Князь Русской Америки. Д. П. Максутов - Владимир Рокот

Максутов попал в порт Аян в самом начале октября, обнялся с теми, кого оставил почти два года назад. Может, князь и вовсе не ночевал в Аяне. Курьерские обязанности не позволяли медлить. Сухой путь казался опаснее морского. Наверняка князю дали сопровождающих, хотя бы для того, чтобы заботиться об оленях и лошадях. От Аяна до Якутска каких-то 1200 верст, из них 200 по горам, остальное по рекам или их берегам. До Д. Максутова через Аян в Сибирь прошли уже три группы участников посольства Путятина. Столоначальник Департамента внешней торговли, коллеж-

ский асессор И. Гончаров на радостях, что покинет фрегат «Палла-да», писал: «Мне лежит путь через Сибирь, путь широкий, безопасный, удобный, но долгий! И притом Сибирь гостеприимна...» Прошедший по этому пути с запада на восток лейтенант Д. Максутов так бы не сказал. Был бы путь безопасным, не провалился бы князь под лед. Хорошо, попалась в местечке Нелькан фактория РАК. После Нелькана до Якутска оставалось всего каких-то 1000 верст. Но зато можно было идти не по горам, а рекой. Якутск был городом с населением более 2 тысяч человек, с одним каменным домом. Проехавшие до Д Максутова посольские и губернаторские чиновники хорошо отдохнули в Якутске, оценили шампанское по 6—7 рублей серебром бутылка. Истосковались эти государевы люди по винам, потому как от Аяна до Якутска была зона «сухого закона», поддерживаемая Русско-Американской компанией заодно с монополией на меховую торговлю. Курьер же не имел возможности наслаждаться отдыхом и обогнал участников миссии в Японию, занятых поправкой здоровья. От Якутска был санный путь к Иркутску. Шли где по Лене, где берегом. Морозы к тому времени крепчали. И. Гончаров точно сообщает температуру, которая была в Якутске 26 ноября, — 36 градусов по Цельсию. Но и двадцатиградусных морозов хватало, чтобы исключить всякую мысль о комфортном путешествии. Все припасы обращались в камень, а борода князя не успевала оттаивать от инея во время коротких остановок.

В резиденцию генерал-губернатора в Иркутске гонец прибыл 6 ноября, в аккурат к празднику Морского корпуса. Дмитрий Максутов был прият с максимально возможным почетом. Городское торжество по поводу одержанной победы состоялось 7 ноября 1854 г. Не избалованный победными вестями народ пришел посмотреть на героя далекого сражения и привезенный им трофей — знамя Гибралтарского полка морской пехоты. Принадлежность следовала из надписи на полотнище. В центре знамени площадью немногим более квадратного метра, повторяющего британский флаг, расположен глобус в лавровом венке подо львом с короной и девизом «Рег таге, per terram» («На море, на суше»). Возможно, А. Арбузов рассказывал Д. Максутову во время их возвращения на материк, что это знамя вовсе не отбивали в бою. Петропавловский полицмейстер нашел его уже брошенным. Все равно бросать знамена негоже. Ведь не с визитом же вежливости пришли гибралтарцы. Трофей достался русским по праву. Знамя долгое время хранилось в Измайловском (Троицком) соборе в Петербурге, и Дмитрий Петрович имел возможность показывать его своим детям.

Губернаторский чиновник Алексей Николаевич Таскин сложил в честь камчатской победы оду. Для начальника горного отделения, учитывая ограниченность во времени, получилось совсем неплохо:

И вот губернатор к приему гостей Усилил поспешно, чем мог, батареи.

И гордых пришельцев к Камчатке затем Разрушить поклялся в душе он своей.

И подплыли гости... с шестью кораблями.

К Авачинской губке явились они,

И в порт Петропавловский сряду три дня И ядра, и бомбы неслись над волнами.

<>

Начальник десанта, погибнувший в схватке,

Оставил трофеем нам шпагу свою,

И, кроме той шпаги, досталось в бою Британское знамя героям Камчатки.

Князь Дмитрий Максутов за русскую честь Сам жизнь не щадивший, утративший брата,

В Иркутск о разгроме врага-супостата Привез генерал-губернатору весть...

И вот у подножья портрета царя В палатах наместника люд православный На знамя Британии смотрит тщеславной День целый седьмого числа ноября.

Напрасно начертан на знамени том Девиз горделивый «Per mare, per terram».

Не сбыться британским надменным химерам...

Пока сочинялась и читалась ода, губернатор Восточной Сибири тоже занимался почти литературным трудом, только прозаическим. Н. Муравьев составлял письмо Великому князю Константину. Победа была настолько убедительна, что приукрашивать ее не было нужды. Поэтому он ограничился комментариями к рапорту В. Завойко и дописал следующее:

«Ваше Императорское Высочество! Неприятель рассеял, наконец, все наши сомнения о значении Петро-Павловского порта и оправдал тех, которые заботились об этой стране, и, смею думать, что и Завойко оправдал свой выбор. Я не смею удержать и письма его ко мне,

которые служат дополнением к донесению и свидетельствуют о прекрасных его личных чувствах, и приемлю смелость приложить оные при сем в подлиннике.

Присланный с донесением лейтенант князь Максутов 3-й, которого подвиг едва ли не выше Щеголева, ибо он даже не сходил со своей батареи, также отличается особенною скромностью; я боюсь, чтоб это прекрасное качество не лишило его успехов в Петербурге, где, вероятно, вскоре получатся через газеты донесения французского адмирала, который будет, конечно, стараться скрыть свое поражение. Английский же адмирал Прайс убит перед Петропавловским портом на своем фрегате и похоронен в Тарьинской губе.

Завойко доносит, что неприятель имел потери в 350 человек — неприятель действительно потерял столько убитыми и утонувшими, но раненые сверх того их должно быть по меньшей мере столько же, и по общепринятому правилу ему должно бы сказать в дополнение, что потери неприятеля состоят из 700 человек убитыми и ранеными, в числе коих один адмирал, два штаб-офицера и четыре лейтенанта — это доказывается оставленными письмами, офицерскими саблями и могилами в Тарьинской губе, а также количеством неприятелей, погибших на шлюпках и тела коих в море. Завойко напрасно поверил рассказу пленного, что адмирал Прайс будто бы сам застрелился. Неслыханное дело, чтоб начальник застрелился в самом начале сражения, которое надеялся выиграть; не мог адмирал Прайс застрелиться и невзначай своим пистолетом, для какой надобности он брал его в руки, находясь на фрегате за милю от нашей батареи. Впрочем, я убежден, что излишняя скромность Завойки не уменьшит его заслуги во мнении Вашего Высочества, а дело говорит само за себя. Я вижу только, что нигде англо-французские эскадры и десанты не действовали так смело и упорно, как в Петропавловском порте, — нигде суда не подходили так близко к нашим берегам (на 2 кабельтовых), и думаю поэтому, что они получили сильные повреждения: с начала боя они чинились в Авачинской губе двое суток, потом после сражения 24-го числа чинились там же трое суток и, наконец, когда только вышли из губы, тотчас скрылись из виду на О, т. е. ушли без оглядки, а, между тем, вскоре после их ухода возвратился благополучно корвет «Оливуца» от SW из Татарского залива и от W транспорт.