Гиппократ - Жак Жуана

«Помощники, окружающие больного, будут участвовать в операции настолько, насколько посчитает нужным оперирующий. Они будут держать тело в неподвижности, молчаливые, внимательные к приказам того, кто командует».

В этой операции голос врача, отдающего приказы, контрастирует с молчанием исполняющих их помощников. Но ничего не сказано о боли и криках пациента, которого удерживают в неподвижном состоянии, как будто бы больной уснул или ему заткнули кляп!

Нужно хорошо порыться в тайниках этой громадной библиотеки, которую образует «Гиппократов сборник», чтобы найти указания о страданиях больного во время операции. Самое определенное упоминание появляется в позднем трактате «Врач», где забота о смягчении боли руководит ритмом хирургического вмешательства:

«Для операций, которые делаются с помощью надреза или прижигания, одинаково рекомендуется быстрота и неспешность, ибо применяется и то и другое. Когда операция требует только надреза, отверстие нужно делать быстро; поскольку оперируемый страдает, нужно, чтобы то, что причиняет ему боль, длилось как можно меньше; этот результат достигается, если надрез будет быстрым. Но там, где необходимо сделать несколько надрезов, быстрота делает боль продолжительной и сильной, тогда как интервалы дают некоторую передышку больному».

Если тяжелое положение врача и больного не афишируется из сдержанности, то правила поведения того и другого, наоборот, четко разъясняются. Конечно, главной является деонтология врача, но существует также и деонтология больного.

Известность «Клятвы» связана с тем, что ее вторая часть включает основные обязанности врача перед больным и его окружением:

«Я буду использовать режим для пользы больных, следуя моему умению и разумению; но если это ведет к их гибели или несправедливости по отношению к ним, я клянусь этому воспрепятствовать. Я никому не дам смертельного снадобья, если меня об этом попросят, и не проявлю инициативу во внушении такой мысли. Также я не дам женщине абортивный пессарий. В чистоте и благочестии я проведу свою жизнь и буду заниматься своим искусством. Я не буду также оперировать больных каменной болезнью, но оставлю это специалистам по такого рода операциям. Во все дома, куда я должен войти, я войду для пользы больных, держась в стороне от всякой вольной или невольной несправедливости, от всякого развратного действия вообще и в частности от любовных отношений с женщинами или мужчинами, свободными или рабами. Все, что я увижу или услышу во время лечения или даже помимо него относительно жизни людей, если это не должно выноситься из дома, я никому не скажу, считая, что такие вещи являются секретными.

Итак, если я выполню эту клятву и не нарушу ее, пусть мне будет дано наслаждаться жизнью и моим искусством и навеки пользоваться уважением всех людей. Наоборот, если я ее нарушу и совершу клятвопреступление, пусть будет обратное».

Хотя «Клятва» произносилась только учениками, а не сыновьями учителя, очевидно, что медицинская этика, содержащаяся во второй части «Клятвы», распространялась на всех. Поэтому, даже лишенная своей первоначальной функции, она позже произносилась врачами вообще. В ее тексте, соединяющем возвышенность мысли и строгость формы, достигла своей вершины языческая мораль. Текст был также целиком использован христианами, которые заменили в нем языческих богов Иисусом Христом. В средневековой рукописи сохранилась христианская версия «Клятвы».

За исключением довольно странного запрещения оперировать при каменной болезни, все предписания, сформулированные в этом древнем медицинском кодексе, актуальны, если следовать не букве, а духу. Современное медицинское законодательство уходит своими корнями в «Клятву», когда речь идет о медицинской тайне или об уважении к жизни. Только современные законы об абортах противоречат одному из абсолютных запретов Гиппократовой этики.

Главные слова Гиппократовой этики — это «интерес больного». Все остальное из этого следует. Например, правило, которое запрещает давать смертельные снадобья. Запрещение дает понять, что в эпоху Гиппократа злоупотребления не были редкостью. Разумеется, отравления подлежали суду. Один богатый афинянин, которому поручили организовать хор юношей, был привлечен к суду, потому что один из хористов для улучшения голоса выпил лекарство, которое его погубило. И Платон в своем идеальном законодательстве (в «Законах») очень суров в отношении врача, давшего даже несмертельный яд: он подлежит смертной казни.

Эта суровость объясняется, по всей вероятности, безнаказанностью, которой пользовались не очень щепетильные врачи. За хорошее вознаграждение под видом лекарства они лично давали яд нежелательному больному, или вручали его третьему лицу, которое не имело наследственной привилегии «обладать каплей яда змей Горгоны». Они знали смертельные и несмертельные дозы и при случае могли помочь модулировать вид мести. Эти плохие врачи имели конкурентов в виде фармакополов, продавцов лекарств. Так как греческое слово pharmakon одновременно означало и лекарство, и яд, фармакополы во времена Гиппократа под видом первого могли продавать второе. С V века, как свидетельствует Аристофан, эти фармакополы насчитывали в своих рядах известных экспертов. По словам Теофраста, один из них — Фрасий из Мантинеи, открыл очень сильный яд на основе болиголова и мака, приносящий легкую и безболезненную смерть. А его ученик Алексий, добавляет Теофраст, был к тому же сведущ в медицине вообще. Это значит, что граница между медициной и фармакологией была размыта, как между ядом и лекарством. При отсутствии всякого законодательства о продаже лекарств во времена Гиппократа вовсю велась торговля более или менее токсичными препаратами в более или менее достойных целях. Именно этим объясняется абсолютное запрещение «Клятвой» давать яд больному или третьему лицу.

Сегодня мы можем оценить по достоинству моральные требования медицинского кодекса, который проповедует уважение к больному и, в более широком смысле, уважение к жизни. Запрещение давать женщинам лекарство, вызывающее аборт, тоже не разумелось само собой. Из слов Платона мы уже знаем, что повитухи умели вызывать выкидыш. Величие «Клятвы» Гиппократа состояло в категорическом отказе от абортов, которые повитухи не отказывались делать. И если вспомнить, что эти женщины, опять же по Платону, были еще и своднями, то контраст между обывательской моралью и этикой Гиппократа еще больше увеличивается. «Клятва» запрещала использовать профессию для совращения кого бы то ни было, даже рабов.