Огненные оковы дракона (СИ) - Безбрежная Анна

Удивленно подняла бровь и спросила:

— У Хлои…

— Пойдемте, лучше я вам покажу, — улыбнулась она и отвела меня в сад, где я увидела девочку в платье ярко-желтого цвета летнего солнца, играющую возле фонтана. Она подносила куклу к струям водопада, что выливался из кувшина скульптуры русалки

— Хлоя, — позвала девочку мать. И та, обернувшись на зов, встала, немного неуклюже с ее проблемной с ногой, и, радостно заулыбавшись, пошла к нам навстречу.

— Добрый вечер, госпожа Ферро, — девочка сделала книксен. Лицо Хлои стало выглядеть гораздо лучше. Шрамы сгладились, и краснота ушла. Счастливая мать приобняла дочь за плечи, а в ее глазах стояли слезы.

— Как у тебя дела, Хлоя? — спросила девочку, наклонившись к ней.

— Все хорошо, госпожа, — закивала она смущенно. — Вы пойдете со мной играть? — Хлопая густыми ресницами, спросила она.

— Конечно! — и протянула ей руку, та радостно схватила меня за ладонь и увела на качели, где очень долго рассказывала, как она назвала куклу, какие еще игрушки ей обещала вскоре купить мама, когда они поедут на ежегодную ярмарку.

— А вы поедите на праздник Плодородия?

Я задумалась и ответила:

— Пока не знаю.

— Там очень интересно, кукольный театр, танцы, представления. А еще продают очень вкусные карамельные петушки.

— Я думаю, там будет действительно весело, — улыбнулась ей, подталкивая ее качели, отчего девочка радостно рассмеялась и подставила лицо солнцу, прикрыв глаза.

Глава 28

В пустынном зале тишина опустилась пологом. Я зажгла магические фонари, и они мелкими блестящими звездами усыпали потолок большой комнаты. Остановилась посередине и взглянула на портреты, с которых на меня взирали статные, благородной внешности мужчины с волевыми лицами. Изящные дамы, нежные и юные, и уже в возрасте, с гордой посадкой головы и дорогими украшениями. Одежда людей, изображенных на портретах, выдавала вековую историю рода Ферро. В конце галереи висели портреты Эдварда Ферро и женщины. Очень красивой, с длинными изогнутыми ресницами, глубокими синими глазами, и темными густыми волосами, украшенные жемчугом. Мать Грэг и Арчибальда. Их портреты нашлись рядом. Муж был облачен во фрак и белоснежную рубашку. Он стоял возле стола со стопкой книг. В его глазах тлела уверенность в завтрашнем дне, прослеживалась та же упрямая линия рта, но вот не было следа печали на лице, которую я видела с того момента, как приехала в замок Атхор. А рядом с ним пустовало место для портретов его жены и детей. Стало горько, в горле застряли слезы, а душа завыло волком на луну в бесконечном отчаянии.

Я выбежала из зала, и зашла к себе в комнату взять сумку с тетрадью, пустыми баночками и несколько холщовых мешочков. Выйдя во двор, приказала запрячь карету.

***

— Вот эта трава смешана с корнем Ратибы, — Есфирь насыпала ее для меня в мешочек. — Можешь ее использовать при отравлениях. А ты делаешь ароматические настойки, Ивонн? — На лицо знахарки упали лучи солнца, что заглянуло сквозь окно и озолотило кожу женщины. Мы находились с ней в отдельной пристройке для сушки трав и заготовления смесей. — О, ты обязательно займись этим. Ароматические композиции очень любят леди из высшего света. Они хорошо среди них расходятся.

— Нет, их я не делала. — Улыбнулась Есфирь и, глядя на нее с тоской, вспоминала свою маму и бабушку. Как же я по ним скучаю!

— Хотя тебе лорд может запретить их делать. Не дело леди из высшего общества таким заниматься, — помешивая в склянке мутную белую жидкость, Есфирь добавила капельку эссенции из стеклянного пузырька. — Вот, понюхай, — протянула мне баночку.

— О-о, — сказала я, вдыхая сладкий аромат.

— Да-а, эссенция радости. Чуть ванили, кардамона и жасмина. Добавишь это в жидкость для ванны и мыло для волос, и будешь благоухать так, что муж не сможет от тебя оторваться. — По-доброму рассмеялась знахарка, и лучики морщин разбежались от ее глаза.

