Трольхеттен - Сергей Болотников

Лишенный воды город замер в вечерней тьме. На улицах его практически не наблюдалось никаких шевелений, и лишь в точках где работали водоколонки все еще копошились сильно укоротившиеся очереди. Воду отключали не в первые, но впервые на такой долгий срок и жители Верхнего города, возвращаясь вдоль Мелочевки с полными ведрами прозрачной воды, злобно ворчали на своих земляков, удобно устроившихся в Нижнем, где вода есть (совсем забыв при этом, как гордились они переездом в новые светлые квартиры из Нижнегородских трущоб). Правду не знал пока никто. А заключалась она в том, что и в отделенном Мелочевкой Нижнем городе воды тоже не было. Но там это переносилось куда легче, колонок было больше, а проржавевшие коммуникации все время лопались, поэтому местное население приучилось обходиться без воды из-под крана, перейдя на подручные использующееся еще с давних времен, методы. Особой засухи не ожидалось, лето было теплым, но влажным и дождик регулярно увлажнял землю. Тяжелее всего пришлось, пожалуй дачникам, на грядках которых вдруг перестали крутиться модные, цветасто раскрашенные опрыскиватели. В теплицах теперь установился пустынный зной, и нежные растения стали удручающе быстро вянуть, чем привели не один десяток дачников в состояние маниакальной депрессии. Доходило даже до того, что владельцы крохотных земельных участков взаимно обвиняли друг друга во вредительстве, и так и не договорившись начинали гадить серьезно гадить своим недругам. Александр Петрович Каточкин глухой безлунной ночью подсыпал соседскому псу Тою крысиной отравы, коварно выполненной в виде шоколадных кубиков. Той, очень любивший шоколад, подношение съел, а на утро привел своего хозяина в ужас зрелищ своей агонии. Евгений Палин - мирный пенсионер-дачник, не думал ни секунды о том, кто мог проделать над Тоем такую гадость, и такая же порция псевдошоколада отправилась в мелкоистолченном виде в комбикорм к Каточкинским курам, большая часть из которых в тот же день покинула этот не очень гостеприимный мир. Каночкин пришел в ярость, и некоторое время скрежеща зубами ходил по своей крохотной комнате, иногда кидая дикие взгляды в сторону соседского участка. Никто не знал как, но еще более мелко истолченная порция отравы каким то образом оказалась у Палина в растворимом супе, который и съел ее с превеликим удовольствием (и подумывая, кого бы еще отравить у ненавистного соседа). С этими же мыслями через два часа его увезли на скорой, а Каточкин стоял, прислонившись к ограде своего дачного участка и, улыбаясь, махал в след. Иногда кажется, что дачный народ поработав на своем участке проникается какими то древними инстинктами, побуждающими их охранять земельный надел до последней капли крови, а также подсознательно строить захватнические планы, по отношению участка соседнего. В одной из двух городских школ, шестикласснику Васе Манину сильно разбили нос, и Вася, весь в слезах побежал в школьный туалет, дабы смыть кровавые пятна стремительно расползающиеся по его дорогой куртке. Но перекошенный кран в сортире отозвался лишь невразумительным хрипом, так что пришлось Васе идти домой, где он до смерти напугал свою мать зрелищем окровавленной одежды. Проснувшийся хмурым утром постоянный посетитель бара "Кастанеда" по фамилии Хромов испытывал тяжелейшие последствия своей вчерашней наркотической гулянки. На четырех конечностях дополз он до кухни и там жадно припал к кухонному крану, одновременно вертя оба крана. Ничего нее добившись, Хромов взвыл от тоски и вцепился зубами в холодный металл смесителя, здорово обкорябав себе губы. Но тут ему в голову пришлась гениальная по силе воздействия мысль, и он проковылял на улицу (благо квартира была на первом этаже), где и припал к первой попавшейся лужице. Тяжело пришлось пожарникам - эти с мигалками, воем и ревом, разгоняли собравшуюся у колонок толпу, чтобы наполнить свои далеко не безразмерные баки машин. Из-за этой ограниченности, они уже выпустили из-под контроля два серьезных пожара, обречено наблюдая как пламя набирает силу. В обоих случаях дома выгорали дотла. А не понимающая этого толпа упорно не хотела подпускать пожарных к водопою, и как-то раз даже бравых борцов с огнем крепко избили. В Нижнегородском баре "Вишневый садик" посетителям подали грязную посуду с липкими жирными следами чьих то пальцев. Отдуваться за это пришлось бармену, который через