не бывало. Я всегда довольствовалась малым, а сейчас я в миллиметре от чего-то совершенно нового.

Готова ли я к этому?

Глава 30

Июль пролетал незаметно. Я проснулась на рассвете в день, когда у нас с Лукасом была бы четвертая годовщина свадьбы. Не было никакого смысла пытаться снова уснуть, поэтому я поднялась и выглянула в окно. Солнце выплывает из-за горизонта, и небо испещрено розовыми и оранжевыми полосами. Утро ясное, и день обещает быть теплым и светлым. Я спросила себя, как бы мы провели этот день, если бы он был здесь, со мной. Думаю, мы бы пошли на пляж, занялись серфингом, может быть, взяли бы завтрак с собой. Неожиданно я почувствовала острую необходимость снова побыть на берегу.

Я отправилась в мастерскую в саду, взяла гидрокостюм и доску, радуясь, что не избавилась от них. Пошла на пляж в гидрокостюме с доской на спине. Для туристов рановато, и я была одна, за исключением парочки собачников и виндсерфера вдали. Я никогда не занималась серфингом без Лукаса. Я недолго посидела на песке, подняв лицо к восходящему солнцу и мечтая поговорить с ним обо всем на свете. Я знаю, он был бы рад тому, что галерея хочет показать мою работу, и я бы не нервничала из-за этого, ведь я всегда знала, что вместе мы можем справиться с чем угодно.

Но теперь я одна.

Я встала и взяла доску. Она прохладная, и некоторое время я привыкала к ней. Я ждала хорошую волну, чувствуя, как пульс ускоряется. Я помню, чему учил Лукас. Я представила, что еду на велосипеде, почувствовала приближающуюся волну, и мое тело автоматически среагировало. Я гребла на доске возле берега, пока волна не пронеслась подо мной, и я начала двигаться вперед на ней, потом я встала на нее и, достигнув нужной позиции, уже могла рассекать волны. Я тут же почувствовала прилив адреналина и заулыбалась: соленая вода брызгала на меня, пока волна несла меня по ней. Мне не нужно представлять, что Лукас здесь со мной, – я понимала, что он как будто рядом. Я каталась на волне, как он учил меня, и знала, что он бы гордился мной.

После я легла на доску и плыла по морю, наблюдая за тем, как пляж заполняется людьми, солнце уже полностью вышло на небосвод и припекало через гидрокостюм. Мгновение, когда я каталась на волне, дало мне почувствовать себя бесстрашной – а именно это Лукас любил в серфинге. У него не будет возможности испытать это снова, поэтому я должна прочувствовать это за него. Я не хочу провести свою жизнь, боясь всего нового. Это как-то неправильно, когда у него уже нет такой возможности. Я знаю, он хотел бы, чтобы я прожила жизнь за нас двоих.

И именно это я собираюсь сделать.

Сообщив Хэзер, что согласна на выставку, я направила все силы на завершение портрета Эммы и Джона. Я думаю, она дополнит картину сердца, и серия может быть о любви, как предлагала Хэзер. Без зимы не было бы весны сейчас стоит возле полотна, на котором изображены они. Эмма и Джон, связанные взглядами и сердцами. Связь, которая не может быть разрушена ничем, что настигает их. Без темноты не был бы виден свет звезд.

Эмма пришла ко мне. В ее глазах до сих пор не было блеска. Мне больно видеть ее страдания.

– Я закончила свою вторую картину для выставки, – сказала я, ведя ее вверх по лестнице. – И хочу показать ее тебе.

С любопытством она следовала за мной до комнаты и испустила вздох, когда узнала себя и Джона на картине. Я следила за ней, пока она рассматривала ее.

– Я видела вас на пляже в тот день, и я видела так много счастья и любви между вами. Но самое главное, я видела сильную, уверенную и красивую женщину внутри и снаружи. Ты светилась жизнью; ты всегда светилась. Я всегда завидовала тому, как ты излучаешь ее. Я должна была запечатлеть вас в тот день, потому что я поняла: что бы вам ни подкинула жизнь, между вами прочная связь, которая не может быть разрушена. Не важно, через что вам придется пройти, ваша любовь пронесет вас через это. В конечном итоге это единственное, что важно. Глядя на нее, я вижу, что бы ни случилось, вы это преодолеете, потому что девушка на картине способна справиться со всем.

Эмма тихо заплакала.

– Ты правда так думаешь?

