Песнь пророка - Пол Линч

устраивает неполный день, хотя я никогда не работала в продуктовой рознице. Хорошо, говорит мужчина, давайте я зафиксирую ваши данные, если распишу эту чертову ручку, и мы с вами свяжемся, где вы работали раньше? Она ждет, пока неприятный голос вызывает по внутренней связи кассира, затем возобновляется музыка, которая и не музыка вовсе, а приятный расплывающийся шум. Я около двадцати лет проработала на руководящих должностях в области биотехнологий, по образованию я биолог, у меня степень по молекулярной и клеточной биологии, но вы же понимаете, с работой сейчас тяжело. Мужчина перестает расписывать ручку, и под его взглядом Айлиш чувствует себя идиоткой, как будто вырядилась не по сезону. Менеджер переводит глаза на Бена, который снова дрыгает ногами, мужчина теребит отрастающие усики, пытается выдавить улыбку, но у него не выходит. Ладно, говорит он, давайте я просто запишу ваше имя и телефон, это всего лишь вечерняя расстановка товара по стеллажам на полставки, у нас уже есть претенденты, на самом деле довольно много, но в любом случае мы с вами свяжемся. Она не запомнит это лицо, оно уже стоит в ряду простых и сочувствующих лиц тех, кто отвел взгляд, она понимает, ему было велено, всем им было велено, это лицо говорит обо всем мироздании, ужасающей энергии звезд, Вселенной, обратившейся в прах, но снова и снова сотворяемой обезумевшим творцом. Айлиш поднимает сына и усаживает на сиденье, игнорируя его вопли, наполняет тележку, присоединяется к длинной очереди в кассу и стоит, разглядывая покупки: двухмесячный запас консервов, детское молоко, упаковка туалетной бумаги и стиральный порошок. И тогда ее накрывает чувство, что все это ей только мнится, хочется громко рассмеяться, разглядывая вспотевшую волосатую шею толстяка впереди, который толкает тележку с пивом и туалетной бумагой, и, смотря на толпящихся людей, она испытывает презрение к принятому укладу человеческой жизни, все они животные, покорно подчиняющиеся телесным нуждам, своему племени и государству. Она минует солдат на выходе, Бен лижет кусок сыра, и ей не хочется перемещать его из тележки в машину, к тому же не может вспомнить, где припарковала «туран». Проходит вдоль автостоянки, возвращается, видит коляску в отсеке. Тупица, и как ты собиралась все это дотащить? Айлиш разглядывает покупки, затем складывает коляску, ставит ее в тележку, выходит на дорожку вдоль трассы, вспоминая, что забыла купить жидкость для мытья посуды, лакомства для детей, любимые крекеры Саймона, колеса цепляются за тротуар, затем одно начинает волочиться. Она пихает его ногой, смотрит на часы и идет домой пешком, а тени начинают сгущаться на границе полудня.

Она просыпается от звуков войны, словно пришествия грозного божества, от грохочущей ярости, заставляющей сердце стучать чаще, не может найти выключатель, рука шарит вслепую, оказывается, выключатель завалился за тумбочку. За окном ничего не видать, только одинокая чайка на краю дымохода переливается в голубоватом свете утра, да моросит дождь. Все собаки в округе заливаются лаем, она закрывает окно, оглядывается на Бена, во сне на его лице играет хитрая улыбка, сжатые кулачки подняты над головой. Айлиш не может найти свой халат и снимает с крючка за дверью халат Ларри, но рука запуталась в рукаве, и у нее никак не получается ее просунуть. Айлиш передвигается по дому, пытаясь заглянуть в будущее, мир разветвляется на невозможные вероятности, ужасные вещи проступают в утреннем свете, который проникает через кухонное окно, два столба черного дыма плывут над южными пригородами, в небе кружит военный вертолет, и она не может сообразить, насколько он далеко, вероятно километрах в трех-четырех. В ожидании новостей она включает радиоприемник и выходит во двор к бельевой веревке, разглядывая деревья в розоватом свете, спрашивая себя, что они могут знать, беседуют ли между собой, как ощущают воздух и выражают страх через почву, давая другим деревьям понять, что опасность миновала или что звук с небес — предвестие всепоглощающего огня, жующего в пасти древесину. Айлиш бросает белье в корзину, смотрит на свои руки, не понимая, как можно оставаться такой спокойной, открылась еще одна дверь, теперь она это видит, как будто ждала этого всю жизнь, это словно атавизм в ее крови, и она размышляет, сколько людей на протяжении скольких жизней смотрели, как война надвигается на их дом, полагались на судьбу, вступали в молчаливые переговоры, шептали, умоляли, разум способен предугадать любые исходы, кроме призрака, которому нельзя смотреть в лицо. Электричество мигает, свет становится тусклым, и по животу Айлиш пробегает дрожь. Червяк гложет, говорит Бейли, и она наблюдает за его лицом, он слишком высокий для своего возраста, вытянулся буквально за последние недели, перегнав Молли, а над верхней губой залегла тень. Молли не сводит с нее глаз, они ждут, что она скажет, а она не знает, что говорить. Нужно быть готовыми к отключению электричества, а вам завтракать и собираться в школу. В школу, удивляется Бейли, я позавтракаю, но в школу не пойду, какая школа, когда такое творится, я просто не вижу смысла. Она ставит на стол коробку с хлопьями и включает государственный новостной канал. Правительство издало ряд указов, все школы и вузы закрыты, гражданам велено не покидать своих домов, выходить можно только для того, чтобы купить продукты и лекарства, или для помощи пожилым и больным. Когда она оборачивается, Бейли стоит, уперев руки в боки. Я же говорил, что школы закроют. Сотри эту улыбочку с лица, отвечает она, обойди дом и собери все батарейки и свечи, которые найдешь. Дел невпроворот, ей необходимо покурить и выпить, починить туфли, заполнить несколько медицинских бланков для отца. Она звонит Саймону, дозваниваясь только с четвертого раза. Этот пес совсем взбесился, говорит тот, решил, что на улице Хеллоуин. Папа, спрашивает она, ты видел новости, у тебя все в порядке? Он снова кричит на собаку. Извини, я не расслышал, что ты сказала. Не бери в голову, я отсюда вижу черный дым. Кто-то стучится в дверь, погоди минутку, говорит Саймон. Она слышит, как трубка звякает о пульт, слышит, как открывается и закрывается входная дверь, как Саймон снова рявкает на собаку. Там никого нет, говорит он, чертовы шутники. Пап, пожалуйста, не выходи из дома и Спенсера не выводи. На линии воцаряется тишина, слышно только рычание Спенсера, словно ему разрешили говорить от имени хозяина. Мне нужен грунт для сада, говорит Саймон, мы не могли бы на неделе за ним съездить? Отключившись, она не двигается с места, разглядывая на ладони беспорядочные отпечатки лун, оставленных ногтем большого пальца. Айлиш поднимается