Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова

В Глазной больнице старшим врачом был Головин. Другие врачи попросили Кишкина сместить его, как черносотенца. Кишкин устранил его, оставив (ему) квартиру. После большевицкого переворота низшие служащие просили его вернуться и подали заявление в Совет о назначении его старшим врачом, ибо больница при других падает. Пришла бумага от Рогова, но Головин не счел возможным согласиться и сказал низшим служащим, что он монархист. «Это нам все равно, только бы больница шла». (Главный мотив, что к Головину ходили богатые больные, и швейцарам и служащим были доходы, теперь же нет). Но врачи убеждали служащих, что все это интриги Головина; и еврейчик какой-то донес в Совет, что Головин монархист, у него (сделали) обыск, ничего не давший, и приказали выселиться в три дня. Он поехал объясняться.

В Софийской больнице все обошлось хорошо, потому что низшие служащие порядочные люди и прямо говорят, что понимают, что без интеллигенции нельзя. В воскресенье был Крестный ход – грандиозный. Накануне у всенощной – всеобщая исповедь, причем в Дорогомилове какой-то солдат начал громко ругаться, вышел скандал, часть бросилась на него, часть – в паническое бегство. Утром все причащались, оказывается, было сильное пощение. Во время Крестного хода участники останавливали трамваи и заставляли вожатых снимать шапки. «Мы что ж, тоже в Бога веруем», – говорили те. У Спиридония за всенощной говорил речь старик, во многих церквях говорили другие и священники тоже, в одном месте был выставлен портрет царя. Зять Комиссарова при открытии сейфа ловко извлек пакет с 30 000 руб. «У меня тут векселя», – сказал он, и они поверили. Говорят, что выкупить векселя теперь ничего не стоит в С[овете] Р[абочих] и С[олдатских] Депут[атов] по 10 коп. за 1 руб. – там уверяют, сидит Модль. Рейнбот вынула все деньги из банка, потому что дала взятку Попову, пройдя в банк в день его закрытия за 25 руб., данных сторожу. Екатерина Карловна (Деккер) говорила, что военнопленные немцы пошли прямо огромной толпой к окопам, но немцы их не приняли, и они вернулись обратно сюда. Забастовка в Германии подавлена.

Цены – 1 пуд муки до 140 руб., 1 фунт мармелада до 12 руб., изюм – 8 руб., мясо до 4 руб. и т. д.

Мира не заключили, а войну кончили, так и объявили, так что немцы остолбенели.

В Берлине, откуда приехала знакомая miss Cotes, англичане сильно голодают – 1 фунт мяса на человека на неделю, 1 платье каждому, 1 пара башмаков на деревянной подошве из материи – всем одинаково. Настроение там подавленное и о поезде не мечтают. Выпущено фальшивое, очевидно, воззвание Корнилова с призывом к восстанию против большевиков. Говорят, что сторублевки отправляют в Германию – это сказал служащий в банке. А между тем великий князь Михаил Александрович продал евреям свое Брасово за 25 миллионов рублей и половину получил наличными. Все вещи Ольги Ивановны в деревне распроданы с аукциона, кроме дома и сарая.

Кухарка Владимира Сыроечковского внезапно из большевички обратилась в монархистку. Оказывается, к ней приехали родственники из деревни и заявили, что разделили ее землю в силу большевицкого указа, так как она на ней не сидит. Теперь она вопит, что при царе было лучше, так как она владела (землей) и отдавала в аренду.

С. говорили, через Курова, что большевики два часа уговаривали Михаила Александровича принять корону, он отказался, потому что не на что опереться – армии нет, а на немцев он не хочет. В «Русские Ведомости» пришло известие, что Германия решила поддержать Финляндию против Красной гвардии.[214] Теперь большевики переговариваются с Павлом Александровичем.[215] А здесь, в Москве, черносотенцы мечтают и, кажется, не только мечтают о восстановлении Николая II, причем якобы он согласен на один месяц, а потом передаст Алексею. При этом условие – полная амнистия. Будто Николай II согласен.[216] Говорят, что во Франции сильное монархическое движение в пользу Альберта бельгийского. Афонин, берущий деньги для районных дум, не забыл и себя – у него миллион на текущем счету. Банковские служащие говорят, что при выдаче происходит страшный грабеж. Кононов (Сергей Иванович) слышал на улице, как один красногвардеец, вооруженный, говорил другому: «Du wirst doch ihm geborchen»[217] на чистейшем немецком языке.

Приехал из Севастополя Мякотин – он присутствовал там при избиении офицеров.[218] Соц. – рев. с викжели, он же способствовал их бегству, причем, как только собирались, он им должен был говорить на их речи, что общего ничего нет. В Севастополе было убито 30 офицеров, остальные бежали в Симферополь, там они сорганизовали 800 человек, которые учились артикулам на площади, но их по-настоящему не сорганизовали, во главе (стояло) 300 офицеров. Матросы в количестве 7000 двинулись на Симферополь, и все разбежались – там убито до 300 офицеров, а матросов только шесть человек. Говорят, что Ленину разгон Учредительного собрания стоил 5 миллионов, каждому участнику платили 5000 р. Банки частные, по словам мужа Нади Билешовой, уже были переданы немцам вместо национализации. Банковские комиссары на днях, говорят, совещались о том, как бы удирать подобру-поздорову, пока они набрали себе довольно денег (сотни тысяч каждый), страшно с ними ходить. Говорят, часто, когда убивают солдата, у него находится до 100 тысяч. Севск изгнал большевиков – «надоело, что нас режут», и сам сорганизовался. Ехал М. ужасно до Тулы от Севска, нельзя было двинуться, солдаты не выпускали, и только в Туле публика умолила выпустить ее на 5 минут, а то все погибали и двое суток не ели и не пили, только мочили губы.

С. слышал, что Муралов купил ресторан «Гурзуф» – вообще, большевики наживаются, и создается новая буржуазия. Никак не могут точно определить, кто такое Муравьев, командующий войсками большевиков против Киева: по одной версии, он – Ермолов, пристав, убивший в 1905 году д-ра Воробьева, по другой – он участник еще Японской войны, основатель ударного батальона, беспринципный человек, удящий рыбу в мутной воде и якобы его воспитательница известна. Он, говорят, только лицом похож на Ермолова. Видела Мякотина – так приятно, что он с С. сходится во взглядах. Говорил об ужасах убийств в Севастополе; о бестактности офицеров, которые в своей компании постоянно говорят о палке и кулаке, необходимых для солдат. Он опровергает слова Колчака, говорит, убили разных, отчасти дрянных; убили, например, в Симферополе местного фабриканта по списку, который штаб перед бегством оставил, а в нем значились те, кто пожертвовал на организацию войска против большевиков, (убили его), как сочувствующего реакции и готового содействовать ей. Убиты таким образом Шнейдер, местный благотворитель, устроивший массу школ, один спекулянт и др. Он свидетельствует о полном ничтожестве офицеров, говорит, что эсеры викжелили, и что, когда выносится протест против убийств, они отказались подписывать его, потому что могут, мол, только с разрешения комитета, потом комитет вдруг потребовал расследования «преступлений убитых» якобы для того, чтобы обнаружить и разоблачить убийц. С.-р. там 26 000, и их лидеры утверждали, что они знают, что многие с.-р. матросы участвовали в грабежах и убийствах. Когда матросы решили обыскивать весь город и при этом грабили и добрались до рабочего квартала, рабочие постановили встретить их ружьями, те испугались, но через два дня постановили обыскать всю буржуазию, и рабочие не выступили с протестом.