Атлантический дневник (сборник) - Алексей Цветков

Лорд Бертран Рассел, унаследовавший после смерти брата аристократический титул эрла, родился в 1872 году в семье с богатыми общественно-политическими традициями. Закончив колледж «Тринити» Кембриджского университета, он очень скоро приобрел себе репутацию одного из ведущих математиков и философов своего времени. В фундаментальном труде «Основы математики», написанном совместно с британским математиком и философом Альфредом Нортом Уайтхедом, он выделил и изложил логическую структуру математики. Параллельно Рассел разработал систему так называемой «аналитической философии», которая, пусть уже и не в его исполнении, стала одним из ведущих направлений философии XX века.

Перечисленного с лихвой достаточно, чтобы отвести Бертрану Расселу одно из первых мест в пантеоне современной мысли, и если условно представить себе, что его жизнь по несчастному стечению обстоятельств оборвалась бы на половине столетия, место все равно остается за ним. Дело в том, что вторая половина жизни Рассела была в гораздо большей степени посвящена общественной деятельности, и именно эта деятельность оценивается многими весьма неоднозначно. Вот, например, как полемизирует с Рэем Манком Томас Нейгел:

Это была невероятно самобытная фигура – один из основателей математической логики, аналитической философии и философии языка, логико-метафизический провидец типа Лейбница, блестяще владевший наукой и современной ему математикой. Но он потратил значительную часть своего времени на то, чтобы излагать своим собратьям комплекс идей относительно пола, любви, счастья, религии, общественной организации, ответственности перед обществом, образования, войны и мира – на труды, которые занимали его все больше во второй половине его жизни… Он был бесстрашен, и, хотя его суждения были временами поразительно ошибочными, в целом, для человека, беспрестанно рассуждавшего о таком множестве предметов, его послужной список неплох.

Он исповедовал разум, и за это над ним легко насмехаться, принимая во внимание те темные силы в мире, против зла которых он боролся. Манк приводит замечание [экономиста Мэйнарда] Кейнса о том, что Рассел непоследовательно полагал причиной всех бед мира неразумность и считал, что от них можно избавиться, просто ведя себя разумно… И тем не менее неустанные попытки Рассела воплощать в себе голос разума были благородным выбором.

Нейгел, выступающий здесь в роли защитника Рассела и явно сочувствующий многим из его прогрессивных начинаний, не в состоянии, тем не менее, защищать его безоговорочно, и именно здесь пролегает трещина, в которую, по мнению многих, может проскользнуть океанский лайнер. Кто же такой был лорд Рассел, трибун прогресса и разума?

Еще в эпоху самой интенсивной ученой деятельности Рассел продемонстрировал темперамент политического активиста. В частности, он с энтузиазмом поддерживал движение за предоставление женщинам права голоса. В канун Первой мировой войны, возмущенный захлестнувшей Европу волной шовинизма и предвидя трагические последствия для цивилизации, Рассел призывал соотечественников уклоняться от всеобщей воинской повинности. За это, не в последний раз в своей жизни, он оказался за решеткой и был уволен из Кембриджского университета. Такой принципиальностью можно восхищаться, хотя согласиться с ней даже сегодня нелегко. Но оказалось, что эта нелюбовь к войне может зайти еще дальше: в 30-х годах, перед лицом нацистской угрозы, Бертран Рассел выступал за полное и одностороннее разоружение Великобритании, мотивируя это тем, что Гитлеру должно стать стыдно перед лицом такой благонамеренности и миролюбия и он не начнет войны. С подобными идеями некоторые попадают не в пантеон, а по вполне медицинскому адресу.

В 1920 году, в поисках прогрессивной утопии, Рассел посетил большевистскую Россию. Здесь надо отдать ему должное: в отличие от множества других очарованных странников он не дал себя провести и хорошо понял реальную цену идеям Ленина и Сталина в действии. В дальнейшем, однако, это не удержало его от таких жестов, как обращение к СССР в период вьетнамской войны с просьбой прямо вмешаться в конфликт на стороне Вьетнама – несмотря на тот очевидный факт, что такое вмешательство почти неминуемо привело бы к ядерной войне. Спасение мира от ядерной гибели было в числе любимых занятий благородного лорда, одного из основателей известного Пагуошского движения ученых. Тем не менее, как показывает его частная переписка, одно время он крепко надеялся, что американцы все-таки начнут такую войну и уничтожат Советский Союз, эту чуму цивилизации.

