(Не) твоя - Виолетта Роман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все будет хорошо, я обещаю.
Отстранилась от меня, посмотрела волком.
– Ты кто, господь Бог, чтобы знать, как все будет?
Я не знал, что ей сказать. Никогда не умел справляться с женкой истерикой. Но Инга имеет полное право говорить сейчас все, что приходит ей на ум. Я позволил ей выместить всю злость на себе, иначе она бы с катушек съехала.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем к нам вышел док. Инга тут же рванула к нему. Я подошел следом.
– Операция прошла успешно, – на этих словах прикрыл глаза, чувствуя облегчение. Сам не осознавал, насколько напряженным был все это время.
– Он стабилен, но состояние тяжелое. Сейчас переведен в отделение интенсивной терапии.
Инга снова заплакала.
– Он будет жить?
– Я не могу ничего обещать. Все что могли, мы сделали. Остальное – зависит от него.
– Док, с моей стороны, все что потребуется. Только сделай так, чтобы он встал на ноги, – я сжал его плечо. Он знал меня. Как то пару лет назад мои парни попадали под его скальпель. Док сделал все в лучшем виде. Заштопал, вернул к жизни. Я хорошо его отблагодарил. И сейчас он с готовностью кивнул, протянув мне руку для пожатия.
– Можно к нему? – всхлипнула Инга. Врач посмотрел на нее, а потом вернул ко мне извиняющейся взгляд.
– Он не в том состоянии…
– Пожалуйста, мне просто увидеть его, – она вцепилась в мою руку, смотрела с мольбой. Вены скрутило от этой картины.
– На пару секунд, – поднял глаза на дока. Тот замешкался, но кивнул.
– На пару секунд. Вас проведут.
Инга с готовностью закивала. Вытерла слезы и повернулась ко мне. В ее глазах больше не было злости.
– Спасибо тебе, Тайсон.
У меня ком поперек горла встал. Найду ублюдка и на части разорву.
Инга рванула в сторону уходящего дока, но потом вдруг остановилась. Стала лихорадочно шарить в своей сумочке, в поисках чего-то.
– Вот, – она вернулась ко мне и протянула мобильный.
– Мне врач отдал. Когда приехала скорая, Миша еще в сознании был. Просил передать тебе. Сказал, чтобы ты посмотрел в черновиках.
Я убрал телефон в карман. Обнял ее на прощание. Инга побежала в хирургическое, а я рванул к выходу.
Сел в машину, завел ее. Вытянул из кармана Мишин мобильный. Повертел его в руках. Черновики. Успел записать что-то? Открыл папку с сообщениями. Зашел в неотправленные. Одно слово набрано, а у меня желчь подкатила к горлу.
«Киров».
Чертова падаль! Уничтожу!
* * *
Уже светало. Голова гудела, в глазах, будто песка насыпали. Всю ночь на ногах. Собрал ребят, раздал команды. Шерстили город в поисках ублюдка. Стреляли в Мишу в полночь, вряд ли бы он успел смотаться из города так быстро.
Вытянул из кармана пачку сигарет. Последняя осталась. Закурил. Сделал затяжку, освещая огоньком полутьму. Сколько сейчас? Пять утра? Бар на окраине города все еще гудел. Из окон доносился шум музыки и пьяная брань.
Разведка донесла, что один из приближенных к Кирову именно там. Раз самого ублюдка найти не удалось, передадим послание.
Из здания вышел Олег.
– Шеф, Горный там. Кирова нет.
Я так и предполагал. Сделал знак пацанам. Похватали из багажника калаши, ринулись ко входу. Сделал последнюю затяжку и, выдохнув дым, прошел следом.
Он стоял у бильярда. Еще не успевший прийти в себя и здраво оценить ситуацию. Без лишних предисловий, саданул ему в голову. Горный завалился на пол. Дезориентированный. Шокированный. Хватаю кий, разбиваю его о голову, пытающегося подняться м*дака. Тот падает обратно. По роже кровь стекает. Не даю подняться во второй раз. Наступаю ботинком на горло, надавливаю. Хватается за мою ногу, лихорадочно пытаясь сделать вдох. Хрипит, тварь.
– Где Киров? – наклоняюсь, наблюдаю за его трепыханиями. Слегка ослабляю давление.
– Не знаю, – выдавливает из себя. Убираю ногу, он поворачивается на бок, откашливается. Ударяю в корпус. Горный сгибается пополам. Снова удар, только теперь в лицо – изо рта красный фонтан бьет. А я на взводе. Если, с*ка, продолжит молчать – замочу.
– Еще раз, где Киров?
Он поднимает вверх ладони. Потом хватается за окровавленный рот.
– Уехал. Звонил, сказал, что в Орловском будет. Я, правда, не видел его!
* * *
Неделю спустя
Он спрятался. Хорошо спрятался. Скорее всего, у Калугина. Узнал, что Овсянка жив, вот и схоронился.
Неделя выдалась сложной. Как бы ни старался, не смогу выудить предателя. Миша так и не пришел в себя. Впал в кому. Места себе не нахожу. Сука, даже думать не хочу, что он не выкарабкается. Врачи разводят руками. «Так бывает». Все. Нужно ждать.
Инга на живой труп уже похожа. Живет в больничном коридоре, не вытянешь ее оттуда. Еся каждый день рядом с ней. Не могу жене в глаза смотреть. Столько боли в них и страха. Бл*ть, не по себе. Чувствую себя бесполезным овощем, не способным ни на что.
Михи семь дней нет, а у меня все сыпется. Сделка за сделкой под угрозой срыва. Троих наших взяли менты. Чертов Леший, со своей шестеркой Лапиным, крепко за нас взялись. Я в полной заднице. И эти, бл*ть, шакалы вокруг. Знают, что не лучшие времена, чувствуют уязвимые места и налетают.
С братвой творится нездоровая хрень. Вчера четверо пропали. Либо перебежали на сторону Калугина, либо уже в земле.
Сжал виски. И выхода другого нет, кроме как устранить Калугина. Но как? Под откос все идет. Пытаюсь сохранить бизнес, иначе в полном дерьме окажемся.
Не понимаю, в какой момент все пошло лесом? Как Калугину удалось так ловко сделать меня? С Кировым ясно. Он с самого начала был скользким, готовым на все ради наживы. Скорее всего, Калугин пообещал ему мое место за помощь. Вот и старается.
Голова пухнет от дум. Бизнес, братва, семья. Еся. Паша, Ника. Посадил уже дома под круглосуточную охрану. Но каждый раз, когда оставляю их, душа не на месте. И каждый звонок Македона – по нервам бьет.
Вышел из дома. Сел в тачку. Олег покосился с водительского.
– Поехали, – отдал команду и прикрыл глаза. Голова уже разрывалась от бесконечных мыслей.
– Что с транзитом? Собрал парней?
Олег кивнул, бросив на меня взгляд в зеркало заднего вида.
– Пятеро подписались. Все наши, не подведут, шеф.
– Смотри, под твою ответственность. Там партия слишком большая выходит. Если что не так пойдет, головой ответишь.
– Понял, – кивает, возвращая внимание к дороге.
Спустя двадцать