Мама на Рождество - Екатерина Орлова

— А почему ты их боишься?

— Кролик Тори меня укусил, когда я была у нее на дне рождения.

— Ты, наверное, испугалась.

— Было больно, — кивает она, понемногу успокаиваясь. А потом вцепляется пальчиками в мой свитер. — А ты не уйдешь?

— Нет, Милли, я не уйду.

Она устало прикрывает покрасневшие от слез глаза и зевает.

— Никогда не уходи. Папа тебя любит. И я.

Эти ее слова заставляют мои внутренности содрогнуться, а сердце — забиться чаще. Дыхание становится быстрым, и я шумно втягиваю воздух ноздрями. Убеждаю себя, что Милли просто ребенок, который озвучивает то, что ей кажется. Она видит мир совсем другими глазами, может дофантазировать то, чего не существует, но чего бы ей хотелось. Она ведь совсем не имела в виду то, что сказала, правда? Малюсенькая, просто крохотная надежда, которой совсем не место в наших обстоятельствах, сотрясает мой мир. Я стараюсь подавить неуместное чувство, но оно, словно прорвавшись через сдерживаемые оковы, начинает расцветать, заполняя мою грудь теплом.

Не задумываясь, слегка покачиваю Милли на своих коленях и чувствую улыбку, которая растягивает мои губы. Прикусываю нижнюю, чтобы сдержаться, но она все равно то и дело появляется.

Милли быстро засыпает у меня на руках, и я перекладываю ее на кроватку с балдахином. Не сдержавшись, целую нежную щечку и, прикрыв малышку одеялом, выхожу из комнаты. В коридоре до меня долетают голоса. И я уже хочу развернуться и снова скрыться в детской спальне, но следующие слова бывшей жены Киллиана тормозят меня:

— Посмотри на эту девушку. Она хотела уйти. Но разве ты дал ей выбор? Ты давишь, Киллиан. На каждую женщину, которая тебе начинает нравиться, ты давишь. Ты уже попросил ее бросить работу ради того, чтобы присматривать за нашим ребенком? Предложил жить вместе? О, по твоему лицу вижу, что предложил. Я ничего не знаю о тебе и о ней. Знаю только, что ее зовут Эрика, Милли сказала. Но я вижу, как ты медленно затягиваешь удавку на ее шее. Цепляешь поводок с рулеткой, чтобы контролировать то, как далеко она от тебя отойдет. Что ты так удивленно на меня смотришь? Не такая уж и дура твоя бывшая жена, правда?

Киллиан молчит в ответ на эти слова, а по моему телу проходит волна дрожи. Как бы мне ни хотелось выйти и сказать этой Алексе, что Кил совсем не такой, даже я своим затуманенным влюбленностью мозгом понимаю, что каждое ее слово — правда. Он действительно не дает вздохнуть. Захватывает мое внимание без остатка, давит, заставляет подстраиваться под отношения, а не под свои нужды. Я, конечно, пока еще не перестроила свою жизнь настолько кардинально, чтобы можно было говорить о том, что Киллиан добился своего, но уже на пути к этому. И от осознания простой истины мне становится не по себе.

— Ты так крепко задумался, — снова заговаривает Алекса в момент, когда с улицы доносится сигнал автомобиля. — Я люблю свою дочь, Киллиан. Но короткие встречи — это все, что я могу себе позволить. Потому что после каждой такой встречи я снова и снова умираю, зная, что не могу быть с ней.

— Ты вполне могла быть с ней каждый день и каждую минуту, но выбрала карьеру.

Мое сердце сжимается. Киллиан отвечает ей так холодно и сухо, что я едва узнаю в этом мужчине того, в которого успела влюбиться. Он как будто не слышал всего того, что она сказала раньше. А потом Алекса продолжает:

— Певицы, как и пилоты, рано выходят на пенсию, Кил. Это была карьера моей мечты, и я хотела ее осуществить любой ценой. Может, я никогда не стану второй Мадонной или Уитни Хьюстон, но, поверь мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы приблизиться к ним. Потому что я — и ты это, мать твою знаешь, — хороша в том, что делаю! — Я слышу, как срывается и дрожит ее голос, а потом какую-то суету. Я даже не заметила, как подошла ближе к гостиной, чтобы лучше слышать то, о чем они говорят. Да-да, всех нас мамы учат, что подслушивать нехорошо. Но почему-то мне кажется чертовски важным узнать, что происходит. Как будто сказанное бывшей женой Кила как-то изменит мою жизнь. Может, и правда изменит. — Ты не видишь дальше своего носа, потому что не хочешь, Киллиан. Тебе неудобно понимать кого-то. Я не буду напоминать, сколько раз повторяла тебе, почему именно сейчас мне важно заняться карьерой. Но ты, уверена, даже не вспомнишь ни одного аргумента, ведь тебе было неудобно вникать и понимать меня. Я буду приезжать к дочери, буду продолжать дарить ей подарки.

— Только не гребаных кроликов, она их ненавидит, — цедит сквозь зубы Кил.

— Сегодня Милли рассказала мне, почему так не любит кроликов и зайцев.

— Год назад ее укусил домашний кролик.

— До встречи, Киллиан. И не спугни девушку, иначе тоже сбежит от тебя. Не души ее, а услышь, как не смог услышать меня.

Как только входная дверь щелкает, закрываясь, я обессиленно прислоняюсь плечом к стене. Передо мной стоит Киллиан с опущенными плечами, и смотрит на дверь. А потом резко поворачивает голову, и тяжелый вдох, который он делал, прерывается на полпути.

Мы смотрим друг другу в глаза долгие секунды. Они растягиваются, как желейная конфета, которую тянут в разные стороны. Становятся вязкими и какими-то даже душными. А потом Кил подходит ко мне и, обняв, зарывается носом в мои волосы. Я кладу руку на его грудную клетку и чувствую, как его сердце отбивает тяжелый ритм мне в ладонь. Поглаживаю, желая успокоить.

Я могла бы сказать, что все это пустяки, и совершенно меня не касается. Но правда в том, что слова Алексы задели меня. Как будто она взяла меня за воротник и хорошенько встряхнула.

Сейчас я проживаю с Киллианом то, что проживала всего один раз в жизни до него. Влюбленность, которая ослепляет и отключает мозги. Я как будто надеваю на глаза полупрозрачную маску, и смотрю на окружающий мир сквозь тонкую ткань. Она мешает видеть четко, мыслить трезво. Мне приходится то и дело насильно возвращаться в реальность, чтобы анализировать происходящее.

В старшей школе я была влюблена в парня. Или мне так казалось, сейчас уже и не знаю. Я идеализировала его. Мне казалось, что он — предел мечтаний. Так думала и