Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - Джон Кампфнер

Но осада Мумбаи явилась переломным моментом для преуспевающих классов Индии. Она побудила многих из тех, кто живет в собственных частных Индиях, не испытывая на себе невыполнения государством своих функций, потребовать от правительства безопасности. В высшей судебной инстанции города состоялось рассмотрение иска к правительству, которое оказалось неспособным выполнить свою конституционную обязанность по защите права граждан на жизнь. Такие судебные иски были важным механизмом защиты прав пострадавших. В этом случае в числе истцов оказались инвестиционные банкиры, корпоративные юристы и Бомбейская торгово–промышленная палата. Впервые она участвовала в судебном разбирательстве в интересах общества.

В ночь после кровавой расправы в Мумбаи тысячи манифестантов собрались у «Ворот Индии» на марш со свечами, где они дали выход гневу, обращенному на выбранных ими лидеров. Аналогичные акции протеста прошли в Дели, Бангалоре и Хайдарабаде. Все организовалось спонтанно, призывы распространялись с помощью эс–эм–эс, электронной почты и «Фейсбука». Я обсуждал события этих нескольких дней с Кальпаной Шармой, журналисткой и писательницей, которая специализируется на проблемах бедноты и других незащищенных групп. Мы сидели в баре «Леопольд», за углом от «Тадж–Махала». В этом баре террористы начали свою операцию той ноябрьской ночью.

Они спокойно закончили ужин, оплатили счет, а после открыли огонь по посетителям и персоналу, убив шесть человек. Управляющий отказался заделать пулевые отверстия в память о тех событиях. Шарма вспоминает о своем удивлении, когда она увидела состоятельных людей на улицах, а не в своих автомобилях. Они призывали к запрету выдвижения преступников на выборах. На плакатах значилось: «Нет безопасности — нет голосов» и «Нет безопасности — нет налогов». Шарма рассказала, что она подошла к мужчине, который нес один из этих плакатов, и сказала: «Вы не платите налоги, но вы скорее всего и не голосуете». Учитывая прежнее неучастие богатых в делах государства, ее наблюдение, возможно, было правильным.

Когда Шобха Де, автор чувствительных романов, индийский вариант Джеки Коллинз, заявила в эфире Эн–ди- ти–ви «С меня хватит», она выразила желание общества, чтобы что‑либо было сделано. Проблема заключалась в том, что никто не знал, что именно. Некоторые обвиняли Де в подстрекательстве к применению силы против Пакистана или против мусульман в Индии. Она решительно отвергала такие обвинения, утверждая, что имела в виду свое нежелание и дальше терпеть некомпетентность правительства. Я захотел встретиться с ней. «Мы в интеллектуальном, эмоциональном и моральном кризисе», — сказала она, когда я приехал в ее шикарную квартиру в «Кафф пэрейд», доме с видом на Аравийское море, подобающем одной из звезд Мумбаи. — Кумиры, кинозвезды, руководители бизнеса — никто из них не осудил должным образом террористические атаки. Первое, что они сделали — призвали правительство обеспечить безопасность их самих, их проектов и предприятий». Де сказала, что элита стала слишком «невосприимчивой, приобрела законный статус в условиях коррупции», что она не в состоянии что‑то сделать и что «сейчас это слишком глубоко укоренилось».

Гнев богатых индийцев после терактов в Мумбаи связан с пониманием того, что Пакт нарушен. Они получали удовольствие от хороших отношений с политиками и государством. Они должны были финансировать политические партии и набивать карманы своих выборных представителей. Они должны были потворствовать коррупции, публично осуждая ее. Они должны были мало требовать от государства и, соответственно, мало получать взамен — кроме права избегать налогов. Они не полагались на находящиеся в плачевном состоянии коммунальные службы. Их кондиционированные джипы ездят по плохим дорогам. Их дизель–генераторы призваны помочь переждать перерывы в подаче электроэнергии (в некоторых городах электричества не бывает 12 часов в сутки). Их домашние цистерны должны обеспечивать постоянную подачу чистой воды. Элита отошла от активной политики и была рада этому. Она не задавала вопросов спецслужбам, когда насилию подвергались менее удачливые. Но чего представители элиты не ожидали, так это того, что их собственные жизни могут подвергнуться риску из‑за некомпетентности МВД, полицейского департамента, армии или разведслужб.

Головы полетели — вопреки традиции, согласно которой чиновников редко выгоняли за оплошности. В главных городах усилились меры безопасности. Аэропорты, авто- и железнодорожные вокзалы, отели и правительственные здания были оцеплены. В произвольных местах соорудили контрольно–пропускные пункты. Но вооруженные сотрудники спецслужб смотрелись так, как если бы снимались в кино. Террористам было бы нетрудно продолжить свои нападения. Состоятельные слои общества сейчас заботит не необходимость ужесточения мер безопасности, а их отсутствие. Они хотят, чтобы защищавший их кокон был восстановлен.

