Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите, но что это за проект «Русский Моцартеум»? – взмолился я и вдруг вспомнил, что есть её дальние родственники, наконец представители постреволюционной эмиграции, которые еще живы, а главное дённо и нощно но трудились на ниве культуры, музыковедения, регулярно приезжая к Вере Лурье, переводя письма, документы с немецкого на русский.
Баронесса замолчала, будто споткнулась на полуслове, – в комнату вошла девушка-прислуга. Вера Лурье улыбнулась и, подозвав её поближе, шепнула ей что-то на ухо.
Девушка кивнула и отправилась по поручению фрау.
Вера Иосифовна вновь обратилась ко мне и, понизив голос, стала произносить фразы, в которых я не мог уловить смысла:
– К сожалению или к счастью судьбу мы не выбираем, – вдруг заговорила Вера Иосифовна. – Каждый раз мы оказываемся во власти некоей силы, управляющей нами. Люди амбициозные, честолюбивые – заложники иде-фикс – становятся великими учеными, изобретателями, писателями, композиторами, философами. Всяк сущему на Земле определено конкретное место. У каждого – своё предназначение. Что касается великого Александра Пушкина, то он определил, что его предназначение – борьба за свободу и достоинство человека. Его волшебное оружие – золотое перо Поэта и Писателя. Этой борьбе он посвятил всю жизнь. И поэтому наш солнечный гений сложил голову. Что касается меня, то здесь одержимость другого уровня, иного ряда: одержимость Пушкиным и Моцартом.
Всё началось, когда я была ещё маленькой девочкой… Та же тайная подспудная сила привела меня в Германию, заставив порвать все связи с родительским гнездом, родиной. Те же силы и указали мне цель – создать правдивое жизнеописание гениального композитора Вольфганга Амадея Моцарта.
– Вы говорите все правильно, – сказал я. – Но я не тот герой, о котором вы думали. Мне кажется, что я не справлюсь.
Графиня пропустила мою реплику мимо ушей.
– Как ни странно, мой молодой друг, но именно великая поэзия Пушкина привела меня к гениальной музыке Моцарта. Возможно, когда-нибудь я расскажу вам об этом, – Вера Иосифовна с тревогой выглянула в окно и добавила: – Его музыка завлекла меня и сюда, в Германию, в страну, откуда вышли праотцы Моцарта. А тут революция семнадцатого, железный занавес. И я окончательно поняла, что буду жить тут, поскольку обратного пути в Россию нет… Кстати сказать, мой друг, размышляли ли вы о том, что все страхи, страсти и наваждения – понятия с противоположным смыслом. Они либо приведут вас к истине, тогда нужно будет отречься от всего на свете. Или, наоборот, могут запутать вас буквально в трёх соснах. Потом, знаете ли, Гитлером и Сталиным тоже управляли страсти. Другое дело, что оба они были игрушками в руках мировых сил. Хотя, есть вещи, природа которых из века в век будет оставаться строго охраняемой тайной. Тщеславные, завистливые и с чрезмерной гордыней жаждут власти, благородные и невинные душой молятся о том, чтобы обрели тишину и покой сами, а также своим родным и близким…
Зелёные блестящие глаза Веры Иосифовны будто впились в моё лицо. Я уже перестал понимать, что ей нужно от меня, к чему эти страстные речи.
Но баронесса Лурье, не переводя дух, продолжала свою пламенную речь:
– … На свете немало людей, отмеченных судьбою, но осознавших слишком поздно, что их удел – растительная жизнь; но поворачиваться лицом к тьме им ни в коем случае нельзя. Это будет гибель. – Она перевела дух и добавила: – Я слишком поздно поняла свою миссию, своё предназначение. Теперь я знаю, в чём мой главный просчёт. Я мечтала выкрасить окружающий мир невинной ослепительно-белой краской. Все же чёрное и серое я либо вовсе не замечала, либо, в лучшем случае, считала второстепенным или декоративным. Это было моё фиаско. Недавно я осознала свою ошибку, да что толку? Моё время истекло, стрелки показывают без пяти минут двенадцать…
Вера Лурье говорила слишком туманно, вуалируя фразы, пересыпая речи подтекстом, который мне не хотелось ни понимать, ни расшифровывать. Я был всецело на стороне этой старой изумительной графини, искренне сочувствовал ей, сожалея о том, что у неё всё так нескладно сложилось.
Я поднялся со стула и, вопреки этикету, подал Вере Лурье руку.
– Простите, Вера Иосифовна, но я действительно не могу взять в толк, что вы имеете ввиду. Мне пора идти. Пока я нахожусь в Германии, я смогу быть вам ещё полезен. Созвонимся, наконец? Правда, я скоро улетаю в Россию…
Ноги мои стали свинцово-тяжёлыми и с трудом повиновались мне. Я покосился на свёрток, который вручили мне, – я сейчас держал его в левой руке. И осторожно положил презент на край софы. Моё желание отделаться от всей этой «чертовщины» было так велико, что я даже не поинтересовался содержанием пакета.
Вера Иосифовна отчаянно вцепилась в мою руку так, словно собиралась держаться за неё до последнего вздоха.
– Нет-нет, вы должны это забрать с собой! – баронесса сделала ударение на слове «должны», её глаза блестели. – У меня вышел лимит времени, я не могу держать это у себя! Уже был звонок, предзнаменование!.. Уже случилась непоправимое. И не единожды… как тогда, с доктором Клоссетом… Грядёт другая беда, а ведь ставка выше, чем жизнь!.. А время уходит… Только вы и никто иной. Поторопитесь же, друг мой!
Она умолкла, пристально всматриваясь в мои глаза, потом сказала, как ошпарила кипятком:
– Мне только-что сообщили, а вернее – предупредили – нужно ждать самого худшего. Моим делом – документами, книгами, артефактами занялся сам гроссмейстер Великой масонской ложи Германии. Опять появились эти посланцы в «серых» одеждах. Когда-то они преследовали Моцарта, а потом пришла очередь других, пока, наконец, они не добрались до нашего времени, до меня. И обставили красными флажками и мою терра виту – территорию жизни. И потому, мой друг, главное – не паниковать, быть мужественным и идти вперед с открытым забралом.
Я почувствовал противную слабость, дрожь в коленках.
– Кстати, вот характерный случай, происшедший с моим другом, а точнее– единомышленником. Занимаясь жизнеописанием Моцарта, ежегодно приезжал один русский ученый, москвич. И работал с этими документами, Он в своей деятельности переступил все мыслимые и немыслимые запреты и опасные каноны, о которых был прекрасно информирован. Он регулярно печатал в статьях, журналах и книгах результаты своей изыскательской деятельности. И словно бы заработала многофункциональная машина… Он жил на Цветном бульваре, в Москве… Появились, как водится, «люди в сером» и обставили всё строго по ритуалу. Мне потом всё доподлинно рассказали…Над софой, где лежало его тело, была приколота графическая вкладка, – начала она свой рассказ. –
