Бросая вызов - Юлий Медведев

Каков поворот! Производство и потребление — это скорее плохо, чем хорошо! Да ведь чтобы принять такую точку зрения, надо пересмотреть сами основы жизненной практики, психологии, наши желания и устремления. Например, наша первая, неистребимая, неотъемлемая потребность в разнообразии первой же будет обуздана, введена в строжайшие рамки.

Ну и жизнь ожидает потомков у пределов роста! Не жизнь, а бухучет. «В потреблении нет ничего заманчивого», — будут вдалбливать землянину с ясельного возраста. «Чем меньшим потреблением мы можем поддерживать данное состояние, тем лучше». Воцарится режим скаредного практицизма, воздержания и целесообразности. Быть сытым, но не есть; носить, но не изнашивать… Вместо шашлыка по-карски внутривенное вливание. Забудут, что значит путешествовать, иметь много знакомых и друзей. Значение семьи, наконец, возвысится, как о том мечтали и как к тому призывали певцы патриархальной старины. Развлечения? Как лекарственное средство, строго по предписанию. «В возмещение затрат нервной энергии на разговор с подчиненными выдать 1 (один) билет на оркестр народных инструментов». Система обмена старых телевизоров, часов, система проката уже сейчас практикуются, а тогда охватят весь ассортимент вещей индивидуального и общественного пользования. Взял, попользовался — передай другому или обменяй. Ничего «твоего» нет. Все во временном пользовании, как и ты сам временный на Земле.

Для американца главное преуспевать, и потому «Пределы роста» его озадачили. Крайне чувствительный к экономическим идеям, он заметно возбудился. Нет большего еретика, чем вчерашний верующий. Грянуло «отрезвление», отрекательство от того, чему поклонялись вчера. Впрочем, было движение в мыслях, не в делах, но шум поднялся порядочный. Из этой волны, как Афродита из пены, явился этически-экономический кумир Е. Ф. Шумахер со своей книгой «Малое прекрасно». Все надо пересмотреть! Вам нравится нынешняя высокорослая молодежь, а следовало бы об этом сожалеть. Если рост народонаселения широко обсуждается и найдены некоторые средства его планирования и контроля, то размерам человека не уделяется внимания. Между тем укрупнение человеческих тел вызывает осложнения того же характера, что и перенаселенность. Человек становится выше на пять процентов, значит, тяжелее на шестнадцать. На него пойдет значительно больше пищи, воды, кислорода, тканей, металла, бумаги и других жизненных ресурсов. В результате польза от предохранительных средств и тому подобного сведется к нулю. Между тем недавние исследования показали, что американцы продолжают расти. Средний американец 25–35 лет из-за своего роста весит на два кило восемьсот граммов больше, чем его предшественник-однолеток начала шестидесятых годов.

Укоренившееся предпочтение высоким мужчинам за их силу, внушительность, а также детское стремление вырасти, отождествляющее высокий рост с независимостью, надо перевоспитывать решительным образом.

В высоком росте мало хорошего. Исследование биографий американских президентов, известных бейсболистов, силачей, футболистов и прочих знаменитостей показало, что короткие живут дольше длинных на шесть — двадцать процентов. То же и среди других млекопитающих (обследованы лошади и собаки). Низкорослые едят меньше — может быть, поэтому. Диетолог Клив Маккей из Корнелльского университета проверил на крысах. Давал им необходимые витамины и прочее, но недокармливал. Подопытные были меньше и легче евших вдоволь и жили в полтора раза дольше.

Геронтологи подтвердили то же на примере долгожителей Кавказа: мало едят.

Увеличение тел чувствительно для экономики. Так, рост ступней американок за последнее время вызвал потребность в дополнительной коже. Прибавка ее на одно поколение женщин — это лента длиной 12 с лишним тысяч километров — расстояние от Майна до Калифорнии.

Западногерманская гражданская авиация ежегодно песет убытки в два миллиона долларов на том, что средний пассажир тяжелее, чем планировалось, и это влечет за собой перерасход горючего, лишние посадки на заправку, меньшее число перевозимых пассажиров. Из-за непредусмотренного удлинения ног приходится расширять пространства между креслами и тем самым сокращать вместимость авиасалонов. Американские специалисты по гражданскому строительству (Массачусетский технологический институт, 1967) указали, что укрупнение человека заметно повлияет на размеры домов, дорог, мостов, автостоянок. В Японии студенческие парты тесны для нового набора. В США старые кинотеатры неудобны для нынешней длинноногой публики и стоят перед необходимостью перестройки. Стоимость же переделки жилых домов, офисов, школ, во всех отношениях пригодных, кроме того, что стали малы, а также смены оборудования предвидится грандиозной.

