Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Кассандра Клэр

Он осекся, Гермиона во все глаза смотрела на него:

— Ты веришь мне … Ты, и правда веришь мне, да?

— Да, — честно ответил он. — Полностью.

— Слава Господу, — и она разразилась слезами. Он с тревогой следил за ней, но прежде, чем успел шевельнуться, она кинулась к нему на шею и уткнулась лицом в плечо. Ее сотрясали рыдания — он и представить не мог, что можно так рыдать, — этот потоп смыл остатки его спокойствия и уверенности. Он осторожно обнял ее, подозревая, что наверняка существуют Вещи-Которые-Необходимо-Делать-В-Таких-Случаях: успокоительно побормотать, погладить по голове, — однако у него не было опыта в успокаивании людей, тем более тех, кто был ему небезразличен. Так что он просто сидел и держал ее, словно от этого ее горе могло уйти.

— У меня ощущение, словно я дышать не могу, — наконец услышал он ее приглушенный шепот. Не понимаю, что со мной происходит.

Она все еще сидела в его объятиях, стиснув на спине его рубашку. Он ощущал мягкость ее прижавшегося тела, он почти ощущал соль ее слез на своих губах. И его тело тут же отреагировало на эту близость — в конце концов, ему было только семнадцать и некоторые вещи контролировать было просто невозможно. Он быстро отцепил ее руки от своей шеи:

— Ты бы прилегла, — предложил он, отстраняясь от нее, — ты измучена.

Она замотала головой, хватая его за рубашку:

— Нет. Нет, нет — не могу. Не смогу уснуть, невозможно…

Он вздохнул, мысленно прикидывая, что же делать. По некоторым причинам посадить ее к себе на колени было невозможно. Да и в свою собственную кровать она, похоже, тоже отправляться не хотела. Он слез с кровати и, присев на корточки, выдвинул нижний ящик и достал оттуда бутылку, этикетка на которой гласила, что это вино из Архенских виноградников разлито по бутылкам в 1867 году. Мельком взглянул на нее — она предполагалась стать свадебным подарком Сириусу и Нарциссе — и о цене его он предпочитал не вспоминать. Но это не помогало.

— Apierto, — негромко скомандовал он, и со слабым хлопком пробка вылетела из горлышка.

Драко передал бутылку Гермионе, она машинально взяла ее и, скользнув по ней отсутствующим взглядом, без раздумий поднесла ее к губам.

— Ух, — подскочил Драко, — ты полагала… черт, впрочем, ладно… — покорно закончил он, следя, как Гермиона сделала большой глоток, захлебнувшись и задохнувшись от неожиданности. Когда она подняла взгляд на Драко, у нее слезились глаза:

— Драко, это что еще такое?

Он осторожно взял бутылку у нее из рук и поставил на прикроватный столик.

— Это Архенское вино, — пояснил он. — Вообще-то надо было разбавить его водой… просто оно очень крепкое.

Она сморщилась:

— На вкус как средство для чистки плит, — заплетающимся языком произнесла она, что ни капли не удивило Драко: как правило, чайной ложки Архенского вина было вполне достаточно. А стакан сшибал с ног горного тролля. Ее глаза тут же начали слипаться.

— Драко, — пробормотала она, потянувшись к его руке, — ты не мог бы…

Он бережно взял протянутую руку — теплую, нежную, он старался держать ее как можно мягче. В подсознании крутилась мысль, что он не может предать Гарри, но в то же время ее боль ранила его. Он снова очутился между двумя людьми, которых любил, и не знал, как ему удержать равновесие и остаться беспристрастным.

— Не мог был ты… — ее язык заплетался все больше и больше, — найти его для меня?

Он знал что она имеет в виду Гарри.

— Ты хочешь, чтобы я попытался отыскать его? — переспросил он. — Чтобы проверил, все ли с ним в порядке?

— Да, — дрогнули ее губы, — все ли с ним в порядке… Я просто хочу это знать…

— Понятно, — ответил Драко, — я тоже.

Он закрыл глаза и усилием воли заставил себя сосредоточиться. Сейчас это было очень трудно, голова шла кругом. Он мысленно толкнул себя к Гарри, и разум его сквозь черное разделявшее их пространство понесся вперед, нащупывая знакомый образ и форму мыслей. Вот оно — неясное мерцание света во тьме.

…Гарри, ты меня слышишь?

После долгой тишины раздался слабый, едва различимый ответ.

…Слышу.

…Ты в порядке?

Длинная пауза.

…Нет. Я более, чем не в порядке, Малфой. Я вообще больше никогда в порядке не буду.

…Хочешь, я к тебе приду? — спросил Драко, понимая, что тогда ему придется оставить здесь Гермиону. И зная, что, если Гарри попросит его прийти, именно так он и поступит.

Ответ был немедленным:

…Нет. Я в кабинете Люпина. Они меня сюда привели. Похоже, у меня проблемы. Хотя наплевать.

…Гарри…

…Они возвращаются. Все в порядке, Малфой. Ты мне ничем помочь не можешь. Никто не может.

И разум Гарри закрылся, словно захлопнулась дверь, отбросив Драко обратно в его тело. Он зажмурился и заморгал, вынырнув из темноты на свет. Он чувствовал боль — не материальную боль, признаться, он вообще не был уверен, что это была именно его боль. Боль Гарри — но ведь они с Гарри были почти что одним целым. Впервые в жизни он подумал, что, будь у него возможность забрать и стерпеть чью-то боль, он бы так и поступил.

— Гермиона… — начал он полушепотом и осекся.

Подсунув руку под щеку, она спала, свернувшись в подушках. Длинные черные ресницы казались чернильной штриховкой на бледных щеках, грудь вздымалась и опадала в мерном дыхании. Он попробовал подняться — но понял, что не сможет: ее откинутая рука намертво вцепилась в его рукав, и он не сумел бы вырваться, не разбудив ее. Вздохнул, он придвинулся поближе и уголком одеяла прикрыл ей плечи. Потом лег рядышком на кровать и уставился в темноту.

В комнате старост царил безбожный холод. Он смертельно замерз. Рон был уверен, что пальцы у него посинели и, опустив глаза, с немалым удивлением убедился, что они обычного цвета. В это было невозможно поверить. Дойди он до врачей или колдомедиков, они бы сказали ему, что от шока температура тела понижается, но он не мог, да и не пошел бы в любом случае. Он никого не хотел видеть. Он хотел навечно остаться здесь. Он хотел умереть.

Снова и снова он прокручивал в голове сцену в гостиной. Что он сказал. Что сказал Гарри. Взгляд на лицо Гарри. Он знал, что будет плохо, но не так же плохо…

Гермиона неоднократно говорила ему — здесь, в этой комнате, что она совершенно уверена, что Гарри ее больше не любит, что подозревает, что и сама его больше не любит. И он ей поверил. А с чего бы ему ей не верить? Она раньше никогда его не обманывала.

Судя по всему, в этом отношении он заблуждался.

Ему стало дурно, когда он вспомнил ее слова, сказанные в гостиной. «Я не люблю тебя. Я не люблю тебя, и, более того, я не понимаю, о чём вы тут говорите». Значит, она лгала. Значит, она не хотела ничего говорить Гарри — ни в Новый год, ни вообще — никогда. Оглядываясь назад, он теперь мог сказать, что она постоянно откладывала и откладывала этот срок. Каким же слепым он был.