Средства массовой информации не только отражают эти страхи, но и играют на них. В 90–х годах, когда они добивались рентабельности и увеличения тиражей, большинство основных англоязычных газет и журналов, обслуживающих средний класс, оживились. «Негатив» из прессы почти исчез. Материалы из провинции редки, поскольку обеспеченные люди живут примерно в десяти городских агломерациях. Главные национальные скандалы, к числу которых относятся самоубийства десятков тысяч разорившихся фермеров, редко попадают на страницы газет, так же как и репортажи о длительных конфликтах в Кашмире и северо–восточных штатах. Оставшиеся материалы часто упрощаются и огрубляются с целью привлечения массового интереса. Это было обусловлено не вмешательством цензоров или тем более политиков, а прежде всего коммерческими требованиями. Газета «Таймс оф Индиа» ушла дальше всех, учредив в 2003 году службу «Медианет». Это позволило компаниям покупать в газете не рекламную площадь, а тексты, представляющие их, естественно, в благоприятном свете. Казалось, читатели не замечают этого — либо это их не волнует. Затем «Таймс оф Индиа» выступила с идеей «частных соглашений», в соответствии с которыми она приобретала долю в компаниях в обмен на рекламу. В своих официальных маркетинговых разработках газета описывала это как «продукт прогрессивной школы мышления, которая признает тот факт, что любой бренд когда‑то был идеей и любая идея может быть брендом». Тираж «Таймс оф Индиа» рос, и другие газеты поспешили последовать ее примеру. Наиболее популярной рубрикой была «Страница 3»: подборка из слухов и гламурных фотографий индийских знаменитостей — болливудских звезд, победительниц конкурсов красоты, игроков в крикет и промышленников. Они обеспечивали должный имидж новой, уверенной в себе и напористой Индии.

Изредка СМИ действительно борются с несправедливостью, но обычно их внимания удостаиваются избранные. Одним из примеров является печальная история Джессики Лалл. Она была моделью и актрисой и однажды в апреле 1999 года согласилась в качестве знаменитости постоять за буфетной стойкой на некоей светской вечеринке. Поздно вечером к ней подошел молодой человек, Ману Шарма, с другом и попросил налить ему спиртного. Она объяснила, что напитки закончились. Они попытались всучить ей какие‑то деньги, от которых Лалл отказалась. Тогда Шарма застрелил ее. В наступившей панике мужчины скрылись. Наконец Шарма был арестован. Семь лет спустя суд оправдал его, несмотря на доказательства. По какой причине? Он был сыном богатого политика, принадлежавшего к партии Индийский национальный конгресс. Канал Эн–ди–ти–ви вел общественную кампанию за пересмотр приговора под лозунгом «Справедливость для Джессики». Через десять месяцев, действуя по ускоренной процедуре, Высокий суд Дели приговорил Шарму к пожизненному заключению. С одной стороны, это похвально: правосудие свершилось, и все это видели. Но произошло бы это, если бы Лалл не имела связей и не принадлежала к среднему классу? Такой вопрос в Индии могли бы посчитать риторическим. «Все остались довольны, — сказала Минакши Гангули из 'Хьюман райтс уотч'. — Но это классический случай того, как одни правила действуют для избранных, а другие — для масс».

Одной из многих странностей индийской общественной жизни является то, что англоязычная интеллигенция — эта внушительная группа авторов, комментаторов и публичных интеллектуалов — почти никогда не была более шумной и вместе с тем редко когда оказывала такое слабое влияние на политику и экономику. Прямая цензура существует, но она применяется редко и часто успешно оспаривается правовыми средствами. Чаще всего к ней прибегают власти штатов, а не центральное правительство, и действует она в большинстве случаев против киноиндустрии. Центральный совет по сертификации фильмов имеет право запретить все, что сочтет непристойным (секс, нагота, насилие), оскорбляющим религиозные чувства либо имеющим подрывной характер в политическом отношении. Решения совета неизменно оспариваются в судах, и в большинстве случаев его принуждают к компромиссу или снятию запрета. Один из таких случаев относился к фильму «Война и мир» 2002 года, в котором речь шла о ядерном оружии и событиях 11 сентября. Режиссер подал судебный иск (и выиграл) после того, как цензоры потребовали вырезать 21 фрагмент. Недавним получившим широкую огласку примером цензуры стало запрещение «Окончательного решения», фильма режиссера Ракеша Шарма о беспорядках в Гуджарате в 2002 году. Судьи объявили тогда, что показ фильма мог бы привести к межобщинному насилию. Это решение было отменено после продолжительной кампании.