двадцать минут после инцидента уже валялся под стойкой в бесчувственном состоянии, а кружки горой битого стекла громоздились вокруг него. Федор Рябов заявился домой мрачнее тучи, набычившись, и взгляд его, казалось, прожигал дырки в предмете на которой он его обращал. Его жена в ужасе отступила от него, и прижалась к обшарпанной стене квартиры. На щеке у Рябова красовалась теперь рваная рана, с легко угадывающимися следами зубов. -Ой, Федя... - привычным плачущим тоном заголосила жена, - покусал кто. -Да. - Твердо сказал Федор и не менее твердо заехал жене в глаз, отчего она замолчала и сползла вниз по стене. Пятнадцатилетняя дочь Федора, видевшая все это из своей комнаты с плачем метнулась к матери, а от нее к раскрытому окну, намереваясь выпрыгнуть наружу. По пути она запнулась об ножку стола и сверзилась на пол, вместе с приготовленной для него, Федора, снедью. Финал был печален. Впрочем, уже через два часа (после похода в травмпункт), мир и порядок в семье Рябовых было восстановлен. Тяжелее всего в этой обезвоженности пришлось врачам Центральной городской больницы. Пациенты все поступали и поступали, а использующейся для многочисленных нужд воды больше не было. Персоналу приходилось бегать на колонки, где их встречали куда более дружелюбно, нежели пожарников, и заполнять, заполнять тяжеленную тару. А потом бежать обратно в больницу. Из-за этого многие молодые врачи так уматывались, что ночевать оставались прямо в больнице. Со стерилизацией худо-бедно разобрались, принесенную воду кипятили, и в ней же обрабатывали инструменты, а вот с влажной уборкой пришлось повременить и оставить больничные коридоры потихоньку зарастать пылью. Отдельные героические усилия по уборке помещений со строжайшей экономией воды ничего не дали, да к тому же у уборщиц все время вспыхивали ссоры с врачами, которым воды тоже катастрофически не хватало. В последние дни в городе дико возрос интерес покупателей к различным видам газировок, наших и не наших, чем хитрые продавцы и пользовались, бессовестно задирая на них цены. И все равно, очереди в киоски могли поспорить по размерам разве что с очередями на водоколонки. Доходило до маразма, отдельные состоятельные горожане полностью переходили на минералку, предпочитая даже мыть в ней руки. Особенно повезло Каменеву В.С исполнительному директору местной фирмы, занимающейся поставками этой воды в город. Реквизировав два десятка упаковок с прозрачной пузырящейся жидкостью, он вылил половину из них в ванну, и млея от удовольствия забрался в нее, впервые за последние три дня, нормально вымывшись. Счастье было недолгим, от сидения в холодной воды, Каменев заработал сначала простуду, которая будучи не долечена спустя сколько то дней перешла в двухстороннее воспаление легких, так что несчастный купальщик очень скоро оказался в той же не мытой городской больнице. И лишь у ларьков торгующим спиртным ничего не изменилось, и все те же помятые личности, с философским спокойствием скупали заветные пузыри, утоляя свою вселенскую утреннюю жажду. И они были единственными (потому что других, местных бомжей в одночасье не стало), кто потери воды почти не заметил. В конце концов, часть жильцов не выдержала и направилась по своим ЖеКам с категорическим требованием вернуть воду. Почти синхронно оттуда были высланы сантехники, задачей которых было проверка коммуникаций у дома. Три часа спустя, опять же почти одновременно эти ходоки вернулись с донесением, что никаких неполадок нет. Все еще осажденные издерганными горожанами районные власти послали телефонный запрос на четыре городские насосные станции, располагающиеся строго парами по обе стороны Мелочевки. Город стоял на водоносных слоях, и потому две из четырех станций качали воду из артезианских скважин, с кристально чистой водой, и потому жильцы из обслуживаемых этими станциями домов могли свободно пить сырую воду из-под крана. Две другие станции брали воду из Мелочевки, а после она проходила занимающий много времени цикл хлорирования, фторирования и фильтрования, после чего поступала опять же в дома в почти не пригодном для использования состоянии. Причем, станции обслуживали районы вперемешку и, зачастую, получалось так, что в доме номер двадцать пять, приписанном к Школьному микрорайону из крана шла чистейшая, пахнущая неуловимым свежим запахом вода, а в доме двадцать шесть, что через дорогу от двадцать пятого, но зато принадлежит