Верь мне (СИ) - Jana Konstanta

— Ну и как это понимать? — усевшись перед ней на корточки, спросил Макс. — Ты что здесь делаешь?

— Спасаю тебя от алкоголизма, — тихо ответила Лика. — Спиться решил?

Пару минут Власов молча изучал ее, видимо, связывая в протрезвевшем уме вчерашнюю попойку с ее нахождением в своем логове.

— Прогонишь? — поморщилась она, так и не дождавшись ответа.

— Как ты меня нашла?

— Это было легче, чем затащить тебя сюда, — усмехнулась Лика.

— И зачем?

— Надо было оставить на улице?

— Искала меня зачем?

И действительно, зачем? Лика не знала ответа. Просто жалко его стало. Просто хотела убедиться, что бед не натворит. Не смогла усидеть дома, зная, что он один теперь на всем белом свете; друга — и того лишился. Вместо ответа Лика пожала плечами.

— Мать совсем не жалко? Она вот не спит, дочь свою ищет…

А ведь Власов слышал дрожь в голосе женщины, первобытный страх за своего ребенка и тихую, молящую о пощаде слезу: «Максим, чего ты хочешь? Пожалуйста, отпусти ее… Она ни в чем не виновата, они с Кариной даже не общались…» Арина боялась его. Еще бы! Она скорее предпочла бы найти свою дочь пьяной в какой-нибудь сомнительной компании, но только не здесь, в лапах страшного и ужасного Власова, одержимого местью.

— Заснула, не успела позвонить, — совсем неубедительно попыталась оправдаться Лика.

«Не успела она позвонить… А мне вот некому теперь звонить. И дела никому не будет, если ночевать домой не приду!»

— Чтобы утром духу твоего здесь не было.

— Это вместо «спасибо»?

— Это вместо «спасибо», — согласился Макс. — В противном случае вышвырнул бы тебя на улицу прямо сейчас. Мать твою жалко…

И все-таки, он еще не совсем трезв. Власов попытался встать и уйти из комнаты, а ноги не удержали, и едва протрезвевшая тушка, качнувшись, повалилась на Лику. Девушка инстинктивно вытянула руки — предотвратить падение, конечно, не удалось, но хотя бы ее не раздавили.

— Дура, что ли? — нахмурился Макс, когда под руками оказалась ее мокрая холодная футболка. Ну точно дура! Власов не удержался и потянулся к джинсам на девчонке — как есть дура! — Почему в мокром сидишь? Заболеть хочешь?

— А что мне, голой сидеть, ожидая, когда ты меня выгонишь? — огрызнулась Лика, изо всех сил гася в себе обиду на его грубости.

— Снимай.

— Да пошел ты…

— Идешь ты. В ванную, — рявкнул Макс. — Халат сейчас принесу.

— И чего это мы такие добренькие вдруг стали? Только что на улицу грозился вышвырнуть…

— Лик, не зли, а? И без тебя тошно.

Злить его и не хотелось. Уйти отсюда поскорей хотелось, и Лика не понимала, как так вышло, что вместо того, чтобы сбежать сразу же, как только этот алкаш мирно заснул, она вопреки всем доводам разума осталась. Что движет ею? И вообще, зачем она с ним носится? Зачем терпеливо сносит абсолютно не заслуженные оскорбления? Зачем в ливень приехала сюда, обманывая мать? Возилась с ним зачем? Не проще ли ей было б, если б Власов спился себе на радость? Забыл бы обо всем, и о ее семье в том числе. И почему сейчас так тихо, безропотно идет она в ванную вместо того, чтобы искать Влада и бежать отсюда куда подальше?

Всучив незваной гостье теплый халат, Власов вернулся на кухню. И почему бы не отправить девчонку домой сейчас же? Чего взъелся на нее? Ну сидит в мокром — ему какое дело? Мамочка он, что ли, ей? Она о себе не печется — а ему какое дело? Или все же не хочет, чтоб прямо сейчас, наслушавшись грубостей, сбежала она, оставляя его одного в этих стенах, где хочется волком выть? Ему плохо здесь. Ему мамины шаги мерещатся и голос. И вчера он не спешил сюда сознательно — не хотел возвращаться в пустую, мертвую квартиру. И как бы странно ни звучало, но, увидев здесь Лику, наворчавшись на нее, разбив мертвую тишину голосами, ему стало легче. А вот уйдет она сейчас, и снова тишина проклятая звенеть будет, сводя с ума… Даже накричать будет не на кого.

Лика управилась быстро и через несколько минут уже стояла на пороге кухни, кутаясь в пушистый мохеровый халат.

— Власов, не злись на меня, — тихо проговорила девушка.

— Много чести.

— Власов, в конце концов, я перед тобой ни в чем не виновата, и вешать на меня грехи Каринки не надо. Я, между прочим, помочь тебе хочу.

— Помочь? Это чем же?

— Я не знаю. Ты видишь во мне Каринку, но я не она. Я хочу доказать тебе это, я хочу исправить то, что сделала она.

— Лик, что ты собираешься исправлять? Ты вернешь мне мать? Или восемь лет жизни, которые я мог бы потратить куда приятней? Заметь, восемь лет жизни молодого здорового пацана с совсем другими планами на будущее. Ну так что, Лика? — он больше не сдерживался, кричал, злился, размахивая руками. А потом вдруг подошел к ней вплотную, ручищами уперся в стенку, зажимая, и в лицо ей, обдавая перегаром, выплюнул: — Что ты собралась исправлять? Может, ты хотя бы вернешь мне мое доброе честное имя, а? А то знаешь, куда ни ткнись, повсюду слышу: «Уголовник… Уголовник… Ай-яй-яй, подонок какой! Девочку несовершеннолетнюю изнасиловал!» Устал я, Лика, слышать это. Может, у твоего папочки припасена машина времени и он может открутить все назад, а? Нет? А что тогда ты собираешься мне предложить? Или ты думаешь, что достаточно поплакать, и все забудется? А может, ты ноги передо мной раздвинешь? Ну извини, твои ноги меня не интересуют. Отдельное спасибо за это скажи своей сестрице — меня теперь вообще мало что в этой жизни интересует!

Лика видела — Власова понесло… Страшно, неуютно вот так вот стоять перед ним, вдыхая спертый воздух. Будто все, что копилось в нем восемь долгих лет, в один миг вылилось вместе с этим криком, с блуждающими желваками и взглядом раненого зверя. Он не может причинить вреда ни ей, ни ее семье: