Хозяин Чёрной башни - Барбара Майклз

– Нет, – сказала я. – Нет, со мной все в порядке.

И это было правдой. Пока я произносила эти слова, ответ пришел сам собой. Я знала, что я сделаю.

Вскоре показались дома Каслтона, и лошади замедлили шаг, исторгнув у бедняжки миссис Кэннон вздох благодарности. Мы въехали во двор гостиницы и остановились. Мы путешествовали около шести часов, был полдень.

Я вылезла из кареты едва ли не раньше того, как колеса перестали вращаться. Ветер обдал меня словно ледяной водой. Теперь мой разум работал ясно, и я не чувствовала холода. Но теперь сама погода была моей заботой, Я тревожно посмотрела на небо. Снег все еще шел негусто. Он лишь слегка припорошил, словно сахарной пудрой, мертвый старый вереск. Тучи все еще сгущались.

Иан слез с козел. Его лицо было ярко-алым от холода, но он весело улыбнулся мне и помог женщинам выбраться из кареты. И все это время у меня в ушах звучал голос Рэндэлла, который, полагая, что его никто не слышит, изрыгал самые странные и удивительные ругательства.

Хозяин ожидал нас, и вскоре мы все были устроены. Я обнаружила пустую комнату для гостей и позвонила прислуге. Когда служанка вошла, я приказала подать мне бумагу и чернила и уселась, чтобы написать письмо.

Письмо должно было быть очень убедительным. Я не думала, чтобы Рэндэлл последовал за мной; ему придется заботиться об Аннабель, да и о собственном удобстве тоже. Итак, я должна быть убедительной. Мое письмо было просто шедевром. Я внимательно перечитала его. А потом еще раз опустила перо в чернильницу и добавила последнюю строчку. “С тех пор, как я приехала сюда, я была хозяйкой в доме мистера Гамильтона”, – написала я с достойной восторга краткостью. Это остановит Рэндэлла. Он никогда не попытается меня вернуть. Он умоет руки и скажет: “Скатертью дорога” – и, вероятнее всего, вскоре обнаружит, что Аннабель так же прелестна, как и богата.

Я сложила письмо и написала на обороте имя Рэндэлла. Затем я снова позвала служанку, спустилась вниз и пробралась во двор конюшни. Через несколько минут я уже выезжала из гостиницы.

Из предосторожности я старалась избегать главной дороги – до тех пор, пока не выехала из деревушки. Оказавшись на проселке, я пустила лошадь во весь опор, и мы быстрой рысью устремились к горам. Они казались очень далекими. Шесть часов в карете... Всаднику может понадобиться меньше времени, но в это время года темнота наступает примерно в четыре часа. Правда, сейчас все против меня – погода, мое женское тело, мои слабые навыки наездницы. И тем не менее, это меня не смущало, даже тени сомнения не мелькнуло в моем сознании. Только одна вещь имела значение: добраться до Блэктауэра до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Не прошло много времени, как я столкнулась с первой из предстоящих мне трудностей. Лошадь не была моей спокойной Шалуньей; это был большой косматый жеребец, спина которого была широка, словно стол, а ход у него был такой, что у меня трещали кости. Его вывели из теплого стойла под снег, и ему хотелось домой. Поначалу он слушался моих понуканий, потом остановился и стоял с покорно опущенной головой, отказываясь двинуться с места. Я обернулась, чтобы посмотреть, как далеко мы отъехали. Деревня исчезла из виду. Дорога простиралась за нами, словно серая лента. А по этой лепте, скача во весь опор и сокращая расстояние между нами, мчался одинокий всадник.

Я ударила коленями в бока моего жеребца и закричала на него. Животное неожиданно отреагировало – так, что меня откинуло в седле назад. Он был не слишком красив, но он, без сомнения, хорошо бежал. Ветер свистел у меня в ушах и срывал капюшон с моей головы. Мои волосы растрепались и развевались, словно флаг. Меня охватило веселье, и я громко прокричала что-то лошади и рассмеялась. Скорость, скорость – вот что мне было нужно!

Всадник одурачил нас, иначе бы мы выиграли гонку. Я услышала сзади долгий свист, и мой конь замедлил шаг, навострив уши; другая лошадь поравнялась с нами, и вытянувшаяся рука ухватила поводья. Окаменевшая от изумления, я посмотрела на всадника. Это был Иан.

Он был так зол, что заговорил со мной так, как, наверное, говорил бы с Бетти.

– Глупая женщина! – прокричал он прямо мне в лицо. – Какого черта вы решили устроить такую бессовестную штуку? Может быть, мне перерезать вам горло и покончить с этим?

– Ты сообщил мистеру Рэндэллу? – спросила я.

Иан ухмыльнулся. А потом покачал головой.

– Иан, я должна вернуться назад. Там что-то не так, должно случиться что-то ужасное. Ты должен мне верить... – Слова застревали у меня в горле, и я недоверчиво смотрела в его отведенное в сторону лицо. – Ты ведь мне веришь! Ты сам думаешь о том же. Иан, что ты знаешь?

– Ничего, – пробормотал он. – Хозяин мне ничего не сказал.

– Тогда почему ты не сказал Рэндэллу, что я сбежала? Почему ты сейчас сидишь тут, рядом со мной, вместо того чтобы силой тащить меня назад?

– Ну да, я подозревал, что дело нечисто. – Он с трудом подыскивал слова. – Все лето я видел, как хозяин борется с какой-то черной бедой, но я не знал с какой. Хозяин спас меня и забрал в дом, чтобы выучить на грума. Неужели вы думаете, что я не сделаю для него всего, чего только смогу? С Божьей помощью и доброй удачей я, возможно, доберусь до дому сегодня же ночью.

– Мы поедем вместе. И мы доберемся туда. – Я подняла поводья. – Я верю тебе. – Я потянулась и взяла его руку в свои. Его рука была сильной и жесткой. – И если тебе когда-нибудь понадобится вся моя кровь – до последней капли, – можешь взять ее за все то, что ты делаешь. Но разве ты не понимаешь, что я должна ехать с тобой? Я подлажусь под любой шаг твоего коня.

Иан нахмурился. Неожиданно, к моему глубочайшему изумлению, уголки его рта причудливо изогнулись в одной из его редких улыбок, он сунул руку в седельную сумку и вручил мне узел. В нем была грубая шерстяная накидка, толстая шаль и митенки Бетти.

– Она сказала, что вы не станете слушать, – сдаваясь, произнес он.

Иан взял на себя руководство и пустил лошадей плавной рысью. Скользкая дорога тонула в дымке, милю за милей она не менялась. Если бы не холод и мокрые тающие хлопья снега на моем лице, я могла бы уснуть.

Так промчался вечер, с темнотой наши остановки становились все более и более частыми. Пейзаж стал гористым, дорога под стучащими подковами больше не была серой, она была грязно-белой. Снег покрывал ее всего лишь тонкой пленкой, но это было опасно. Два раза подкованные железом копыта скользили по льду.

Я все время напрягала зрение, надеясь различить знакомые места. Смотреть было трудно, потому что ветер нес в лицо снег – теперь это были похожие на град ледяные дробинки. Ночь почти полностью опустилась на мир, когда я увидела сквозь сощуренные веки, что как раз перед нами дорога пробирается между сгрудившимися скалами, прежде чем изогнуться, чтобы исчезнуть в пологом подъеме. Мы добрались.