Эти эпизоды – всего лишь небольшая часть «попыток воплощать голос разума», о которых говорит Томас Нейгел и к списку которых у меня еще будет повод добавить. И если именно такова тропа, которую избирает себе великий разум, невольно начинаешь взвешивать аргументы в пользу неразумия. Известен эпизод, когда Людвиг Витгенштейн, еще один из кембриджских гигантов мысли того времени, недоуменно спросил у Рассела, почему он все время выступает за мир и свободу. Рассел, со свойственным ему остроумием, спросил в ответ, неужели он должен создавать всемирную организацию в поддержку войны и рабства? «Да уж скорее так, – ответил Витгенштейн, – скорее так». Витгенштейн был известен подобными мрачными остротами, но в адрес благонамеренного Рассела злобная реплика прозвучала неожиданной правдой.

Иммануил Кант предложил в свое время простой и, как ему казалось, эффективный способ лечения душевнобольных: такого пациента надо просто на некоторое время оставить один на один с философом, и он непременно исцелится. Кант, верный сын эпохи Просвещения, отождествлял душу с разумом. Поскольку болезни разума – это заблуждения, их следует лечить аргументами.

Кант заслуживает нашего снисхождения: в конце концов, он жил задолго до Фрейда и до психологии вообще, он не имел представления о том, что разум – это лишь поверхность души, надводная часть айсберга, и что его метод метафизической психотерапии скорее сведет с ума самого философа, чем исцелит шизофреника. Наивность Бертрана Рассела намного глубже, а оправданий у него меньше: он ведь пытался применить метод Канта ко всей цивилизации целиком.

Во многом Рассел был сыном своего времени и места, и его заблуждения разделяли некоторые из современников. Хорошим примером может послужить уже упомянутый Мэйнард Кейнс, подтрунивавший над преклонением Рассела перед разумом. Кейнс, выдающийся экономист, разработал теорию правительственного вмешательства в капиталистическую экономику в кризисные периоды. Этот метод сегодня универсально признан, в том числе и большинством оппонентов Кейнса, но он, к сожалению, не слишком хорошо работает. Беда, по-видимому, в том, что Кейнс, говоря о правительстве, имел перед глазами Британскую империю своего времени: он полагал, что политики могут быть глупыми, чему видел массу примеров, и в этом случае их надо разубеждать философским аргументом, но ему и в голову не приходило, что политики могут быть просто коррумпированными. Люди, хорошо знавшие Кейнса, утверждают, что, поживи он еще десяток лет, он непременно внес бы в свою теорию необходимые поправки. Рассел пережил Кейнса на четверть столетия.

Бертран Рассел был исключительно щедрым человеком, может быть безрассудно щедрым: свое небольшое состояние он целиком роздал, в том числе на такие безусловно благие нужды, как поддержка поэта Томаса Элиота и Лондонской школы экономики. Когда встал вопрос, на что жить, Рассел взялся за перо и стал писать популярные книги на самые различные темы. За эту писательскую деятельность он был в 1950 году удостоен Нобелевской премии по литературе, и надо признать, что некоторые из этих книг замечательны – в том числе уже упомянутая мной «История западной философии». Но нередко это были обычные проповеди с кафедры разума, без которых мы сегодня легко обходимся, – бесчисленные брошюры и памфлеты из серии «что такое хорошо и что такое плохо». Брошюра «Почему я не христианин», опубликованная и в СССР, объясняет, что верить в Бога неразумно – Расселу не могло прийти в голову, что у людей бывают иные мотивы, кроме разума.

В 1929 году он опубликовал книгу «Брак и мораль» с изложением весьма свободных и гуманных мнений по этой проблеме, многие из которых сегодня стали общим местом. Между тем длинная история семейных мытарств самого Рассела может послужить уничтожающим трагикомическим комментарием к этой книге: бесконечные влюбленности и разочарования, браки и разводы, жены, дети, любовницы, дети любовниц и дети любовников жен. Так и хочется порекомендовать доброму доктору прежде хорошо испытать свои пилюли на себе. Одну из таких побочных дочерей, Харриет, Рассел первоначально признал, но затем, поссорившись с ее матерью, долго и хлопотливо исключал из переписи аристократических родов. Это ли торжество разума?