уже к микрорайону Шоссейному, жители выходят из-под душа с целым букетов легкоузнаваемых ароматов - хлор, метан, бензольные соединения. И бегут после к соседнему дому, где у свояков наполняют чайник. Ни одна станция не ответила, и телефонные трубки в разных районах города с интервалом в десять минуть огорчили звонивших длинными протяжными гудками. Естественно вместе это никто не связал и каждый из звонящих считал, что забастовала одна единственная, обслуживающая его район станция. Потому, с тем же самым интервалом, из Жеков были высланы мастера сопровожденный некоторым числом добровольцев-обывателей, дабы проконтролировать ситуацию на водо-насосных. Спустя четыре часа ни один из них не вернулся. В Жеках грязно ругали мастеров, которые наверняка уклонились от навязанного им дела. Жильцы же, устав ждать, и решив между делом, что ситуация на насосных требует для разрешения еще какое то время, потихоньку разбрелись по домам, и так закончился, толком и не разгоревшись этот "водный бунт". Когда поздние летние сумерки пали на город, неожиданно появились две группы жильцов, ушедших на скважины. Без мастеров. Пришедшие сообщили, что на станции встретили совершенно растерянных этой самой станции операторов, которые прибывая в некотором (возможно послестрессовом) подпитии, ошеломленно сообщили ходокам что скважины закрылись. На естественный вопрос "как такое может быть?", они лишь неопределенно улыбались и разводили руками. А заведующий аппаратной Степан Сергеевич Лавочкин доверительно сообщил самой ярой активистке из числа жильцов (по стечению обстоятельств ей оказалась Вера Петровна Комова), что "такое быть вообще не может", потому что эти скважины пробурены давно, и как надо укреплены, и чтобы их закрыть, надо сдвинуть весь пласт земли на котором стоит собственно станция. Эрудированный жилец тут же поинтересовался, может ли такое произойти из-за землетрясения и получил утвердительный ответ, хотя ни одного землетрясения в области никто так и не смог припомнить. Это ясно услышал, затесавшийся в группу жильцов журналист, и задал несколько наводящих вопросов. После чего, на следующий день "Замочная скважина" вышла с аршинным заголовком "Дрожь земли: землетрясение оставило город без воды!!!", сопровождаемый фотографиями недавнего разрушительного землетрясения в Среднеземноморье. Подобное объяснение очень многое объяснило, и потому ушедшие накануне домой горожане не стали продолжать волнения вокруг воды, приняв газетные надумки за чистую правду. Соответственно обыватели настроились на долгую (пока не восстановят скважины), засуху и покорно являлись каждый день к районным колонкам. Почему-то никто не вспомнил, что в городе существуют еще и насосные станции, берущие воду из реки. А ведь с них так никто и не вернулся. Обеспокоенные родственники исчезнувших, на следующий день подали заявления в милицию, откуда получили твердое заверение, о том что пропавшие будут найдены. После чего все эти дела были успешно похоронены в массе других, поступающих девятым валом дел. Как бы то ни было, утка про землетрясение очень быстро распространилась, и это как нельзя более устроило городские власти, которые так и не смогли докопаться до истинной причины исчезновения воды. Народ притих. Если что и вспомнили теперь вернувшиеся с разведки люди, так это то, как омерзительно вели себя посланные вместе с ними мастера. Вместо того, чтобы выяснить самолично причину, и может быть, попробовать ее устранить, эти работнички уже на пятой минуте визита начали потихоньку выпивать вместе с операторами насосной, а когда их нашли уже были в стельку пьяны и ничего не соображали. Отклики жильцов были полны справедливого гнева и потому все были уволены на следующих день. Впрочем, их так никто и не увидел, после того посещения. Они просто исчезли. -"Грядет засуха, братья!" - сказал на следующий день просвещенный Ангелайя своей пастве (с утра он прочитал "Замочную скважину" и решил сыграть на узнанном материале) - "Это кара! Эту дух зла пытается погубить невинные души! Это тьма, что добирается до непосвященных, и поражает их черным варом!! Только избранные, только вы будете спасены, только вас ждет в конце избавление!" - он помедлил и добавил - "Когда все остальные умрут..." Брат Рамена сидел в третьем ряду, и на слове "избранные" скрипнул зубами. Его ворон распахнул черные крылья у него за спиной. Когда Ангелайя закончил свою