Красная готика - Станислав Птаха

— Прекрати орать! Не в лесу, — Корнев очень ощутимо треснул Прошкина по затылку, — ты меня со своим Феофаном просто в гроб загнать решил и крышку гвоздями забить! Я ему битые два часа про политику толкую — а он то молчал три дня про эту чертовую газету, а теперь вопит — на две деревни и соседнее село! — понизив голос, добавил, — Феофан пакт ему читал! О дружбе и сотрудничестве с нацистской, гитлеровской Германией! Ты сам соображаешь, что ты мелишь? Да про такие вещи люди если и упоминают, то шепотом как-то или намеками… Я и сам краем уха слышал, от этого мужика — из пятого управления…

— Да что же тут секретного? — Прошкин удивился совершенно искренне, — в любой же газете написано, и везде этот Пакт напечатан! Товарищ Молотов подписал…

— Это тоже тебя премудрый старец просветил или ты лично видел хоть одну такую газету?

— Ну конечно, видел — «Комсомольская правда», — Прошкин начал довольно уверенно, но следуя за выражением лица руководителя, постепенно тоже понизил голос, — Я вошел, а Феофан как раз читал и мне показал статью — прямо пальцем ткнул! Даже фотография там была… Правда, я подробно изучать не стал — поручил Вяткину политинформацию по материалам прессы подготовить — сами же учите делегировать ответственность! Думаю, раз в газетах было — найдет и расскажет…

— Прошин — нет такого Пакта, на сегодняшний день. Пока нет… Так что не могло такого быть в официальной советской газете напечатано… Откуда ТА газета взялась надо быстренько и по-тихому выяснить… Типографским способом напечатанная? Где она сейчас может быть?

— Не знаю… может в комнате у Феофана лежит, или в библиотеке?

— Немедленно поехали! Может, удастся разыскать — раньше других…

До утра Корнев и Прошкин излазили всю комнату, где жил Феофан вдоль и поперек, заглядывая под шкафы, матрас и даже поднимая половицы. Странно, но очень походило на то, что отправляясь в лучший мир дальновидный служитель культа не забыл прихватить документы, личные вещи, и даже некоторую хозяйственную утварь… Потом осмотрели избу читальню — старик действительно из всей прессы отдавал предпочтение именно «Комсомольской правде». Номер за номером перебрали три имевшихся подшивки — ничего. Но именно ТА газета испарилась вместе с гражданином Чагиным. А Прошкин с Корневым вернулись в Н. только около одиннадцати утра — усталые и разочарованные…

В слабое утешение, по пути до Н. Корнева посетило еще одно блестящее административное решение — посадить писать судьбоносный рапорт Баева вместе с Субботским. Идеологически подкованный Александр Дмитриевич настрочит убедительную теоретическою часть, ученый — энтузиаст — добавит необходимого фактажа и научности. В конце концов — оба не меньше Корнева заинтересованы в том, что бы экспедиция состоялась! Получится очень славно — Корнев, конечно на самотек это дело не пустит, и будет лично осуществлять общий контроль и руководство. А Прошкину достанется другая ответственная миссия — посетить сперва городской совет, а потом нотариуса и утрясти, наконец, эти формальности с домом. Коллеги пришли к общему решению, что обременять такой хлопотной недвижимостью, как усадьба фон Штерна, вверенную их попечению Управление местного ГБ не стоит, и правильно будет, если Баев передаст унаследованную им усадьбу маститого ученого городским властям, а исполкомовские чиновники, в свою очередь, будут хлопотать об ее охране так, как сочтут правильным.

24

В скромном Н. было всего три нотариальных конторы. Ближе всего к зданию УГБ была, конечно же, первая. И нотариуса, что там работала, Прошкин знал великолепно. Но, невзирая на это ни сколько не огорчился, когда в коридоре здания нотариальной конторы суровая уборщица, хлюпнув на пол мокрую синю тряпку так, что брызги осели на свеженадраенных сапогах Прошкина до самого верха голенищ, сообщила:

— В отпуске нотариус. Нона Михална в Крым поехали… Отдыхать от вас от всех будут… Нечего двери напрасно дергать!

