Железная хватка - Чарльз Портис

— Они не подписаны. Не годятся, если их не подпишут.

— А ты их не можешь подписать?

— Подписывать их должен мистер Цуцик, президент банка.

— Трудно это имя написать?

— Фамилия необычная, но написать ее нетрудно. Вот тут напечатана. Это его подпись, образец — Монро Дж. Б. Цуцик, президент Торгового банка Цуцика города Денисон, штат Техас. Вот тут нужно написать похожую.

— Тогда ты мне это сейчас и подпишешь. И чек тоже.

Само собой, не хотелось мне свое образование пускать на службу этому грабителю, поэтому я медлила.

Он говорит:

— Я тебе так по мордасам надаю, что в башке зазвенит.

А я ему:

— Мне писать нечем.

Он вынул патрон из патронташа и опять открыл складной нож.

— Сойдет и так, — говорит. — Я тебе свинца настрогаю.

— Их надо чернилами подписывать.

Чумазый Боб говорит:

— Мы этим и потом можем заняться, Нед. Подождет.

— Сейчас займемся, — отвечает главарь бандитов. — Ты же хотел почту смотреть. Эта бумага стоит больше четырех тысяч долларов, если на ней немного порисовать. А девчонка умеет. Хэролд, сходи-ка к мусорной куче да найди мне крепкое перо от индюшки, сухое да погуще. — После чего кривыми зубами своими выдернул пулю из патрона и высыпал черный порох на ладонь. Сплюнул туда же щелястым ртом и размешал вязкую гадость пальцем.

Хэролд Пермали вернулся с горстью перьев, Счастливчик Нед Пеппер выбрал одно, срезал кончик ножом и чуть высверлил канал. Макнул перо в «чернила» и корявыми детскими буквами вывел себе на запястье «НЕД». И говорит:

— Вот. Видишь? Это мое имя. Не похоже?

— Да, — говорю, — написано «Нед».

Он мне перо протянул:

— Давай берись за дело.

Стол мне сделали из плоского камня, на который постелили какой-то договор. Не приспособлена я плохо работать, когда речь о письме заходит, потому и честно трудилась — верно списывала подпись мистера Цуцика. Однако самодельные перо и чернила были неудовлетворительны. Буквы скакали, расползались и сужались. Будто палкой писали. Я при этом думала: «Ну кто поверит, что мистер Цуцик подписывает свои ассигнации палкой?»

Однако малограмотный главарь бандитов не много чего понимал в банковском деле — разве что кассиров изредка видел в прицел винтовки, — а потому работой моей был доволен. Я все подписывала и подписывала, перо макала ему в ладонь, как в чернильницу. Очень утомительно. Я заканчивала одну ассигнацию, он ее у меня выхватывал и сразу подсовывал другую.

Потом говорит:

— Они же как золото, Боб. Обменяю их у Колберта.

А Чумазый Боб ему:

— Никакая бумажка с золотом и рядом не станет. Я в этом убежден.

— Да уж, много чего мексиканец чертов понимает.

— У каждого свои принципы. Скажи ей, чтоб быстрей карябала.

Когда с этой преступной работой было покончено, Счастливчик Нед Пеппер сложил ассигнации и чек в серый конверт и упрятал его в седельную сумку. И говорит:

— Том, с тобой мы увидимся вечером. Держи себя с этим ребенком приятно. Малыш Кэрролл к тебе приедет, не успеешь оглянуться.

И они ушли оттуда — не верхами, а ведя лошадей в поводу, потому что склон был очень крутой и кустистый.

А я осталась одна с Томом Чейни!

Он сидел по другую сторону костра от меня, пистолет за поясом, на коленях — эта его винтовка Генри. Лицо — «в мрачных думах». Я поворошила угли в костре, подгребла их к одной банке с водой.

А Чейни за мной наблюдал. Потом спрашивает:

— Ты что делаешь?

Я говорю:

— Воду грею — смыть с рук всю эту черноту.

— От грязи вреда не будет.

— Да, это верно, а не то и ты, и твои «дружки» давно бы умерли. Я знаю, что вреда не будет, но лучше все равно смою.

— Ты меня не раззадоривай. А то в змеиной яме очутишься.

— Счастливчик Нед Пеппер тебя предупредил, что, если ты меня как-нибудь обидишь, он тебе не заплатит. Он не шутки шутил.

— Боюсь, он мне вообще платить не намерен. По-моему, он меня тут оставил, чтоб меня поймали наверняка, если я пешком пойду.

— Он же обещал с тобой встретиться на «Старом месте».

— Тихо сиди. Я должен обдумать свое положение и как его улучшить.

— А с моим положением как быть? Тебя-то уж не бросал тот, кому ты заплатил, а он поклялся тебя защищать.

— Вот неугомонная! Что вы вообще понимаете в трудностях и бедствиях? Сиди молча, пока я думаю.

— Ты думаешь про «Старое место»?

— Нет, я не думаю про «Старое место». Ни Кэрролл Пермали, ни кто другой ни с какими лошадями сюда не придет. Ни в какое «Старое место» они не поедут. Меня не так-то просто одурачить, как некоторые считают.

Я хотела было спросить у него про другой кусок золота, но прикусила язык — вдруг он заставит меня отдать и первый, который я уже добыла. Поэтому спросила только:

— Что ты сделал с папиной кобылкой?

Он не ответил.

Я говорю:

— Если ты меня сейчас отпустишь, я два дня буду молчать про то, где ты прячешься.

— Тут можно и кое-что получше сделать, — отвечает. — Ты можешь замолчать навечно. Я больше не стану тебе напоминать, чтоб не открывала рта.

Вода еще не закипела, но над банкой уже клубился пар, и я взяла эту банку тряпкой и кинула в него, а потом вскочила на ноги бежать оттуда во всю прыть. А Чейни я хоть и застала врасплох, он успел лицо прикрыть руками. Взвизгнул и тут же за мной в погоню кинулся. В отчаянии я намеревалась хоть до деревьев добежать. А там, думала, от него скроюсь, начну петлять туда-сюда по кустам, он и отстанет.

Не тут-то было! Только добежала я до края карниза, Чейни схватил меня сзади за пальтецо и остановил намертво. Я только и подумала: «Все, мне теперь точно конец!» Чейни ругал меня последними словами и стукнул по голове стволом пистолета. У меня аж звезды перед глазами высыпали, я подумала, он меня застрелил — я же не знала, каково бывает, если пуля ударяет в голову. Мысли мои обратились к нашему мирному дому в Арканзасе, к моей бедной матушке, которую такое известие точно подкосит. Сначала муж, за ним старшая дочь — оба всего за две недели и от той же кровавой руки! Вот куда потекли мои мысли.

Как вдруг слышу — знакомый голос, веско так слова произносит:

— Руки вверх, Челмзфорд! Шевелись! Тебе конец! И пистолет потише бросай!

То был техасец Лабёф! Он в обход зашел, пешком, надо думать, и от гонки такой задыхался. Стоял от нас шагах в пятнадцати, а ружье его, проволокой обмотанное, смотрело на Чейни.

Чейни мое пальтецо из хватки выпустил и пистолет уронил.

— Всё против меня, — говорит.

Я пистолет подняла.

Лабёф говорит:

— Ты не ранена, Мэтти?