Борцы за всеобщее обмельчание приводят следующую выкладку. Сравнивают два варианта будущей Америки с населением в пятьсот миллионов. Один из этих вариантов, экономически более разумный, в среднем ниже ростом, чем другой, менее разумный, на один фут (30,4 сантиметра). Подсчитали стоимость одежды, пищи, жилья, мебели, личных вещей, транспорта. Низкорослые дали общую годовую экономию в пятьсот миллиардов долларов. Крыть, как говорится, нечем.

Если к тому же учесть, что древние греки и римляне, создавшие высшие образцы культуры, были соответственно 164 и 167 сантиметров и что среди выдающихся людей Нового времени также высок процент низкорослых, то в пользу высокого роста останется только инерция вкусов времен «экономики запорожцев».

Все это завершается призывом поскорее выяснить причины увеличения размеров человека и начать их устранение.

Поправка на человека

Что поделаешь — «космическая экономика»! Требования разнообразия, видимо, окажутся нетерпимыми и недопустимыми, подобно тому, как в супружестве поддержание постоянства считается более желательным, нежели разнообразие, то есть поток распутства.

Академик Я. Б. Зельдович, имеющий дело с коллизиями астрономического масштаба, по поводу грядущего спасительного воздержания сказал мне следующее: «Надуманная опасность и надуманный выход из положения». Этот крепкий жизнелюбивый человек всем своим существом противится перспективе «умеренности и аккуратности». «Я не верю в ограничения такого рода. Если уж решили говорить о неприятностях, то пожалуйста: через шесть миллиардов лет Солнце превратится в красный гигант, и жизнь на Земле прекратится. До тех пор, надо надеяться, будут найдены средства против осложнений, вызываемых развитием… Есть понятие равнопрочности. Экипаж, который удовлетворит этому инженерному требованию, развалится целиком в некий день и час, отслужив свою службу на полную жизнь каждой из составляющих его деталей. Человек же умирает, скажем, от рака, не израсходовав запаса прочности большинства своих деталей, Обидно! Так вот, взяв курс на сворачивание производства и потребностей, как это советует концепция «пределов роста», цивилизация окажется в положении безвременно погибшей»…

Герберт Спенсер заканчивает свое рассуждение о «неподвижном состоянии» следующими словами: «Я не думаю, чтобы подобное уравновешивание могло допускать, как это предполагает Дж. Ст. Милль, дальнейшее умственное развитие и нравственный прогресс».

Не знаю, чем руководствовались в своих выводах тот и другой.

Нам же ситуация «шаг на месте» напоминает о муравьях и пчелах. Мы сущие младенцы по сравнению с ними. Они обрели «неподвижное состояние» около тридцати миллионов лет назад и пришли к нему через сложные социальные структуры, включая функциональные касты, оседлое поселение, контролируемое внутреннее пространство, враждебное отношение к другим сообществам, ограничение индивидуальной инициативы во всем, и в первую очередь — в производстве потомства, массовое самопожертвование во имя общества в целом… Некоторые зоологи считают, что пример пчел — будущее всех удачливых видов. Всем им непременно предстоит стабилизироваться.

Но не обязательно они должны идти к этому состоянию одними путями. Люди — не пчелы. Если их что и сближает, так это в одном случае осознанное, в другом — неосознанное стремление повышать максимально эффективность своего функционирования. Уже сейчас, преследуя эту цель, человек идет семимильными шагами по пути специализации. Наука открывает возможности, пока — принципиальные, возвести специализацию на следующий уровень…

Но хотя порой и кажется, что давление науки не имеет ничего себе противостоящего и что общество людей устроено неспособным бороться со своими собственными разрушительными технологическими возможностями, — это только кажется.

Феофан Фарнеевич Давитая отказывается признать теорию «пределов роста» даже вопреки… самому себе. Сам же он предлагает обратить внимание на такую закономерность. Если период формирования и развития земной коры, длящийся последние три с половиной миллиарда лет, принять за 100 процентов, то продолжительность археозоя и протерозоя составит 83 процента времени (2,9 миллиарда лет), палеозоя — 10 процентов (340 миллионов лет), мезозоя — 5 процентов (163 миллиона лет) и, наконец, кайнозоя — лишь 2 процента (67 миллионов лет). Нынешняя эпоха, согласно этому закону укорачивания, просуществует и вовсе считанные миллионы лет. Исходя из ситуации, которая налицо, мы, говорит грузинский ученый, готовим хорошими темпами наступление новой эры — эры анаэробных организмов. Нам кислорода может не хватить, а им он не нужен.