проповедь, Рамена-нулла решил, что в числе умерших пожалуй будет и сам Великий Гуру. За лжеучение! День спустя оказался удивительно жарким - оставшиеся после затяжных дождей лужицы высохли, оставив после себя неопрятные сероватые пятна на сухом асфальте. Весело пошумев после дождей деревья, поникли всеми своими листьями (а кое какие из листьев даже скрутились в трубочку, пожелтели и покинули своих более сильных собратьев. В полдень, асфальт раскалился настолько, что стал страстно липнуть к колесам автомобилей и подошвам ботинок, распространяя вокруг себя характерный запах, который впавший в депрессию несовершеннолетний из семнадцатой квартиры назвал "запахом жары". Одуревший от высоких температур народ повалил на реку, без разбора прыгая в мутную воду. На метеорологической станции в двадцати километрах ниже, зафиксировали одномоментный подъем Мелочевки на два, две десятых сантиметра. Липкая тина оседала на разгоряченных купальщиках, но те не замечали этого и погружались в речную воду с головой. Некоторые остались без волос, но это те, кому не повезло. Старики в хилой тени прибрежных ив, тягостно предавались воспоминаниям, о тех блаженных временах, когда воду из Мелочевки можно было употреблять внутрь, и встав на старенький мост можно было увидеть земляное дно. У колонок регулярно вспыхивали драки, и потому власти города вынуждены были выставить возле них кордон милиции (из тех, кто остался после драки). Драки не утихли, просто теперь участие в них принимали и сами стражи порядка, которые по блату не раз и не два пытались разжиться дармовой водичкой. Немотивированно упали цены на бензин. Цены на газированную воду, напротив сильно его превзошли. Видя глобальные последствия засухи, городские головы, попытались обеспечить водой хотя бы центральный район, для чего была расконсервирована построенная еще в незапамятные времена водонапорная башня, которую с Божьей милостью поддерживали в рабочем состоянии все последнее время. Наполненная сравнительно свежей водой, это порядком подржавевшее сооружение могло обеспечивать питьем почти весь центр верхнего города, включая, естественно и здание администрации. Правда только до седьмого этажа, потому что те времена, когда возводили башню, выше семи еще не строили. В тридцати пяти домах, располагающихся вокруг Арены, трубы наполнились холодной водой. В двух десятках квартир краны оказались не закрыты и звучно харкнули в белый кафель раковин желтоватой, мутной водицей. В шести квартирах, это привело к затоплению соседей, и последующим разбирательствам которые были впрочем не слишком эмоциональными на фоне победоносного завершения засухи. Ополоумевшие от радости обыватели в течение целых часов использовали дармовую воду, заливая ее во все подходящие и не подходящие для этого емкости. Кое-кто пил прямо из-под крана, даже не морщась от гниловатого привкуса жидкости. Счастье жильцов центра (и острейшая зависть всего остального города) продолжалось аккурат до вечера. Сразу после заката, приблизительно в одиннадцать часов, башня переломилась пополам в самом тонком своем месте и рухнула на здание котельной, что находилось как раз под ней. Это сопровождалось таким грохотом, что слышали даже дачники на другом конце города. Оставшаяся вода единовременно выплеснулась из резервуара, и буйным потоком ринулась вниз по центральной, захватывая с собой все, что только можно захватить. Двенадцать лавочек, три фонарных столба из дерева, почти два десятка урн с соответствующим наполнением проплыло до Старого моста и низверглось в Мелочевку. Одновременно с этим шесть личных автомобилей, мягко всплыли на подошедшей волне, и снялись с мест стоянки. Но этих не унесло дальше перекрестка Центральной и Приречной улицы, где они и остались, сгрудившись в одну кучку, ищущие тепла щенята. Людей не захватило не одного, все кто имел несчастье оказаться в пределах потока, попрятались в окрестных подъездах, с ужасом наблюдая разворачивающийся потоп. Утром горожане из центра сравнялись с остальными, и могли наблюдать лишь спазматические подергивания опустевших кранов. Некоторых это вогнало в такую депрессию, что они загремели в больницу с различными обострениями хронических недугов. Поняв, что сушняк продолжается гражданин Хромов, забрался на пятый этаж своего родного дома и прыгнул вниз аки птица. Сломал обе ноги, раскаялся, пообещал родным бросить наркотики и с тем был отправлен в стационар.