Потому что упомянутую Нону Михалну Прошкин не просто знал, но еще и основательно недолюбливал. Для этого имелись совершенно объективные причины. Очень упитанная и очень властная тетка — Нона Михална — считала своим первейшим долгом «устроить» личное счастье Прошкина. Ответственному человеку, такому как Николай Павлович, необходимо как можно скорее связать свою еще молодую, но уже руководящую жизнь с интеллигентной девушкой из достойной семьи. Нона Михална как раз, подходящую девушку имела среди родни — в качестве племянницы. Вообще, Прошкину сильно повезло. Потому что племянница Ноны Михалны, помимо всех описанных достоинств еще и очень домовитая, редкая красавица и прекрасно поет…

Де — факто племянница была медлительной, тощенькой и конопатой девицей с многочисленными дефектами речи. Она работала тут же — секретарем у самой Ноны Михалны. Сердобольный Прошкин испытывал к бедолаге даже некоторое сочувствие и готов был прощать ей скверно заваренный чай, поломанные карандаши и орфографические ошибки — но что бы женится — это уж было бы слишком!

Лирическое отступление.

Решать такой серьезный вопрос как женитьба, не посоветовавшись с руководством, Прошкин был просто не в праве — он, как сотрудник органов, себе действительно не принадлежит! Поэтому его брак, как любил повторять товарищ Корнев, вопрос стратегический. Дело в том, что и самого упомянутого товарища, а с ним вместе и Прошкина — за разнообразные, безусловно полезные, но порой уж слишком новаторские начинания время от времени «отжимали» по партийной линии. Прикрыть это слабый фланг многоопытный аппаратчик Корнев надеялся, устроив семейное счастье Прошкина.

Именно ради такой благой цели сам Корнев в канун международного женского дня сказался больным, и отрядил надлежащим образом проинструктированного Прошкина с огромным букетом и тортом поздравлять от Управления сотрудниц Обкома. Под «сотрудницами» надо было понимать исключительно Ольгу Матвеевну — вдовую, но стройную, моложавую, и очень влиятельную даму с красиво уложенной в парикмахерской прической из густых черных волос, высокими выщипанными бровями, всегда затянутую в строгие, но изящные платья из черного панбархата. Ольга Матвеевна до недавних пор курировала легкую промышленность, а теперь — после повышения, стала занималась исключительно идеологией… Такому вниманию со стороны Управления, она очень обрадовалась, усадила Прошкина рядом с собой сперва в президиуме, потом в зале, хватала за руку во время особенно впечатляющих номеров художественной самодеятельности, угостила пирожным в буфете, и даже пригласила заглядывать запросто — а не только по службе. В общем, адюльтер можно было признать удачно состоявшимся!

Прошкин, конечно, заглянул — для начала в отдел кадров. И был сильно удивлен — Ольга Матвеевна была, разумеется, женщиной не старой, но все-таки на много старше чем выглядела. Вдобавок, вдовой она была даже дважды — ее первый супруг — пламенный комиссар — погиб в гражданскую, а второй муж — полярный летчик Вяхин — героически погиб среди арктических снегов, чуть больше года назад. Узнав о сиятельной даме такие биографические подробности, мнительный Прошкин сразу же представил, как Ольга Матвеевна, еще больше помолодевшая и похорошевшая, вешает на стену рядом с двумя парадными портретами безвременно скончавшихся супругов еще один — самого невинно убиенного при исполнении служебных обязанностей Прошкина, и аккуратно перевязывает рамку черной бархатной ленточкой, хищно улыбаясь при этом губами, покрытыми кроваво-красной помадой …

В любом сборнике трудов, посвященных оккультным обрядам и особенно ведовству, можно прочесть истории про то, как дамы с подобной внешностью забирают сперва молодость, а потом и жизнь у своих доверчивых супругов! Но поведать хотя бы одну такую мрачновато — мистическую историю скептику — Корневу Прошкин не рискнул бы. Хотя сам тихо ужаснулся, и быстренько съел совершенно случайно завалявшуюся в столе просвирку — лучшее профилактическое средство от происков колдовства со стороны сотрудниц руководящего аппарата. И, через несколько дней, деликатно поинтересовался у Корнева — прибавит ли престижа Управлению, ситуация, когда про одного из его районных руководителей будут говорить — вот, мол, муж вдовы летчика-героя Вяхина?

Корнев, поразмыслил и согласился, что Управлению, в лице Прошкина, жена — идеолог на сегодняшний день ни к чему! Вообще умная жена — сущее наказание для ответственного работника, и Прошкин, принимая во внимание чужой опыт, должен выбрать супругу милую, но поглупее — ему с ней логарифмы не решать! Тем более, Корнев уверен, что Прошкин возьмется, в самое ближайшее время, за ум, поступит в университет, на исторический факультет. А потом и сам сможет через год — другой пойти на повышение по партийной линии, на ту же идеологию — если, конечно, будет следовать разумным советам старших товарищей.