Подарок - Сесилия Ахерн

Свет внизу был полностью потушен, но наверху, несмотря на поздний час, он горел всюду и ярко — впору самолет сажать на посадочную полосу.

Он ступил во мрак нижнего этажа. Обычно Рут оставляла гореть свет при входе, но сейчас он ощупывал стены в поисках выключателя.

В воздухе чувствовался подозрительный запах.

— Привет! — воскликнул Лу. Голос его эхом отозвался на всех трех этажах до самого смотрового окна в крыше.

В доме был беспорядок, хотя обычно к его приходу все бывало убрано. На полу валялись игрушки. Лу досадливо поцокал языком.

— Эй! — Он начал подниматься по лестнице. — Рут?

Он ожидал ответного «ш-ш!», но его не последовало.

Вместо этого, поднявшись на площадку, он увидел Рут, которая выскочила из комнаты Люси, вытаращив глаза и зажимая рукой рот. Промчавшись мимо него, она бросилась в ванную и захлопнула за собой дверь. Тут же из-за двери послышались звуки рвоты.

С конца коридора доносились крики Люси — она звала мать.

Лу стоял на площадке, переводя взгляд с одной двери на другую, застыв, не зная, что делать.

— Пойди к ней, Лу, — успела выговорить Рут перед тем, как вновь скорчиться перед унитазом.

Он колебался в нерешительности, а между тем крики Люси стали громче.

— Лу! — вскрикнула Рут, на этот раз с большим нетерпением.

Он вздрогнул, испуганный ее тоном, и направился в комнату Люси. Медленно открыл дверь, заглянул внутрь, чувствуя себя каким-то захватчиком в мире, в который редко осмеливался вторгаться. Первая, кто встретила его там, была Дора-путешественница. В комнате дочери сильно и едко пахло рвотой. Кровать Люси была пуста, разобрана, а простыни и розовое пуховое одеяло валялись смятые.

Он пошел на звук ее голоса, доносившийся из ванной, и застал девочку там: она сидела на кафельном полу в тапочках с зайчиками, склонившись головой в унитаз. При этом она тихонько заливалась слезами, потом плевалась, ее рвало, она отфыркивалась и снова плакала, уткнувшись в унитаз.

Лу стоял, озираясь, с портфелем в руке и не знал, как быть. Он достал из кармана платок и закрыл им нос и рот, чтобы самого не затошнило от скверного запаха.

На его счастье вернулась Рут, и, увидев, как он бессмысленно стоит и наблюдает за страданиями пятилетнего ребенка, она, пренебрежительно и брезгливо обойдя его, бросилась на помощь дочери.

— Ничего, ничего, милая! — Рут опустилась на колени и обняла девочку. — Лу, принеси-ка нам два влажных полотенца.

— Влажных?

— Ну, смочи их холодной водой и выжми, чтоб не капало.

— Да, да, конечно! — Он покачал головой, огорченный своей непонятливостью, медленно вышел из спальни и вновь застыл, остановившись на площадке. Поглядел налево, потом направо. И вернулся в спальню.

— Полотенца лежат в…

— Гладильном прессе, — сказала Рут.

— Да, конечно.

Подойдя к прессу, он, все еще с портфелем в руке, стал перебирать свободной рукой разноцветные полотенца — коричневые, белые, кремовые, — не зная, какие взять. Остановив наконец свой выбор на коричневых, он вернулся к Люси и Рут, сунул полотенца под холодный кран и передал их Рут, надеясь, что сделал все как надо.

— Пока рано, — бросила Рут. Она гладила спину дочери во время очередной передышки. — И смени ей постельное белье. Это запачкано.

Люси опять зарыдала, устало приникнув к материнской груди. Лицо Рут было бледно, волосы небрежно стянуты назад, глаза вспухли и покраснели. Похоже, вечер им выдался нелегкий.

— Простыни тоже в гладильном прессе. А деоралит в аптечке в кладовке.

— Что?

— Деоралит. Люси любит смородиновый. О боже! — Она вскочила и, опять зажав себе рот, заторопилась по коридору к их с Лу комнатам.

Лу остался в ванной с Люси. Глаза девочки были закрыты, она сидела, прислонившись спиной к ванне. Потом подняла на него заспанные глаза. Он попятился прочь из ванной и принялся снимать с кровати запачканные простыни. В соседней комнате заплакал Пуд. Лу вздохнул, наконец-то поставил на пол портфель, снял пальто и пиджак и бросил их в палатку Доры. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук и закатал рукава.

Лу пристально вглядывался в свой стакан «Джека Дэниела» со льдом, не обращая внимания на бармена, который, перегнувшись через стойку, что-то яростно кричал ему в самое ухо.

— Вы меня слышите? — рявкнул бармен.

— Да, да… все равно… — Язык у Лу заплетался, речь его напоминала неровный шаг пятилетнего малыша, у которого развязались шнурки на ботинках. Он никак не мог припомнить, что такое он натворил. Он помахал рукой, словно отгонял муху.

— Нет, не все равно, дружище! Оставь ее в покое, ясно? Ей твои россказни надоели, не желает она тебя слушать, ты ей неинтересен! Понял?

— Ладно, ладно, — забормотал Лу, тут только вспомнив вульгарную блондинку, не обращавшую на него внимания. Да он с радостью оставит ее в покое, все равно из нее слова не вытянешь, да и журналистка, которую он выбрал в собеседницы до нее, тоже, кажется, не заинтересовалась потрясающей историей из его жизни. Он опустил глаза в стакан с виски. Такое невероятное событие только что произошло, а никому и дела нет! Неужели мир с ума стронулся? Неужели все так привыкли к новым изобретениям и научным открытиям, что даже рассказ о клонированном человеке не способен никого поразить? Нет, молодых завсегдатаев этого модного бара, кажется, больше интересуют коктейли, а девушкам лишь бы повертеться в коротких юбочках в середине декабря, посверкивая загорелыми коленками, потряхивая осветленной гривой, покрасоваться, похвастать дизайнерскими сумочками, висящими на их смуглых руках, словно причудливые подвески на канделябрах; сумочками, каждая из которых выглядит диковинкой, такой же нелепой и неуместной, как кокосовый орех на Северном полюсе. Вот что их занимает, а вовсе не великие события, происходящие у них на глазах. Человека клонировали! Вечером по городу расхаживают два Лу Сафферна. Пребывание человека одновременно в двух местах стало явью. Он тихонько фыркнул и весело потряс головой, радуясь случившемуся. Он единственный, кому известны теперь широчайшие возможности человека и тайны мироздания, а узнать это все от него никто не стремится.

Он почувствовал на себе пристальный взгляд бармена и прекратил свое одинокое фырканье, сосредоточившись вместо этого на льдинках в стакане. Он стал следить за их перемещениями и как они вертятся, стараясь улечься поудобнее. От напряженного внимания у него стали слипаться глаза. Бармен в конце концов предоставил его странным его развлечениям и занялся другими клиентами, толпившимися в зале. Вокруг одинокого Лу шумел народ, люди общались, затевая вечерний флирт, вечерние ссоры и споры, за столиками кучковались девушки, они потупляли глазки, когда на них останавливались взгляды парней, а те зыркали по сторонам в беспокойном поиске. На столиках громоздились батареи бутылок и прикрытых подставками пивных кружек. Пустые места за столиками говорили о том, что те, кто заказывал напитки, вышли покурить и завести знакомства в курилке.