Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был пряник. Войско Сибагропрома явно было довольно. Но там, где был секс, сразу же появлялась водка, наркотики и начинались разборки между своими. Поэтому Бесфамильный, прибывший сюда недавно и временно отстранивший их начальника, садиста по кличке Череп, этот передвижной бордель пресек. Он мог быть не офицером, а просто самозванцем, но он навел среди армии вторжения мало-мальский порядок. Пряник в виде возможности грабить и насиловать у нее отобрали, взамен применив кнут — и настоящий, пастуший, и фигуральный - угрозу децимации.
«Вы теперь солдаты, а не говно. Все получите после победы, а пока будете как монахи, — говорил он орде со своего командирского танка, после чего показательно расстрелял пятерых самых отпетых из башенного пулемета». А женщин с теми детьми, кто еще был жив, выгнали в лес на поживу волкам. Сам Бесфамильный после этого уехал – видимо, с инспекцией в другие части и подразделения.
Крупный бизнесмен Мазаев, о котором Богданов много рассказывал после своего вояжа, был рачительным хозяином, и первый удар должна была нанести именно орава, набранная не из его крестьян, а из бродяг северной части Алтайского Края. В награду им обещали еду, теплые жилища, женщин, но они явно были расходным материалом. Не все тут были потерявшими человеческий облик существами. Кого-то просто гнала нужда. Один из «языков» выглядел как нормальный мужик, божился, что у него есть семья под Барнаулом, которой он обещал вернуться с едой. Но не меньше половины из этой компании знали вкус человеческого мяса.
Имея при себе действующего представителя власти, Сибагропром получил доступ к горам оружия, пусть и устаревшего. Поэтому легко мог вооружить хоть все население региона. В этой войне количественный перевес был не стороне Подгорного. Поэтому и тот не мог себе позволить миндальничать.
Еще через четыре часа перехода ополченцы были у Гусево. Они шли в глубине опушки уже начавшей дичать березовой рощи, в километре от шоссе, приближаясь к деревне с юга. Кровососущие насекомые досаждали им в самом начале пути, уже на второй день всем бойцам раздали тюбики репеллента. Теперь их скорее могли бы учуять, но, похоже, командир решил, что если его подчиненные будут махать руками и чесаться — это много хуже. И все равно звон комариных стай стоял у них в ушах, как только они спустились с гор в более влажную часть региона. А ведь кроме комаров были еще и энцефалитные клещи, активность которых из-за сбившегося климатического календаря трудно было предсказать. Эти уже просто опасны для жизни.
К населенному пункту подходили с тыльной стороны, с задворков. Не только этого поселка, но и всей страны, подумал Александр, глядя на покосившиеся заборы, сгнившие явно до Зимы. При этом дома у автодороги, делившей поселок надвое, были вполне приличными, обшитыми пластиком, некоторые даже с покосившимися спутниковыми антеннами, которые никто не удосужился снять.
Овраги, промытые разлившейся речкой, канавы-ливнеотводы, которые вырыли вдоль шоссе дорожные рабочие алтайцев.
Самих строителей уже не был в живых. Разведка прошла здесь недавно, трупы убитых врагов лежали там, где застала их смерть. Люди в синих спецовках улеглись спать там, где утром они должны были досыпать гравием разбитую дорогу. Здесь прошло много колесной техники, и все указывало на то, что в ближайшие дни должно пройти еще больше. Условно комбатанты — их автоматы лежали рядом на земле на расстеленном брезенте рядом с лопатами.
Собирать разбросанное оружие не было времени. Скоро в поселке поднимется тревога.
Данилов понимал, что, даже если местных жителей в деревне нет, в самой орде имеется много безоружных «хиви»: шоферы, повара, прочая обслуга. И всех их надо тоже убивать, тут не до рыцарства. Потому что все они работают на свою победу и их поражение.
Урчал дизельный генератор, а может, и несколько. В двух-трех домах горел свет. Горел он и на нескольких столбах по периметру огороженного участка, где раньше было небольшое фермерское хозяйство, и на самих зданиях фермы. Далеко на востоке, где уже проступало пятно будущего рассвета, виднелось гораздо больше огней. Там второй батальон должен был атаковать аэродром и хранилище ГСМ в соседней деревеньке с татарским названием Манай.
Они приближались к цели. Еще в деревне была большая пилорама, магазин и одноэтажное здание, совмещавшее раньше функции почты и сельсовета. Именно в последнем находился штаб.
— Растекаемся, — Ключарев поднял руку. — Двум смертям не бывать, одной не миновать.
Он очень любил фразеологизмы с корнями «мор» и «мер». По его одежде без всяких знаков различий нельзя было определить в нем командующего.
Александр понял, что до боестолкновения остаются считанные секунды и его охватило странное чувство. Дегуманизация. Сколько сил тратили «геббельсы», чтоб доказать, что враг ниже человека, и поэтому его надо убить. Богданов тоже про это рассказывал. Но с Сашей творилось обратное. Он вдруг почувствовал, что он сам не человек, а один из вооруженных приматов в одной из двух стай. Прошлое не существовало. Был только этот день, когда он должен был выполнить свой долг или погибнуть. Или и то, и другое.
Боец-разведчик, в лохматом маскировочном костюме похожий на лешего, в котором Александр с трудом узнал Мельниченко, приятеля Антона Караваева, провел их отделение черед минное заграждение, протянувшееся как раз в том месте, где они собирались идти. Мельниченко выглядел подтянутым и куда более жилистым, чем раньше. Он махнул им рукой, показывая, когда путь стал безопасен, и исчез.
А дальше началась работа. Не подвиг, а именно труд, такой же грубый, как работа на скотобойне.
Было уже достаточно светло, чтоб разглядеть ближайшие дома. Где-то запела