– Конечно. Я бы ни за что не справилась без тебя. Ты должна знать. Ты была такой сильной. Ты заставила меня поверить, что я смогу вынести всю эту боль. Я почти сдалась, но ты не позволила мне. Я не говорю это часто, но я люблю тебя и не знаю, что бы я делала без тебя. Ты – сестра, которой у меня никогда не было, и меня убивает то, что я не способна забрать твою боль, ведь ты забрала так много моей.

– О, дорогая. – Она заключила меня в объятия, и я крепко обняла ее в ответ. Она отстранилась, чтобы снова посмотреть на нее. – Эта картина прекрасна. Я не помню, чтобы ты делала что-либо похожее раньше. – Потом она посмотрела на картину сердца. – Они обе великолепны; я не удивляюсь, почему Хэзер хочет организовать выставку. Это начало чего-то волшебного, я чувствую.

Я обвила рукой ее талию и притянула к себе.

– Я хочу, чтобы после выставки она была твоей и Джона. Чтобы вы никогда не забывали, как сильны вместе.

– Я не могу принять ее. За нее будут готовы очень дорого заплатить; ты должна продать ее вместе с другими.

Я покачала головой.

– Она принадлежит вам. Разреши мне сделать это, чтобы отблагодарить тебя за то, что ты была рядом. Эмма, пожалуйста.

Она вздохнула.

– Если ты уверена… но ты не обязана благодарить нас. Ты сделала бы то же самое, если бы произошло… – она всхлипнула, и мы крепко обнялись.

– Джон говорил, что я не хочу снова пробовать? Кажется, что-то, о чем я давно мечтала, сбылось, а потом исчезло. Я боюсь, что это снова повторится. И что, может, я не заслуживаю, чтобы моя мечта сбылась.

– Ты заслуживаешь, чтобы все твои мечты сбылись, – горячо возразила я. – Это дерьмовые времена, но мы справимся со всем плохим, поняла? Ты была моей звездой, и я постараюсь быть твоей. Ты и Джон, вы любите друг друга так сильно, и, я знаю, вы преодолеете это.

Она снова посмотрела на картину.

– Тогда я была беременна. Я была так счастлива. Все светилось внутри.

– Ты снова найдешь этот свет, обещаю.

Она улыбнулась мне:

– Ты тоже.

Я подумала о звезде, которая светила из темноты, но не была уверена, что хочу найти этот свет снова.

Глава 31

В Толтинге в августе, кажется, отдыхает вся Анлия. Пик туристического сезона, семьи приезжают на летний отдых ради «домашнего отдыха». Серьезные серферы дают дорогу новичкам. Если у вас свое дело, вы работаете до упаду и зарабатываете так много, как только можете. Но если вы хотите сохранить рассудок, вы избегаете крупных городов и суеты.

Я отдыхала в саду, работая над третьей картиной. Я поняла, что рисую значимых в своей жизни людей, но больше не осталось никого, кого я бы хотела изобразить. Эта выставка невероятно личная, и кажется правильным, что она должна оставаться таковой.

Я рисую кусочки своего сердца.

Я потеряла не только Лукаса, но и маму. Я бы хотела, чтобы она была частью моей жизни. Она была бы хорошим слушателем, она сама была творческим человеком.

Но мне повезло иметь в своей жизни и других людей, воплощающих образ матери. Глория и Сью – мамы Лукаса и Эммы, но они всегда были со мной.

Три сильные женщины, у каждой – своя дорога. Все три сформировали женщину, которой я являюсь и которой я хочу быть.

Без страданий не было бы силы.

Я рисую три полосы и штрихую их. Я понимаю, что они немного похожи на перья, и с волнением добавляю больше линий и закругляю концы так, чтобы они заворачивались друг вокруг друга. Я хочу показать, что моей матери больше нет. Сложно, когда ты не уверен, куда уходят люди после смерти, но эта вера есть у Глории. Часть меня хотела бы надеяться, что Лукас в прекрасном спокойном месте и смотрит сверху на меня и людей, которых любил при жизни, но я просто не знаю, верю я в это или нет. Однако моя мама была такой свободолюбивой; мне было бы приятно представлять ее где-то на небесах. Вот так приходит вдохновение, и я зарисовываю, как одно из перьев превращается в птицу. Одной кажется недостаточно, поэтому я представляю перо, качающееся на ветру и превращающееся в летящую птицу. Я останавливаюсь и смотрю на быстрый эскиз. Я могу нарисовать множество птиц, которые заполнят верх картины, летящих через удивительный закат.