Космический хищник (Путевые записки эстет-энтомолога) - Виталий Забирко

На площади перед i-Эрмитажем то и дело появлялись кабины межпространственного лифта, высаживали пассажиров и исчезали.

— Сегодня день размещения экспонатов, — сказал Броуди. — Завтра открытие выставки. Идемте, для экспозиции вашей скульптуры подготовлен отдельный зал. Мы считаем скульптуру царицы Нэфр'ди-эт жемчужиной выставки.

Это я уже понял. Не случайно меня самолично опекал распорядитель выставки. Излишне навязчиво опекал.

Поднявшись по ступенькам на высокое крыльцо, я оглянулся. Брусчатая площадь заканчивалась метрах в ста от дворца идеально ровной, будто обрезанной по линеечке, сплошной стеной раймондского леса. Настолько плотной, что отсюда невозможно было отличить стволы от листьев. Слева и справа от дворца живая стена растительности плавно огибала углы здания, и создавалось впечатление, что лес окружает i-Эрмитаж со всех сторон.

— Вокруг ничего нет — здесь только i-Эрмитаж! — с гордостью возвестил Броуди. — Слишком много городов претендовало на организацию выставки, и мы решили никого не обижать.

Я промолчал, а в голове у меня раздался третий щелчок. Чтобы не обижать, или… Что «или», я не знал. Хорошо бы ошибиться, но внутреннее чувство подсказывало: что-то обязательно случится. Непременно. Не столь радикальное, как похищение скульптуры, но весьма неприятное. Своему предчувствию я доверял, оно меня никогда не подводило.

Зал, подготовленный для экспозиции скульптуры Нэфр'ди-эт, оказался просторным и светлым. Я бы Даже сказал чересчур просторным для миниатюрной скульптуры. В этом опять было что-то не то — выставочная площадь для каждого экспоната должна быть оптимальной, поскольку чрезмерно большая площадь так же вредна для экспозиции, как маленькая. Но я не стал заострять на этом внимание и выражать недовольство. Не для того сюда прибыл.

Хейриты пронесли сейф к центру зала, поставили на пол, и началась стандартная процедура установки экспоната. Броуди открыл сейф, достал скульптуру и передал ее ионокцам, которые опять сняли с нее все параметры. Все подписали протокол, затем Броуди с торжественным видом передал скульптуру мне, и я водрузил ее на полутораметровый постамент. Лишь только я шагнул в сторону, как вокруг постамента включилось защитное поле, и хейриты тут же заняли пост по обе стороны от экспоната. Так они и простоят весь месяц, ни на шаг не сдвинувшись с места.

— Все, — с тяжелым вздохом проронил Броуди и виновато посмотрел на меня. — Рад был бы выпить с вами шампанского, посидеть в баре, поговорить об искусстве… Но дела распорядителя выставки…

Я чуть не расхохотался, глядя на его расстроенное лицо, но сдержался. Искренне говорил раймондец, не кривил душой.

— Не переживайте, у нас еще будет время, — заверил я его. — Кстати, где я буду жить? Надеюсь, неподалеку от выставки?

— В северном крыле. Все северное крыло i-Эрмитажа переоборудовано на время выставки под гостиничные номера. Ваш номер двести первый, багаж туда уже доставлен. Конечно, номер скромнее, чем на лайнере — сами понимаете, мы не хотим менять историческую планировку дворца, — но, надеюсь, в обиде не будете. Кстати, открытие выставки завтра в полдень.

На этом мы и расстались. Броуди с ионокцами ушли размещать другие экспонаты, а я направился разыскивать свой номер. Вопреки зародившимся мрачным ожиданиям, что единственным из удобств будет переносной стульчак, как это водилось у древних королей, номер оказался вполне приемлемым. Из трех комнат, с душевой и современным санузлом. Даже матрас был с антигравитационной прослойкой, что мне особенно понравилось. И хотя на нем я тоже не мог спать на спине, однако испытывал гораздо меньше неудобств с имплактированными жабрами.

Ночью мне приснился экзопарусник Сивиллы. Его крылья закрывали полнеба, а ореол вокруг них создавало солнце за спиной экзопарусника. Место так и не нарисованного гениальным художником-меступянином туловища занимала сивиллянка, и от слепящего ореола было непонятно, то ли крылья являются продолжением ее рук, то ли представляют собой распахнутый хитон. Но как я ни всматривался в ее лицо, никак не мог вспомнить его — вместо этого передо мной все четче проступали черты лица царицы Нэфр'ди-эт.

Проснувшись, я долго лежал в постели, удивляясь тому, как во сне парадоксальным образом трансформируются реальные образы и какие неожиданные параллели иногда возникают на основании этого. Только во сне я увидел, насколько древняя египетская царица похожа на сивиллянку. И еще одну параллель подсказал мне сон: нетронутый напиток в бокале художника-меступянина в баре космопорта «Весты», ореол вокруг крыльев нарисованной Moirai regia, четки в руках гранийца на рауте во время конгресса эстет-энтомологов на Палангамо и хитон сивиллянки были одного цвета. Пронзительно-желтого. И, как мне почему-то казалось, это был цвет солнца Сивиллы.

Однако, поднявшись с кровати и совершив утренний моцион как для человеческого тела, так и для имплантированных жабр, я настрого запретил себе расслабляться и думать о сафари на Сивилле. Нельзя допускать, чтобы страстное желание побывать на Сивилле превратилось в идефикс, затмевающую все на свете. Придет время, когда я смогу позволить себе мечтать, но сейчас необходимо работать. Работать для того, чтобы приблизить мечту.

Глава 6

Наивность восприятия искусства у раймондцев сродни восприятию людьми сверхъестественных явлений. Зная это, я надеялся, что психологически подготовлен к эмоциональному всплеску, который вызовет на Раймонде выставка древнего искусства Земли, но все же столь грандиозного ажиотажа не ожидал. Брусчатая площадь перед i-Эрмитажем была запружена толпой до отказа и не вмещала всех желающих, о чем красноречиво свидетельствовали качающиеся кроны деревьев окружающего леса. Казалось, все население планеты собралось на открытие выставки. Это было настолько абсурдно, что не укладывалось в сознании. С точки зрения науки индивидуумы одного социума не могут иметь одинаковый психотип — такое сообщество обречено на вымирание. Но вот поди ж ты сколько во Вселенной вариантов… Искусство не воздух, без которого нельзя прожить, к тому же необходимость дышать относится к физиологическим, а не эстетическим потребностям. С другой стороны, если психотип раймондцев «вылеплен по образу и подобию человека», то это может иметь далеко идущие последствия. Как верующий человек все необъяснимые явления приписывает божьему провидению, безоглядно веря в это и не подвергая анализу, поскольку, в свою очередь, «вылеплен по образу и подобию божьему», так, вполне вероятно, и раймондцы относятся к творениям человека. Тогда неудивительно, что восприятие земного искусства находится у них на почти физиологическом уровне.