— А эссенция любви есть?

— О, да, канонично! Это эссенция розы, для чувственности, капля масла ванили и… — осеклась она и нахмурилась. — Любовь она в наших сердцах, Ивонн. И если поселилась там, пустила корни, то это навсегда.

— А есть такая эссенция, которая поможет забыть все обиды? — тихо спросила я.

— Любящее сердце априори прощающее. Оно уже давно и заранее все простило.

Я окинула взглядом комнату знахарки, вдохнула пряный аромат разнотравья и сказала:

— Мене пора, Есфирь.

— Ивонн, слушай сердце, оно всегда подскажет.

***

Грэг писал что-то на листе бумаги. Его сильная рука с длинными пальцами выводила убористым подчерком слова. Он так и не снял обручальное кольцо с теперь мертвым камнем. Я автоматом потрогала свой палец, на котором больше не было моего. Я раньше любила прикасаться к нему, камень всегда был теплым.

— Грэг, — позвала мужа. — Я уезжаю. — В его взгляде промелькнуло удивление, а потом он стал тяжелым и непримиримым. Перо сломалось в его руке, он его отбросил и медленно встал, упершись руками о стол.

— Ты спас меня. Спасибо, — прошептала тихо.

Он выпрямился и пошел на меня.

— Грэг, — отступила на шаг.

— Прости за все, — протянул он мне ладонь. Я спрятала свои руки за спину.

— Навсегда не бывает, понимаешь, Грэг. Все заканчивается — горестно покачала головой. — Цена любви иногда непомерна.

— Мы сами можем все изменить, это от нас зависит.

— Иногда уже поздно, Грэг. Слишком поздно. — И пошла к двери. Тело одеревенело и не хотело подчиняться. За мной тянулся шлейф сожаления, горя и чувств, что пришлось похоронить за маской видимости жизни, которая без любви ничего не стоит. И между нами всегда будет стоять Оненный суктуд, который сжег все лучшее, что было.

— Мы сами творцы счастья, Иви. — донеслось в спину.

— И мы же его разрушители, — чуть повернув голову, ответила ему. — Прощай, Грэг.

***

Я уехала вечером. Чтобы разом все обрубить, чтобы навсегда. В душе зияла пустота, казалось, она там поселилась навечно.

Сумерки мягко опускались на землю, холодный серый туман растелился над полями. Воздух был тяжелый и сырой. Плед, что лежал на моих коленях, укрывал ноги, но тепла не было. Холод прорвался в душу и сердце, окутал мерзлым инеем и заморозил все внутри. Растерла пальцы, пытаясь согреться, но тщетно… Разве можно отогреть тело, когда в душе вечный холод?

Я не брала с собой много вещей — они не мои. Так что со мной лишь те пожитки, которые привезла с собой, да мешок разбитых надежд.

Ветер усилился, и капли дождя забарабанили по стеклу. Вдалеке вспыхнула молния, пронзив небо и разрезала его пополам. А потом раздался оглушительный грохот. Такой, что, казалось, перевернет землю и разрушит все до основания.

Застучала кулаками по стенке кареты, выглянула в окно и попыталась перекричать шум ливня и звуки грозы.

— Разворачивайте!

***

Грэг сидел в кресле, закрыв лицо рукой. Шаги скрадывал толстый ковер и потрескивание пламени в камине.

— Грэг, — тихо позвала мужа.

Он убрал руку от глаз, и в них сначала отразилось удивление, а потом промелькнуло неверие, а затем, словно на ночном бархате небосвода загорелись тысячи золотых звезд. Они сияли для меня, горели огнем и опаляли жаром. Грэг стремительно встал и подошел ко мне, взял за плечи и вглядывался в меня так, словно не верил в то, что видит. Я улыбнулась. Грэг прижал к себе. Крепко и давая понять, что больше никогда не отпустит. Теперь все… Теперь его… Ладони мужа обхватили мое лицо, и он впился таким жарким и жадным поцелуем, что у меня подкосились ноги. Он удержал. Не дал упасть.

— Грэг, — всхлипнула и слезы побежали из глаз.

— Теперь навсегда, Иви. Теперь мы навсегда. Я люблю тебя.

Сердце залило светом, а душу счастьем. Я разрыдалась, обхватила его руками, крепко прижимаясь. А муж еще долго шептал слова, что успокаивали сердце, баюкали в крепких объятиях надежды и обещали любовь навечно.